Такой жестокой драки он не видел с октября, когда сарды избивали арабов. Насколько он мог понять (слышалась в основном только ругань на местном диалекте), кто-то из мальчишек из деревни Сант-Анджело украл овечий сыр у какого-то семейства из Пиньятаро. На этот раз у него не было ни малейшего желания вмешиваться, тогда как все окружающие вставали на сторону того или другого из дерущихся кланов.
— Братья! Братья! — раздался вдруг зычный голос. На крыльцо трапезной вышел высокий монах.
— Отец Гаэтано, отец Гаэтано, — крикнул кто-то, — они опять дерутся!
— Братья мои, — заговорил приор, — у нас участились стычки из-за еды. Я чувствую, что вы нервничаете и теряете желание делиться с ближним. Я верю в Иисуса Христа и надеюсь на защиту святого Бенедикта, но мы должны достойно переносить выпавшие на нашу долю испытания. А правда состоит в том, братья мои, что запасы продовольствия почти иссякли и даже самые элементарные правила гигиены больше не соблюдаются, а человек, возглавлявший маленький отряд храбрецов, которые сегодня ночью с таким трудом доставили нам цистерну с водой, сомневается в возможности следующей ночной вылазки, потому что вскоре вокруг фермы Альбачета может разгореться настоящий бой. Воду теперь тоже придется нормировать, но ради вашей же безопасности мы должны думать о будущем. Уже сегодня утром мы воспользуемся улучшением погоды и пойдем в сопровождении части капитула в сторону деревни Санта-Лючия. Впереди мы понесем статую святого основателя нашего ордена и белый флаг.
Хотя перспектива покинуть охранявшие их стены встревожила многих, авторитет отца приора сделал свое дело.
— Но куда нам идти потом, отец Гаэтано? — выкрикнула одна из женщин. — С белым флагом или без него, немцы нас все равно не пропустят…
— Братья, вы не даете мне договорить! Танки пятнадцатой моторизованной дивизии менее чем в пятистах метрах от нас, и я послал к ним людей, чтобы те предупредили командира эскадрона и..
— Они до сих пор не вернулись! — перебил его голос, дрожавший от едва сдерживаемого гнева. — А мы…
Дальнейшие слова утонули в реве моторов, заполнившем все пространство. Ларри сразу же узнал его: это был тот же самый самолетик, который он видел накануне во дворике Благодетелей. Не обращая внимания на немецкую оборону, он подлетел с юга, едва не врезался в здание семинарии, повернул налево, облетел колокольню и спикировал прямо на первый дворик, едва не задевая брюхом крыши. Пилот-наблюдатель на сей раз был занят тем, что обеими руками сбрасывал сотни листовок, которые, кружась, падали на сбившуюся у монастырских ворот толпу. Беженцы, толкаясь, подбирали листки.
— На всех не хватит, как и воды в цистерне, — проворчал старый крестьянин, стоявший рядом с Ларри.
Самолет нырнул в лощину, и Ларри видел, как он, словно большой шмель, летел над залитой водой долиной. Он не успел еще поймать ни одной листовки, которые продолжали кружиться над толпой, а над монастырем уже поднялся тревожный и растерянный ропот.
— Скажите, что в ней, я не умею читать, — испуганно прошептал старик.
Как только Ларри увидел, что было написано в листовке, ему захотелось в ярости смять бумажку. Напечатанный текст почти слово в слово совпадал с тем, что он предвидел, и ему показалось, что он выучил его наизусть раньше, чем прочел. Хорошо еще, что листовка была написана на итальянском и ему не пришлось переводить. Не желая слишком сильно пугать старика, он прочел ему эти несколько строк насколько мог спокойно:
— «Друзья-итальянцы, внимание! До этого момента мы старательно избегали бомбить аббатство Монтекассино. Немцы воспользовались этим. Но сражение все ближе подходит к святому месту, и настал час, когда мы вынуждены направить наше оружие против самого монастыря. Мы предупреждаем вас заранее, чтобы вы смогли уйти в безопасное место. Поторопитесь! Немедленно покиньте монастырь! Послушайтесь нашего предупреждения — это в ваших собственных интересах. Подписано: Пятая армия».
Он нервно смял листок и скатал в шарик. Старик недоверчиво задумался.
— «Мы вынуждены направить наше оружие…» — повторял он, пытаясь понять смысл предупреждения, и вдруг резко поднял голову. — Не станут же они разрушать монастырь, простоявший здесь уже более тысячи лет! — воскликнул он.
— Для вашей же безопасности будет лучше, если вы уйдете, — ответил Ларри. — Посмотрите.
Крича от страха и возбуждения, люди поднимались целыми семьями и, толкаясь, двигались к арке перед главными воротами. Пытаясь унять начинавшуюся панику, аббат в окружении братии вышел из корпуса послушников. Вслед за монахами четверо мужчин, среди которых Ларри без всякого удивления узнал Феличе, одного из героев прошлой ночи, несли статую святого Бенедикта. Высокая фигура отца Гаэтано встала перед встревоженной толпой.
— Братья, с вами говорит отец приор. Прошу вас сохранять спокойствие. Мы с вами сейчас пойдем, как я вам уже говорил, следом за капитулом. Прошу вас также оставить в монастыре все тяжелые и громоздкие вещи. Проходя мимо цистерны, наполните водой имеющиеся у вас фляжки. Когда мы доберемся до фермы Альбачета, вы останетесь ждать под ее прикрытием, а мы с отцом аббатом попытаемся договориться с немцами, чтобы они нас пропустили.
Уверенный голос отца Гаэтано снова сотворил чудо, и длинная колонна пришла в относительный порядок.
— Брат Андреа, открывайте ворота! — скомандовал он громко.
Отец привратник повиновался, тяжелые створки медленно и величественно отворились, и в них ворвался ледяной воздух, заставивший вздрогнуть всю колонну и хлопать на ветру белый флаг. Ларри подумал, что флаг хлопает с таким же неприятным звуком, что и летучие змеи на пляже в Брайтоне, где он проводил каникулы, когда учился в школе.
— Я боюсь! Боюсь, — раздался рядом с ним тоненький голосок.
Маленькой девочке было, наверное, столько же лет, сколько ему тем летом. Ларри наклонился к ней.
— Ты одна? — спросил он.
Девчушка, увидев в проеме ворот близкие горы, широко раскрыла глаза, словно за время своего заключения позабыла об их существовании.
— Я с бабушкой, я ее ищу, — смущенно объяснила она.
— Она тоже тебя ищет, постарайся поскорее с ней встретиться и…
Его голос утонул в звуках гимна, который запели в тот момент, когда статуя святого покидала стены монастыря. Колонна стала выходить через оставшиеся открытыми ворота и медленно удалилась. Вскоре он мог различить только девственно-белые складки флага, терявшиеся во враждебных отрогах Монте-Кайро. Не хватало только индусов в тюрбанах, чтобы создалось полное впечатление каравана, уходящего в сторону Гималаев. В хвосте колонны, спотыкаясь, брели отставшие, и двое монахов, замыкавшие шествие, помогали им и подбадривали. Он спрятался за колонну, опасаясь, что его заметят опоздавшие. Среди покрывавших землю листовок валялись остатки еды, брошенные беженцами. Раздался звук курантов, пробивших девять часов.
Он заботливо вынул из кармана документ, который два месяца назад безуспешно разыскивал у всех букинистов Неаполя. В конце концов Ларри удалось за приемлемую сумму получить вожделенный план монастыря, датированный 1808 годом. Он осторожно развернул его, сориентировался и сразу же направился в южное крыло.
Ему надо было пройти вдоль большой трапезной и перейти через дворик настоятеля. С планом в руке он буквально скользил по плитам пола, стараясь двигаться бесшумно, словно бледный призрак тысяч монахов, с незапамятных времен сменявших друг друга в этом месте. Он прошел по галерее и проник в длинный зал, обставленный готическими стульями с высокими спинками, на стенах которого висели суровые портреты аббатов. Холодный свет, падавший из высоких окон, словно умытый многодневным дождем, отражался от плиточного пола, который блестел так, что Ларри казалось, будто он идет по залитой водой долине, что внизу. Напротив окон высокие резные дубовые двери должны были вести — если его план был верен — в библиотеку. С бьющимся сердцем он осторожно открыл ближайшую створку.