Их провожали несколько пар любопытных глаз, но Доминик не замечала чужих взглядов. Потрясающая и страшная новость заставила ее на время забыть обо всем, даже о своих отношениях с Маркусом.

Они вышли в коридор, и Доминик почувствовала, что едва держится на ногах — сказывались последствия шока. Маркус приобнял ее за талию, не давая упасть.

— Вы удивлены? — спросила она.

— Я потрясен тем, что в нашей тихой, миролюбивой стране свершилось подобное злодеяние. Однако, признаюсь откровенно, в глубине души я ожидал чего-то подобного.

— Я тоже цеплялась за мысль, что отца не было в машине, — призналась Доминик. — Не могла поверить, что он мертв. Но услышать из уст Николаса, что, по мнению полиции, отца могли похитить, — о, Маркус, как это ужасно! Как вы думаете, это правда? Неужели кто-то держит его в плену?

Оглянувшись кругом, Маркус ответил вполголоса:

— Увы, очень на то похоже. Особенно если вспомнить, что тело так и не нашли. — Доминик вздрогнула, и Маркус обратил на нее заботливый взгляд. — Доминик, я беспокоюсь о вас. Для вас это слишком сильное потрясение.

— Что же делать, Маркус? Пока полиция не найдет отца, я могу лишь молиться, чтобы он остался жив и невредим. Но вам незачем обо мне беспокоиться, я здорова и сильна.

— Вы уже были у королевского врача? — поинтересовался он.

Доминик кивнула. Два дня назад она посетила доктора Уолкотта, лечащего королевскую семью и придворных. Старик служил семье Стэнбери много лет, а саму принцессу знал с рождения, и она могла только догадываться, как огорчила его своей беременностью. Однако доктор не сказал ей ни слова упрека, напротив, ободрил и посоветовал беречь себя.

— Доктор сказал, что физически со мной и с ребенком все в порядке. Однако его беспокоит мое эмоциональное состояние. Он понимает, в каком трудном положении я оказалась.

— Вы не рассказывали ему об отце ребенка?

Гладкий лоб Доминик перерезала морщинка.

— О Брайсе? С чего бы?

— Вот и хорошо. Пусть все думают, что отец я. Даже доктор Уолкотт.

Он по-прежнему ждет, что я выйду за него замуж! — с ужасом подумала Доминик. И готов признать ребенка своим, даже если это погубит его карьеру. Доминик не понимала, почему ради нее он готов на такую жертву. Или же дело не в ней, а в верности пропавшему королю?

Пройдя по коридорам, Маркус и Доминик остановились у дверей ее покоев.

— Не хотите ли выпить кофе? — поинтересовалась она. — Или вам нужно вернуться в гостиную?

— Николас пока обойдется без меня, — заверил он. — Мы с ним уже проработали, что говорить и о чем молчать в заявлении для прессы. И потом, — прибавил он, входя следом за ней в холл, — я хотел поговорить с вами наедине.

Опять?! — со страхом подумала Доминик. Прошлый «разговор наедине» окончился брачным предложением. Что же он скажет на этот раз? Может быть: «Я вас люблю»?

Но тут же Доминик одернула себя. Никогда Маркус Кент не скажет этих слов — ни ей, ни какой-либо другой женщине. И ей, если она хочет сохранить здравый рассудок и власть над собой, лучше отказаться от ребяческих фантазий.

— Присаживайтесь, пожалуйста, а я сварю кофе, — пригласила Маркуса Доминик, когда оба вошли в покои принцессы.

— Я подожду на балконе, — ответил он. — После сцены в гостиной мне нужно глотнуть свежего воздуха.

Кофеварка новейшей модели знала свое дело, и всего через несколько минут Доминик появилась на балконе, неся в руках поднос с дымящимся черным кофе и тонко нарезанными ломтиками пирожного.

День был теплый и ясный, но Доминик заметила, что на горизонте клубятся грозовые облака. Скоро над морем запляшут молнии, и улицы Старого Стэнбери омоет бурный весенний ливень.

Маркус стоял, облокотившись о балюстраду, и смотрел на раскинувшийся внизу город. Услышав шаги, он обернулся и поторопился взять из рук Доминик поднос.

— Вы нарушаете правила! — упрекнул он ее. — Настоящая принцесса должна сидеть сложа руки и ждать, пока за нее все сделают другие.

Доминик рассмеялась, чувствуя, как напряжение, охватившее ее в гостиной, уходит и сменяется блаженным облегчением.

— Маркус, сейчас же не Средние века! И потом, не забывайте, последние четыре года я прожила вовсе не по-королевски. Я очень много делала и для себя, и для других. Меня не назовешь безрукой лентяйкой!

Он поставил поднос на круглый стеклянный столик и помог Доминик сесть на складной металлический стул, а сам занял место напротив. Доминик пододвинула к нему дымящуюся кружку и блюдце с ломтиками пирожного.

— Я никогда не считал вас лентяйкой или неумехой, — ответил Маркус, а затем спросил, словно его посетила новая мысль: — Что же теперь будет с вашими планами по организации школьного центра?

Доминик вздохнула и, осторожно отпив горячего кофе, ответила:

— Надеюсь, рано или поздно я осуществлю свою мечту. Я уже говорила, мне нравится помогать людям. Особенно детям. Но, конечно, все зависит от того, как мои родные воспримут известие о ребенке. Если разразится гроза, возможно, мне придется уехать и самой зарабатывать себе на жизнь.

Золотистые глаза Маркуса потемнели.

— Доминик, даже думать об этом не смейте! — потребовал он. — Об этом и речи быть не может!

— Я пока еще не жена вам! — вспыхнула Доминик. — Если вы и Лизой так командовали, неудивительно, что она от вас ушла!

Маркус невольно улыбнулся, заметив, как гордо вздернут ее подбородок, каким огнем горят зеленые глаза. Никогда еще ни одна женщина не решалась так откровенно ему дерзить! А ведь четыре года назад Доминик была робким, застенчивым подростком, слово боялась сказать... Интересно, что еще в ней переменилось?

— Я никогда не командовал своей бывшей женой и не думаю, что вам стоит судить о вещах, о которых вы ничего не знаете, — резко ответил он.

Доминик, ничуть не испуганная, приподняла тонкие брови:

— Если так, зачем же вы командуете мной?

Этот вопрос застал его врасплох: Маркус изумленно уставился на Доминик — и тут же едва не расхохотался, сообразив, что ни королям, ни министрам, ни президентам еще не удавалось поставить его в тупик. На что еще способна эта шаровая молния в женском обличье, что с таким невинным видом сидит напротив него?

— Хорошо, Доминик, — смягчившись, заговорил он. — Если мои слова прозвучали грубо, прошу прощения. Я лишь хотел сказать, что позволю вам покинуть дом только в одном случае: если вы согласитесь переехать ко мне и стать моей женой.

Сердце ее изнывало от боли и смятения, но она все же сумела улыбнуться:

— А сейчас вы не командуете?

Испустив тяжелый вздох, он пододвинул свой стул к ней вплотную. Теперь их разделяло лишь несколько дюймов.

— Нет, не командую — всего лишь стараюсь быть реалистичным. Доминик, я желаю вам добра. Вам и ребенку нужна крыша над головой, нужна защита, нужно честное имя. Мое имя.

Итак, он в самом деле готов пожертвовать собой ради нее. Но сердце подсказывало ей, что этого недостаточно. Она привыкла думать, что брак — это серьезно. Что это на всю жизнь. Выйти за человека, который тебя не любит, — все равно что предать свои мечты.

— Маркус, женщина выходит замуж не только ради имени мужа. Ей нужна страсть и...

— И?

Любовь. В последний момент ей удалось проглотить это слово. Как унизительно знать, что один мужчина сделал ей ребенка, не любя, а другой, не любя, хочет сделать своей женой! Она терпит муку двойного унижения.

Глубоко вздохнув, Доминик закончила:

— Я прекрасно понимаю, что мы поженимся — если вообще поженимся — по расчету.

Несколько секунд он непонимающе смотрел на нее, затем его глаза заблестели каким-то особым блеском.

— Так вот что вас беспокоит? — пробормотал он. — Вот почему вы никак не решаетесь дать ответ?

Красная от смущения, она отвернулась и уставилась на приближающиеся тучи.

— Женщине важно знать, что она нужна мужу. По крайней мере мне это важно.