1 сентября, четверг

— Прошу тебя, перестань глазеть на мою грудь! — с мольбой в голосе обратилась я к приятелю Кэти, когда тот в танце вывернулся передо мной.

— И не думаю глазеть, — отрезал тот, не сводя взора с моих грудей.

— Нет, глазеешь!

И тут же прочертила в воздухе траекторию его взгляда — от его глаз до собственных сосков. Парень тут же отвел взор.

— Вот, можешь убедиться — не глазею, — стал оправдываться он, снова беззастенчиво созерцая мои полушария.

Я стояла, глядя на него в упор. Потом ткнула пальцем себе в грудь и осведомилась:

— Я, по-твоему, незрячая? Ты глаз не отрываешь от них все время, пока мы с тобой разговариваем. — И сокрушенно покачала головой.

— Но ведь… они… это… Не могу не смотреть на них, и все! — вдруг выпалил он.

Я невольно опустила взор на мой не слишком откровенный вырез не слишком откровенного покроя блузы, потом посмотрела на парня, тщетно старавшегося выдержать мой осуждающий взгляд. Единственное, что он смог, так это на мгновение поднять глаза, а потом снова начал созерцать груди. Дружок Кэти взглянул на меня и растерянно пожал плечами. Ясно, этому человеку явно нужна помощь.

Последние полчаса он отчаянно пытался меня разговорить. Именно пытался, поскольку подобными навыками он явно не обладал. Будучи не в состоянии отвести взгляд от моих грудей, он не мог вести связную беседу, то и дело переспрашивал меня и просил повторить фразу. Я понимала, что, будь на моем месте женщина попроще, она, в лучшем случае, потеряла бы к нему всякий интерес, а скорее всего, просто наградила бы затрещиной. И я решила придти к нему на помощь.

— Послушай, скажи еще раз, как тебя зовут? — спросила я.

— Грегори, — ответил бедняга, попросив меня выделять последние согласные. О такой ерунде печется, а на элементарные нормы общения с женщиной ему наплевать.

— Хорошо, Грегори, — ответила я, четко выговаривая все согласные и орудуя языком и губами ничуть не хуже, чем во время какого-нибудь ответственного минета. — Вот я о чем: с этого момента ты больше не глядишь на них. Уразумел?

Скривившись, Грегори снова вперил взор в мои груди.

— Ты должен смотреть мне прямо в глаза. Уж попытайся, сделай одолжение, — умоляюще произнесла я.

Грегори уставился на меня, но три секунды спустя снова изучал взором мои груди.

— Нет! — рявкнула я. — Ты все-таки попробуй, ты ведь не хочешь даже попытаться…

Приятель Кэти пожал плечами и снова принялся таращиться на меня.

— Грегори, твою мать, ты что же, на самом деле считаешь, что таким способом завоюешь сердце женщины?! Это что, твоя излюбленная и апробированная техника?

Грегори пробормотал в ответ что-то нечленораздельное. Я наблюдала, как он все ниже и ниже опускает взгляд, и убедилась, что все мои усилия изначально обречены на провал.

— Ладно, хорошо, хватит. Попробуем сменить тактику. Я хочу, чтобы ты смотрел на мою грудь.

Грегори взметнул брови.

— Серьезно? А может, не надо, а?

— Я вполне серьезно прошу тебя поглазеть на мои груди. Уставься на них, пожалуйста.

И глазами показала, куда Грегори должен смотреть.

Он, не в силах и слова вымолвить, смотрел на меня.

— Ну что же ты, Грегори? Давай, действуй. Приглядись, мне очень этого хочется.

Я перешла на вкрадчивый тон искушенной соблазнительницы.

— Ты правда так хочешь? — робко спросил он и даже зарделся румянцем.

— Да, да, очень. Так что приступай. Всматривайся!

И даже сейчас, как мне показалось, парень не мог поверить, что я не шучу. Взгляд его беспокойно метался — то мне в глаза посмотрит, то снова созерцает грудь.

— Не стесняйся, Грегори. Сейчас я тебе их покажу, а то, может, тебе их и не видно. Давай договоримся: следующие полминуты — ровно тридцать секунд — ты смотришь только туда. Понятно?

Дружок Кэти медленно кивнул.

— А теперь давай, гляди.

С этими словами я приложила руки к грудям и, натянув ткань блузы, легонько сжала их.

Неудивительно, что после этого он все же опустил взор и неотрывно стал смотреть на мои руки.

— Вот так, хорошо, — подбодрила его я. — Гляди, гляди. У меня ведь есть на что посмотреть, правда? Смотри и запоминай, ты должен запомнить каждую линию, каждый изгиб. — Убрав руки, я посмотрела на часы. — Еще пятнадцать секунд.

И он смотрел. Со смесью благоговейного страха и волнения. И тут я увидела, как рот его растягивается в улыбке.

— Пять секунд.

Закусив губу, Грегори во все глаза рассматривал мой бюст.

— Все.

— Верно. Ну и как? Насмотрелся?

Грегори кивнул.

— И в состоянии вспомнить их? Каждую деталь?

Он ухмыльнулся.

— Ладно, хорошо. А теперь слушай меня внимательно: если ты заговоришь с женщиной, с любой, ты должен не разглядывать ее бюст, а смотреть ей прямо в глаза, вот так, как мне сейчас. Тебе все понятно?

Грегори снова кивнул. Его глаза были на одном уровне с моими.

— Есть только два исключения из этого правила. Первое: ты можешь смотреть туда, но только не во время разговора на отвлеченные темы. Только если она отведет взгляд. Уловил?

Грегори энергично закивал.

— Ты не имеешь права даже мелькомглянуть на ее бюст, если вы беседуете. И не пытайся делать это украдкой — не выйдет. Женщина всегда знает, если внимание мужчин сосредоточено на ее грудях. Если она его за этим застукает, считай все, ты для нее мудак, каких свет не видывал. Ты следишь за моей мыслью?

— Слежу, — отозвался Грегори. — Как я понял, рассматривать бюст можно только в том случае, если женщина глядит в сторону, верно?

— Именно. Посмотри — все должно выглядеть вот так.

Я повернулась и стала оглядывать площадку для танцев.

— Теперь сколько угодно глазей на мои шарики — до тех пор пока я не поверну голову. Как только я ее поверну, тут же смотри прямо в глаза.

И я повернулась к Грегори. Тот вперил взор мне в глаза.

— Ты, оказывается, способный ученик. Но тебе следует еще практиковаться. Главное — верить, и все получится.

Грегори с восторгом смотрел на меня.

— Невероятно! То есть, я могу рассматривать ее груди, но только если она смотрит в сторону и не видит меня. Черт возьми, а это совсем неплохо, ты как думаешь?

— Я думаю примерно так же.

— Ну а второе исключение? — радостно осведомился мой собеседник.

— Ах, да, чуть не забыла. Это совсем просто. Если ты сидишь с ней в темном уголке, вы целуетесь, а рука ее покоится у тебя между ног, вот тогда тебе уже никто и ничто не мешает вволю насмотреться на нее. Причем не только насмотреться, — многозначительно добавила я.

Грегори расхохотался.

— Занятная ты женщина. И откуда ты только обо всем знаешь?

Я уже собралась было выложить ему все о ходе экспериментов, поставленных мною в нынешнем году на многих из тех, с кем мне довелось трахаться. Потом решила, что не стоит: просто в этом никакого смысла, плюс Грегори явно не из тех, кого я без раздумий включила бы в свой список потенциальных секс-приятелей.

— Скажем так, у меня есть друзья среди мужчин, и я делаю все, чтобы они имели возможность заняться сексом, хотя многие из них просто никакие, если дело доходит до общения с нормальными женщинами. — И тут же поспешно добавила: — Но у тебя, если не станешь таращиться на бюст женщины во время разговора с ней, все будет отлично.

— Тебе стоит всерьез заняться этим, — сказал Грегори. — Знаешь, мужчины заплатили бы тебе сколько угодно за разъяснения, как снять девчонку.

Я рассмеялась. Какая злая ирония! Я сижу без гроша за душой, а снимать новые фильмы в последнее время что-то никто особенно не рвется — черт возьми, а может, этот Грегори и прав?

4 сентября, воскресенье

Для девушки существует сколько угодно интересных вещей. Разумеется, я не имею в виду секс. Тем более что лично для меня его сколько угодно быть не может. В особенности сейчас, когда я живу, как монахиня. Нет, я имею в виду презервативы. У меня их столько, что и не перечесть, — будто я задумала открыть у себя в спальне небольшую аптеку. Презервативы здесь повсюду. И все это не потому, что: