Поначалу я шарахалась от каждого мужчины, который чем-то смахивал на Юру. Даже получила по лбу тяжелой дверью, когда пыталась убежать от человека, который показался похожим на бывшего мужа: мелькнуло знакомое лицо, я охнула, рванула, не глядя, в сторону, и – бабах! – здравствуй, метрополитен. Мне даже в голову не пришло, что Юра уже лет двадцать не пользовался подземкой. Но отчего я бежала? Наверное, от информации, которая могла меня как-то задеть. Хорошо у него идут дела или плохо – это все равно царапнуло бы меня.

И стишки некстати вспомнила, которые еще на первом курсе знала наизусть.

Но лирика эта, наверное, лишь для первокурсников и годилась. Когда у тебя груз воспоминаний весом в полтора десятка лет, очень трудно сделать вид, что ничего страшного не случилось. Сначала я подолгу стояла вечерами у окна и мучительно вглядывалась в машины, въезжавшие на автостоянку перед домом. Мне казалось, что угар вот-вот пройдет, и Юра вернется. Ведь он так любил меня когда-то, так красиво ухаживал…

В журнале быстро узнали о моем разводе. Расспрашивать не расспрашивали, но я то и дело натыкалась на сочувствующие взгляды. К тому же Юра вдруг полностью поменял стиль жизни. Его имя стало мелькать в светской хронике, а фотографии с молодой женой появились на страницах газет и глянцевых журналов, но первым делом – в Интернете.

Уже через неделю или две после ухода мужа я обнаружила на своем столе в редакции кем-то заботливо подложенную газетенку с огромной фотографией на первой полосе. Тогда я впервые увидела Лизоньку. Спазм стиснул горло. Я закашлялась и, скомкав газету, швырнула ее в корзину для мусора. Моя соперница была чудо как хороша в сногсшибательном платье от кутюр.

Лично я при росте метр семьдесят пять стеснялась носить каблуки, потому что была одного роста с мужем. Но Лизоньку это, похоже, не волновало. Юра смотрелся рядом с ней, как крепенький корнишон в паре с длинным тепличным огурцом, и хотя головой едва доставал до ее плеча, как ни в чем не бывало обнимал молоденькую пассию за талию. А Лизонька таращила и без того огромные глаза в камеру и профессионально, ну точь-в-точь американская кинодива, улыбалась.

Вечером я снова плакала навзрыд. Но затем привыкла и к фотографиям, и к восторженным статейкам, тем более знала им цену – все они, несомненно, оплачивались из кармана мужа. Лизонька рвалась в светские львицы. И ясное дело: такой олух, как Юра, лишь первая ступенька на пути девицы в высшее общество.

Продолжая шарахаться от каждого мужчины, хоть чем-то похожего на бывшего мужа, я, вероятно, надеялась, что со временем остатки чувств исчезнут и мне действительно станет все равно. А может, и не в чувствах было дело? Скорее всего, мне хотелось сохранить неизменным то, что когда-то было. Чтобы Юра навсегда остался в январе десятилетней давности – красивый, веселый, розовощекий, стоявший по колено в снегах Домбая и улыбавшийся моей фотовспышке.

Мне незачем знать о его нынешней страсти! Меня не должны интересовать его новые победы и поражения! Не надо свежих сюжетов. Это все равно что смотреть «Иронию судьбы-2» или «Возвращение мушкетеров» – одно расстройство.

Вот я и бежала от всего этого. В работу, в пустую квартиру, в метро, где сновали люди и никто не обращал на меня внимания. Бежала, куда угодно, лишь бы не испортить бессмысленными кадрами счастливые воспоминания. Настолько они, оказывается, были дороги для меня.

С Любавой мы только перезванивались. Я отказывалась от ее предложений посидеть в кафе или сходить на вечеринку. Я категорически отвергала ночные клубы и знакомства с молодыми людьми. Мне казалось кощунством веселиться на еще не остывшем пепелище своей любви. Но Любава этого не понимала. И однажды явилась ко мне под вечер в пятницу, решительно настроившись вытащить меня в выходные на дачу к какому-то своему приятелю. Но у меня к тому времени появилась уважительная причина. И мой отказ не выглядел неубедительным. У меня прибавилась наконец еще одна, но приятная забота – курчавый щенок. Карликовый пудель Дарри, или попросту Дарька. Щенок возился на кухне возле миски с едой, а затем уснул рядом, на коврике.

– Возьми его с собой, – продолжала уговоры Любава. И, не сдержавшись, укорила: – Зачем он тебе? Совсем к дому привяжет!

– А мне как-то наплевать, – отмахнулась я. – Зато есть живое существо, с которым я могу поговорить. А как он радуется, когда я прихожу с работы! Правда, шкодничает, сгрыз мои тапки, но зато никогда меня не предаст.

– Ты – больная, – с сожалением произнесла Любава и покрутила пальцем у виска. – На даче такие мужики соберутся! Не чета твоему банкиру! Что ты хоронишь себя? Смотри, лето уже! Так и будешь в четырех стенах чахнуть? Хоть бы на дачу к себе съездила. И я с тобой! – Подруга со вкусом потянулась. – В баньке бы попарились…

– Какая дача? – вскинулась я. – Как ты думаешь, где он сейчас живет со своей девахой?

Любава хмыкнула и покачала головой:

– Слава богу, тебе квартиру оставил, а ведь мог в три шеи погнать.

– Я не обольщаюсь, – поморщилась я от неприятной мне темы. – Она только наполовину моя. Да и лучше было бы, наверное, обменять ее на меньшую. Эти апартаменты мне не по карману. А дача и вовсе записана на Юру, поэтому там мне ничего не светит. Он ведь купил ее еще до нашей свадьбы.

Мне стало вдруг тоскливо-тоскливо. Я выглянула в окно. В небе летел воздушный шарик, разноцветный, как радуга. И каким ветром его занесло на высоту шестнадцатого этажа?

– Знаешь, я куда-нибудь уехала бы на пару месяцев, – вырвалось у меня неожиданно. – В глушь несусветную, где ни телефона, ни телевизора, ни Интернета… Так, чтобы никто не нашел, не позвонил… Понимаешь, мне нужно отказаться на время от всего: от квартиры, фотографий, разговоров за спиной… Я должна уехать, чтобы вернуться новым человеком. А для этого мне нужны новые люди, новый мир, где меня никто не знает.

– Н-а… – Любава смерила меня задумчивым взглядом. – Я понимаю. Заграничные курорты не пойдут, там обязательно встретишь того, кого бы век не видел. Да и не думаю я, что ты кинешься во все тяжкие.

– Нет, курорты отпадают однозначно. Тишины хочу, речки с чистой водой, по лесу побродить…

– Вот-вот! – радостно оживилась Любава. – Есть такое место! На бывшем юге нашей Родины. Леса, озера, горы до неба, а глушь такая – мама, не горюй! Чисто медвежий угол! Брат у меня там, двоюродный. В отшельники подался – на пенсию вышел и забрался в ту дыру. Дом построил, баньку. А для гостей у него – отдельная избенка. И ведь едут в его захолустье.

– Вот, а говоришь отшельник. Значит, и там будут люди.

– Без людей тоже нельзя. Одичаешь! Он летом туристов принимает. Зарабатывать на жизнь как-то надо? Места там красивые, охота, рыбалка. А из связи только спутниковый телефон. Хочешь, я сегодня с ним свяжусь? Думаю, договоримся. Заплатишь ему немного, и – живи на здоровье. Он у нас в принципе не жадный.

– Но там, в горах, наверное, холодно. А в лесу комары. Я слышала, на юге они переносят малярию.

– Нет сейчас никакой малярии, ликвидировали! – успокоила меня Любава авторитетным голосом. – А комары есть, наверное, везде. От комаров же репелленты всякие имеются. А потом в жару, в городе… пыль, духота, пробки… Учти, я скоро умотаю в Испанию. Так что решай: или покупай путевку и – в дальние страны, или к Вадиму в горы.

– К Вадиму? – переспросила я. – А отчество у него есть?

– Есть. – Веселые огоньки блеснули и пропали в глазах Любавы. – Как же без отчества? Вадим Борисович Добров. Ну, что, звонить ему?

– Я подумаю, – вздохнула я. И подлила Любаве чайку.

Все-таки страшновато ехать куда-то за тридевять земель. А как поступить с Дарькой? Можно ли его взять с собой? И брат этот… Даже если мужик на пенсии, где гарантия, что он не станет приставать ко мне? Тем более, если живет один.