Литмир - Электронная Библиотека

— Да, любила. Но на самом деле я ей не нравилась. Это большая разница. Примерно так же я отношусь к собственным детям. Любовь и одобрение не всегда идут рука об руку, хотя все думают, что это так. Фелисити скрепя сердце взяла серьги, но радости не ощутила. Ей казалось, что Саманта не слишком нравится и самой себе. Но тут она ничего не могла поделать. Каждый рождается тем, кто он есть. Таинственная жизненная сила прорывается наружу и принимает ту или иную форму. Но ее внутреннюю сущность не может изменить ничто на свете. Эта мысль угнетала ее.

Тони выбрал старинное бритвенное зеркальце в рамке из красного дерева и такой же маленький поднос с чашечкой «Ройял Далтон» и помазком.

— Надеюсь, он не станет им пользоваться, — сказала Айрин Фелисити. — Эти старые барсучьи помазки ужасно воняют. — А затем, когда Саманта предложила что-нибудь взять и ей, накинулась на то, о чем мечтала со времени знакомства с Венецией: ящик для рукоделия на длинных веретенообразных ножках, со стегаными гнездами для ткани, иголок, ножниц и прочего.

— Мама! — Фелисити была шокирована. Она видела такие ящики на аукционах и знала, что они стоят тысячу фунтов, а то и больше. — Это слишком ценная вещь!

— Саманта сказала: берите что хотите, — упрямо ответила Айрин.

— Венеция была бы рада, если бы знала, что ящик попадет к вам, — сказала Саманта. Потом она подошла к Лерою и попросила его тоже взять что-нибудь на память. Счастливый Лерой унес с собой патефон и пачку пластинок на семьдесят восемь оборотов.

— А что будет с домиком? — спросил Филип, когда они наконец уехали, положив сокровища Венеции на заднее сиденье, между девочками и Айрин. С ящиком для рукоделия возникли сложности, и в конце концов Фелисити поставила его к себе на колени.

— Думаю, твоя мать продаст его, — со вздохом ответил Тони.

— Да, и на эти деньги купит нам билеты в Америку, — подхватила Хилари.

— Не слишком рассчитывай на это, — сказал ей Тони.

— Но она обещала! — заупрямилась девочка. — Она сама сказала: «Когда я получу деньги Венеции, вы сможете прилететь ко мне в Америку. Мы увидимся на Рождество».

— Гм! — только и ответил Тони.

Фелисити снова невольно подумала о деньгах и о том, как было бы хорошо, если бы Венеция оставила детям хотя бы часть наследства. Тогда Фелисити не пришлось бы ломать себе голову, как совместить работу с заботой об унаследованном ею семействе и возможном будущем ребенке. Ей уже сейчас было трудно платить Трейси, а если придется нанять няню. Нет, она будет вынуждена работать на дому. Фелисити выпрямилась, насколько позволял стоявший на коленях ящик, и запретила себе даже думать об этом. Она не уверена, что беременна. У страха глаза велики.

— Эти деньги нам очень пригодились бы, — пробормотал Тони себе под нос, вторя ее мыслям. Внезапно муж повернулся к ней и блеснул зубами. — Ладно… Нам поможет прибавка, которую месяц назад дал тебе старый Оливер Дикенс. А если возникнут непредвиденные расходы, я всегда смогу получить пару дополнительных дежурств в больнице. — Значит, у нас туго с деньгами? — спросил Филип, наклонившись вперед.

— Нет, — сказал Тони.

— Да, — одновременно ответила Фелисити. Пусть дети знают, что деньги с неба не падают, а зарабатываются в поте лица.

Айрин, не любившая публичного обсуждения финансовых вопросов, резко сказала:

— Филип, сядь, пристегнись как следует и не слушай чужие разговоры. Это невежливо.

— Ба, но ты только это и делаешь, — вставила Аннабел.

— Потому что я старше. — Странная логика матери заставила Фелисити улыбнуться. — А вы там сидите тихо, если не хотите вывалиться наружу.

— Не понимаю, — шепнул Питер Филипу. — Почему детям слушать чужие разговоры нельзя, а взрослым можно? — Он увидел, что глаза Айрин блеснули, и умолк.

Но Филип молчать не собирался.

— Вот что я тебе скажу, — громко провозгласил он. — Мне все равно, туго нам или нет. Мы свой альбом с марками не продадим!

— Никто и не собирается вас просить об этом, — резко ответила Фелисити. Почему Тони так неосторожен? Зачем он заговорил о деньгах?

Тони припарковался в нескольких метрах от дома Айрин.

— Зайдете на чашку чая? — спросила она, с трудом выбираясь наружу. — И вы, дети, тоже. Понесете мой ящик.

— Да! — Мальчики вскочили с мест и понеслись к дому, прежде чем Тони и Фелисити успели открыть рот. Они любили маленький домик, забитый старинными вещами, и обожали «чердак древностей», куда устремлялись сразу же, как только приезжали в гости.

— Только ничего не трогать! — крикнула вслед Айрин, когда они затопали по ступенькам.

— Ладно! — хором ответили близнецы.

— Тронут. Они всегда это делают, — сказала Хилари.

— Конечно, тронут. Они же мальчишки. — Айрин подняла с коврика вечернюю газету и прошла на кухню. — Мальчишки лазают всюду, но когда превращаются в мужчин, обо всем забывают, становятся однодумами и лежебоками.

— Вы не любите мужчин? — с любопытством спросила Хилари.

— Конечно, люблю, милая. — Она бросила газету на буфет. — Но в малых дозах.

— А как же ваш муж? Тот, который умер. Это была малая доза?

Айрин улыбнулась Хилари и слегка задумалась, наливая чайник.

— Да, — наконец решительно подтвердила она. — Достаточно малая.

— А разве ты не рада, что я у тебя единственная внучка? — спросила Аннабел, не слишком довольная приятельскими отношениями, возникавшими между Хилари и Айрин. До смерти Венеции девочка делила семью на две части. У Хилари и мальчиков была Венеция, а у нее — Айрин. Но сейчас все выглядит так, словно Хилари покушается на ее собственность.

Айрин улыбнулась и ответила:

— Принеси-ка праздничный сервиз. Тот, который с розами. — Она смотрела вслед Аннабел, которая была такой же высокой и худенькой, как Хилари, но почему-то казалась более плотной. Как она похожа на мать, с любовью подумала Айрин. И обе одинаково взволнованы. Она подумала, что знает причину тревоги Аннабел. Ревность, простая и незамысловатая, так что особенно беспокоиться не о чем. Вот Фелисити — другое дело. Чем она так озабочена?

— Ба, ты мне не ответила, — мрачно напомнила Аннабел, ставя сервиз на поднос.

— Нет, — ответила Айрин. Она пыталась что-то придумать, но в конце концов решила, что лучшая политика — это честность. — Потому что ты и сама знаешь ответ. Теперь ты не только моя. Раз уж ты вошла в семью Тони, у меня тоже появилось право стать ее небольшой частью.

— Но ты моя бабушка, а не их.

— Мы ее не украдем, — сказала Хилари. — Просто хотим, чтобы ты немножко поделилась с нами.

— Очень разумно, юная леди. — Похвала заставила Хилари вспыхнуть от гордости, а Аннабел — помрачнеть еще сильнее. Айрин кивнула внучке. — Иди сюда. — Аннабел поставила поднос на стол и подошла к бабушке. — Аннабел, — мягко сказала Айрин, — запомни и никогда не забывай: у любви и привязанности предела нет. Это единственная вещь в мире, которая никогда не кончается. Ее можно растягивать сколько угодно, а останется столько же.

— Едва ли так думают все, — засомневалась Аннабел.

Хилари согласилась с ней.

— Может быть, вы умеете растягивать свою любовь, но остальные нет, — сказала она. — Взять хоть мою мать. Как только появился Пирс, ее любви на нас не хватило.

Проблема была серьезная. Айрин немного помолчала, а потом ответила:

— Может быть, некоторые люди просто не умеют выражать свою любовь. Так же, как некоторые не могут пользоваться своим телом. Тут уж ничего не поделаешь. Я не думаю, что мать вас не любит. Любит, но немного по-своему. — Она сомневалась, что Тони одобрит ее слова о том, что его бывшая жена и мать его детей эмоционально неполноценна, но не могла придумать ничего менее болезненного. Она надеялась, что этого объяснения будет достаточно. Хилари посмотрела на нее скептически, но спорить не стала.

Тут Аннабел рассмеялась и обвила руками шею бабушки.

— Бабуля, ты прелесть! — заявила она. Ну, вот и все.

— Я знаю, — чуть самодовольно ответила Айрин. — А сейчас, если ты перестанешь меня душить, я пойду заваривать чай. Хилари, будь добра, достань из коробки фруктовый торт. Да, он в буфете. Дверца под газетой. Думаю, в желудках Филипа и Питера осталось место для еще одного кусочка.

56
{"b":"158347","o":1}