Она улыбнулась:

— Что касается охраны памятников, то эта тема всегда меня интересовала, поэтому генерал попросил меня внимательно отнестись к проблеме… Но нам, кажется, пора занять свои места?

В фойе почти никого не осталось. Даже те, кто с трудом оторвался от стойки бара, неохотно, нетвердой походкой двинулись в зал.

— Скажите, — спросил Пол, глядя в программку, — вам это о чем-нибудь говорит: «Сельская честь»69 в исполнении группы барабанщиков и трубачей Второй дивизии гурков70?

Она состроила выразительную гримасу:

— Знаете, у меня не очень хороший слух…

— Вы что, покидаете поле боя?

Она взглянула на него:

— Мы в некотором роде… на службе или нет?

— Уверен, никто не обвинит нас в невыполнении приказа, если мы не станем слушать второе отделение концерта, — сказал он, удивляясь собственной храбрости. — Мы можем потихоньку смыться.

Он почувствовал на себе взгляд серо-синих глаз, смотревших на него из-под светлой челки.

— Мне это сделать ничего не стоит, потому что хор экспедиционного корпуса отклонил приглашение поучаствовать. Из осторожности, я думаю, — добавила она.

— Ваши соотечественники поют настолько фальшиво?

— Даже мне заметно! — воскликнула она с заразительным смехом, который не оставил равнодушными служащих в ливреях, ожидавших начала второго отделения.

Они медленно спустились по ступеням и прошли через, пустынный вестибюль.

— На этот раз у вас нет моторизованного эскорта? — спросила она насмешливо, оглядывая пустынную улицу.

Он притворился, что не услышал.

— Я пытаюсь вспомнить более приятное место, чем офицерская столовая в палаццо Реале, чтобы пригласить вас на обед, — сказал он, переходя улицу, — но должен признаться, что плохо знаю местные возможности. Если верить Ларри, они весьма ограниченны, но все-таки существуют.

— Ларри?

— Друг, которого я отыскал тогда благодаря вам. Я вам после расскажу.

— Вы должны были пригласить его пойти с нами!

— Мне бы очень хотелось, — прошептал он. Она, казалось, не заметила перемены в его тоне.

— Тогда нам остается только прогулка при луне…

— Ах, эти француженки! — воскликнул он мечтательно. — Как они умеют все преобразить.

— У вас много знакомых француженок?

— Ни одной, — сказал он виновато.

Смех молодой женщины отразился эхом от стен пустынного пассажа, сквозь арки которого в полумраке виднелись город и залив.

— Мы словно на гигантском корабле, дрейфующем к берегу, — прошептала она.

— Ну что ж, давайте осматривать судно…

— Ох нет, — сказала она, схватив его за руку. — Наши шаги отдаются здесь таким гулким эхом, что это меня угнетает.

— Насколько я могу судить, вас не так легко испугать!

Она остановилась, не желая идти дальше.

— Постараюсь придумать что-нибудь другое, — сказал Пол.

Он повернулся и быстро увлек ее в сторону театра «Сан-Фердинандо». Она опиралась на его руку, словно пытаясь придержать.

— Почему вы идете так быстро? У нас много времени…

— Здесь у меня вошло в привычку никогда не прогуливаться, — ответил Пол. — Я все время начеку, словно мне отовсюду грозит опасность. Мой друг Ларри сказал бы, что я не понимаю этого города, что город мне этого не может простить и поэтому мне в нем так неуютно… Должен признаться, что, шагая под руку с вами, я чувствую себя совершенно иначе, — добавил он.

Легким пожатием она дала ему понять, что оценила комплимент.

— Нельзя судить о Неаполе и неаполитанцах по тому, что мы видим сейчас, в самый худший момент их истории! — сказала она успокаивающе. — Полюбуйтесь на эту площадь перед нами… Как прекрасна она была без этих рогаток и мотков колючей проволоки, скрывающих колонны, и дощатых сарайчиков, защищающих статуи… Но все это временно. Вы увидите, скоро сюда снова вернется вкус к жизни, царивший прежде в этих местах… Взгляните на людей, сидящих за столиками в кафе «Гамбринус». Такое впечатление, что со времен Бурбонов они ни разу не прерывали своей беседы и продолжали играть в карты…

За резными дымчатыми стеклами кафе вырисовывались, как в китайском театре теней, силуэты людей, казавшихся такими же вечными и древними, как колоссальные статуи, стоящие на страже в глубине ниш, украшавших фасад дворца.

— Это только так кажется; они не забыли, что фашисты закрыли их любимое кафе на многие годы, — сказал Пол. — Я пригласил бы вас туда, но у меня живот свело от голода, а там подают только арахис.

— Я, кажется, тоже проголодалась!

— Могу вам предложить фруктовый джем из пайка…

— С удовольствием, если мы не найдем ничего более существенного! — ответила она, смеясь. — Сейчас мне больше всего хочется свежего воздуха.

В темноте ее пышные волосы, выбивавшиеся из-под пилотки, смотрелись светлым пятном, а от ее затылка пахло дешевыми духами, которые она, должно быть, купила в солдатском клубе специально для этого вечера. Он хотел, но не решался ее обнять, она же тайком на него поглядывала.

— Какой внушительный фасад у этого дворца! Говорят, вы, американцы, всегда выбираете себе лучшие здания! Покажите окно вашего кабинета, — попросила она.

— Отсюда его не видно, оно выходит на другую сторону, — ответил Пол. — Представляете, в восемнадцатом веке здание, соединяющее театр и дворец, было гораздо красивее, чем сегодня. На углу стояла башня и изящная полукруглая пилястра.

— Да… — сказала она.

Ему показалось, что ей неинтересно то, о чем он рассказывает. Может быть, она ждала от него другого. «Сейчас не время изображать из себя гида», — подумал он, повернувшись к девушке и заглянув ей в глаза.

— Если вы когда-нибудь зайдете ко мне в кабинет, я покажу вам гравюру, на которой видно, как эта площадь выглядела раньше. На том самом месте, где мы сейчас стоим, можно разглядеть старательно флиртующую парочку.

Она пристально посмотрела на него.

— Следует быть осторожной с американским офицером, рассказывающим об архитектуре, — ответила она. — Вы грациозны и деликатны, как танк.

Он удрученно опустил голову.

— Не путаете ли вы меня с кем-нибудь из тех грубиянов, что встретились вам сегодня вечером?

— Господи, конечно, нет! Они все были на голову выше меня, а я, кажется, выше вас!

— Скажите еще, что я карлик!

Она вложила свою руку в его ладонь, но тотчас же отняла.

— Не притворяйтесь рассерженным.

Он пожал плечами:

— Представьте себе, мне всегда нравились женщины выше меня ростом. Какой-то поэт писал:

«Девица из тех, на которых приятно смотреть,

Улыбается мне с высоты своего превосходства.»

— Я готова улыбнуться вам, — добродушно ответила она, — но не с той высоты, о которой говорится в стихотворении. Во мне всего метр семьдесят пять.

— Вы кажетесь выше из-за пучка!

— Если хотите, я могу сесть на парапет, чтобы вам не пришлось вставать на цыпочки.

Несмотря на иронический тон, он понял, что это приглашение. Она подняла к нему прелестное лицо, на котором играл отсвет ночного неба. Крепко взяв ее за плечи, он нежно прижался к ее губам. Она немного устало позволила ему это. Ее тяжелая грудь медленно вздымалась под кителем с эмблемой в виде петуха.

— Должен признаться, что вы первый офицер, которого я поцеловал, — сказал он, отступив на шаг, словно желая полюбоваться на свое завоевание.

— Но у вас в армии тоже есть женщины-офицеры, если не ошибаюсь?

— Я их ни разу не видел, и потом, я бы не рискнул.

— Почему это?

— Можно угодить под трибунал и за меньшее.

Она с насмешкой воскликнула:

— История с гравюрой совсем неплоха, но нужно сказать, что я позволяю себя целовать, как одна из тех солдатских девок, которых вы смешиваете с грязью.

— Прежде всего, я не солдат, — живо ответил он. — И даже не офицер, хотя и похож на него. Сказать по правде, я совсем не чувствую себя военным человеком. Я архитектор из Бостона и мечтаю только о том, чтобы вернуться к своему письменному столу и рейсфедеру.