В Токио Ойяма произвел обзор сложившихся обстоятельств. Он пришел к заключению, что промедление невозможно — оно будет в пользу России. Ее мощь, полагали японцы, будет расти с каждым годом по мере использования Транссиба, по мере освоения Дальнего Востока. Следовало решаться. Теперь Кодама обратился к ближайшему военному окружению, к прежним и нынешним военным лидерам Японии, наиболее важным среди которых в той ситуации был Ойяма. Именно в эти дни фельдмаршал Ойяма приходит к выводу, что начало войны было бы в интересах Японии. В полуофициальном «Суждении о ситуации», представленном трону, Ойяма впервые говорит, что чем быстрее состоится нападение на Россию, тем лучше для Японии.

Вышедшая на Дальний Восток вспомогательная русская эскадра шла через Суэц и Красное море, и англичане ее не сдержали. Через несколько дней она будет в Порт-Артуре, и тогда русский флот здесь по тоннажу обойдет весь японский. Ойяма обратился к императору 1 февраля 1904 г. с просьбой ускорить время наступления военных действий против России. 3 февраля Ойяме сообщили японские разведчики, что русская эскадра, базирующаяся на Порт-Артур, вышла в море, будучи готовой к бою; ее местонахождение неизвестно. Перед Ойямой лежало донесение посла Курино, который полагал, что Россия не желает войны на Дальнем Востоке, «но, кажется оценивает всю ситуацию с той всеобщей точки зрения, что ее отступление по поводу Маньчжурии выглядело бы огромным унижением».

Трудно сказать, что двусторонние переговоры зашли в тупик, ситуация была несколько иная. Похоже было на то, что Россия практически потеряла интерес к событиям на другом конце земного шара. Группа людей близ трона интересовалась доходными предприятиями на Ялу, но и Петербург и вся большая Россия были заняты вовсе не тем, чем так увлечена была Япония, вовсе не Маньчжурией и не Кореей. Россия недооценила Японию, а Япония переоценила интерес России к Дальнему Востоку.

В Токио 3, 4 и 5 февраля 1904 г. состоялись три чрезвычайно важных совещания. На последнем присутствовал японский император. До этого, на рассвете 4 февраля император вызвал к себе во дворец своего старого фаворита Ито. Император был в спальных одеждах, знак доверия. Ему было важно знать, что к настоящему моменту Ито отошел от позиции несогласия со сторонниками войны. Днем пажи принесли исключительной важности документы последнего заседания кабинета министров, старейших политических деятелей (генре) и генерального штаба. Базируясь на всех этих мнениях, император японцев дал свое «высочайшее одобрение» принятым этими органами решений в пользу войны с Россией.

Но финальное слово еще не прозвучало. Последнее решение должно было быть принято в присутствии императора. Он сидел на троне, окруженный старейшими политическими деятелями. Непосредственно перед императором на некотором отдалении была выставлена большая карта. По правую руку императора расположились руководители армии, по левую — флота. Прямо перед императором — старшие министры. Согласно традиции, император задавал вопросы, а министры, генералы и адмиралы отвечали или давали более или менее пространные оценки. После окончания каждого доклада, сообщения или мнения император односложно говорил «хорошо».

Всмотримся на несколько секунд в это собрание. Оно не было похоже на сбор фанатиков, эйфорически настроенных безумцев, решивших рискнуть своей страной. Все были предельно серьезны, и со стороны это совещание могло показаться собранием пораженцев, ибо практически все выступающие исходили не из фактора будущих побед, а из обстоятельств возможных поражений. Никто не пытался преуменьшить силы России; напротив, эти силы подавались едва ли не в максимальном объеме. Уже тогда было решено, что в случае фатальных неудач, в случае решающих поражений армии и флота, японская сторона запросит Соединенные Штаты Америки выступить в качестве посредника в японских контактах с «победоносной Россией». Выпускник Гарварда (сокурсник президента США) барон Канеко Кинтаро был направлен заранее в Вашингтон с тем, чтобы постараться настроить американское общество в пользу островного тихоокеанского соседа, чтобы заранее добиться расположения самого Теодора Рузвельта в случае самого несчастливого поворота событий.

Встреча завершилась, и экс-премьер Ито в величайшей мрачности остался беседовать с бароном Канеко. Он говорил поразительные вещи: «Если не предпринимать никаких действий, то Россия сможет целиком овладеть Маньчжурией, после этого вторгнется в Корею и в конечном счете станет угрожать самому японскому архипелагу». У Японии нет альтернативы, она должна, приложив крайние силы, сражаться — даже ценой угорозы национальному существованию.

Император говорил своей супруге похожие слова: «Итак, мы собираемся воевать с Россией. Я этого не хотел. Но сдержать движение к этому невозможно… Если мы потерпим поражение, как я буду смотреть в лицо народу?» Время: 8 февраля 1904 г.

Если уж Япония решила напасть на русского исполина, то следовало вложить все силы в первые же удары по российским вооруженным силам. Япония начала эвакуацию своих граждан из опасных районов. 6 февраля небольшой британский пароход вышел из гавани Порт-Артура, имея на своем борту японцев, проживавших прежде в городе. Японское посольство покинуло Петербург.

Удар

Рано утром 6 февраля 1904 г. в военно-морском порту Сасебо специальные катера свезли адмиралов Объединенного японского флота на флагманский корабль — построенный в Британии «Микаса» (водоизмещением 15 тыс. тонн). В штабной каюте их встречал вице-адмирал Того Хейхачиро, главнокомандующий Объединенным флотом. Вчера он получил императорский приказ, ни много, ни мало, как «уничтожить русский флот». В час ночи этот приказ был прочитан японским морским офицерам. У Того был молчаливый и торжественный вид, перед ним стоял накрытый белой скатертью стол, на котором вокруг сабли и кортика главнокомандующего было разлито в бокалах щампанское. Позади адмирала прикрытый пурпурной занавесью висел фотопортрет императора Мэйдзи. Рядом с Того стояли командор Акийяма Масаюки и вице-адмирал Камимура Хиконойо, командующий Вторым флотом. Сорок адмиралов и капитанов стояли по десять в четыре тесных ряда.

Того говорил низким голосом: «Сегодня из военно-морского генерального штаба получено сообщение об обрыве отношений с Россией, и что наша нация ныне вольна выбирать свой собственный способ действий. Теперь командование в ваших руках, джентльмены». Военная элита Японии ждала этого часа десять лет, но теперь очевидное волнение сказалось на поведении всех. Один из японских офицеров вспоминает: «Я ощутил в этот момент нечто вроде удара, по моим щекам текли слезы. Меня охватило чувство, что я принадлежу к великой Японской империи, существующей две с половиной тысячи лет. Погибнет ли эта империя в результате этой войны? Я всегда недоумевал, почему мы не начали эту войну раньше. Но услышав команду я не кричал от радости; напротив, слезы душили меня».

Того зачитал императорский рескрипт, совещание длилось долго. В его окончании все поклонились фотографии императора и вслед за Того трижды прокричали «банзай». «Теперь мы должны приступить к планированию наших побед». Подняли бокалы с шампанским, и главнокомандующий в величайшем почтении снял покрывало с портрета императора. Корабли вышли в море.

Корреспондент английской газеты «Дэйли кроникл» Томас Ковен докладывал: «Этим вечером жребий был брошен. Япония испытала определенное удовлетворение — не удовлетворение от вступления в войну, а от того, что окончился период ужасного напряжения, удовлетворение от того, что худшее уже известно. Сила Японии была в этом духе самоотречения». Воевать одной рукой с этой относительно небольшой, но исполненной решимости островной империей было невозможно.

Далеко от японских берегов 19 января 1904 г. германский император Вильгельм Второй счел необходимым сообщить императору Николаю: «Прибыли сведения из заслуживающих доверия китайских источников; губернаторы долины Янцзы сообщают, что война Японии с Россией неизбежна».