Ларри снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать, насколько он удивлен.

— И снова — откуда вы знаете… — начал он.

— Знаю, и все.

— Вы подслушивали! Это можно квалифицировать как шпионаж, что только усугубляет ваше положение. За одно это я могу вас арестовать.

— Ну так арестуйте! По крайней мере в тюрьме меня будут кормить! — бросил его собеседник с иронией отчаяния. — Как вы можете угрожать мне, когда я могу быть вам так полезен?.. — с недоумением спросил он.

В глубине души Ларри был с ним абсолютно согласен. Он подумал: как расстроится Пол, если он, Ларри, упустит такой источник информации.

— Хорошо, постарайтесь узнать как можно больше об этой истории с пропавшими картинами, и, обещаю, я постараюсь «почистить» ваше досье.

— Мне требуется срочная помощь, — произнес Сальваро почти умоляющим тоном.

— Я принес вам пачку «Кэмела» как доказательство серьезности моих намерений, — сказал Ларри, открывая портфель. — Это немного, но в нынешние времена вы всегда сможете что-нибудь за нее выручить.

Глаза Амброджио Сальваро блеснули.

— Еще бы!

Ларри протянул было ему пачку, но потом передумал.

— Послушайте, меня мучает один вопрос: объясните мне, как вы догадались, чем занимается американский офицер, который был со мной тем вечером?

Адвокат понимающе вздохнул:

— Когда синьор Малайоли, главный смотритель музеев Неаполя, встречается с офицером союзников в знаменитом кафе «Моччиа», чтобы побеседовать, пусть и вполголоса, о местонахождении тайников с произведениями искусства, и когда последний, в той же беседе, упоминает о доме Шелли, в котором мы находимся, и выражает беспокойство его состоянием, за стойкой стоит бармен, у которого есть уши..

— Я понял! — воскликнул Ларри. — У осведомителя имеются свои собственные информаторы!

— Связи, назовем это так, — скромно уточнил Амброджио.

— Которые немедленно передают сведения! Эта беседа могла состояться только вчера вечером… А как вы оплачиваете их услуги, если сами на мели?

— У меня добровольные информаторы. Они работают, ну, скажем, в кредит, ожидая, когда я найду хорошего клиента.

— Например, меня! Плохо только то, что «хороший клиент» почти так же беден, как вы.

Повисло тяжелое молчание.

— Но вы только что сказали, что готовы постараться! — воскликнул Амброджио.

Ларри сообразил, что совершил оплошность.

— Мы с американским офицером, о котором вы только что говорили, могли бы, конечно, объединить наши усилия, — сказал он. — Это стоит обдумать, но, повторяю, решение вопроса можно значительно ускорить, если вы скажете мне, где сейчас картины из пинакотеки.

— Это невозможно! — воскликнул Амброджио и добавил: — Если вы думаете, что это так легко узнать…

— Вы сказали или слишком много, или слишком мало! От смотрителя музеев ждать нечего, я прав?

Амброджио кивнул:

— Правда заключается в том, что после стольких лет страха перед возможной отправкой художественных ценностей в Германию люди из Управления охраны памятников теперь опасаются того урона, который могут им нанести союзники. Они боятся всего: что произведения искусства вывезут в американские музеи, что англичане будут метать дротики, используя полотна Тициана в качестве мишени, что американцы начнут упражняться в стрельбе, целясь в половые члены мраморных эфебов… Все это мы уже видели. Да. Если вам удастся раздобыть немного денег, я постараюсь узнать об этом больше.

Ларри понял, что эту фразу ему придется слышать достаточно часто.

— Да, вот еще что, — продолжил Сальваро уже вполне профессиональным и точным слогом. — Добывайте средства как хотите, но знайте — я буду разговаривать только с вами, и информацию передавать буду только вам, и платить мне будете только вы. Я требую полного доверия, пусть вас не удивляет это слово: таковы правила у адвокатов.

Слово «доверие» вызвало у Ларри улыбку, но он заметил, что к Сальваро вновь вернулась его спесь, и он решил ее немедленно с него сбить.

— Бывших адвокатов, если речь идет о вас, — сухо уточнил он. — Судя по тому, что я о вас читал.

Амброджио не ответил, но рот его скривился еще больше. Ларри посчитал, что стоит попробовать продолжить разговор в более дружеском тоне.

— Ладно, оставим это. У меня есть некоторое количество продовольственных талонов, которыми я могу распоряжаться по своему усмотрению; может быть, мы могли бы скрепить наш договор походом в ресторан, — предложил он.

Амброджио ошеломленно смотрел на офицера.

— Как это — в ресторан?

— Неужели все закрыто? А мне казалось, что некоторое количество продовольствия все же дошло по назначению…

— Вы что, с луны свалились? Говорят, что даже Эйзенхауэр и Кларк вынуждены довольствоваться пайком. Время от времени на черный рынок попадает какое-то мясо, но никогда не знаешь, какого оно животного, и нет никакой возможности это выяснить. — Он вздохнул. — Да, ситуация постепенно меняется, это правда, и я мог бы попробовать узнать, нет ли где местечка, где можно на время забыть о дефиците… — продолжил он уже более весело, словно вспомнив о чем-то. — Как только я выйду на след картин, пришлю вам весточку в палаццо Сатриано.

Они кивнули друг другу, словно уже заключили договор, и Ларри направился к выходу.

— Да, совсем забыл, — проговорил он, стоя спиной к хозяину, — не могли бы вы отвести меня к этому Этторе Креспи, о котором говорили вчера?

Адвокат внезапно насторожился.

— Не могу! Я же говорил вам, что должен ему слишком много денег! А зачем вам с ним встречаться? У этого человека множество недостатков, но во время войны он вел себя абсолютно безупречно. Со дня смерти жены живет отшельником и ни с кем не встречается…

— Совсем ни с кем?

Сальваро посмотрел на Ларри.

— Насколько мне это известно. Он только несколько недель назад начал выходить из дому.

— Хорошо, я, кажется, начинаю понимать… И вот еще что… Вчера вы дали мне понять, что он в отличие от вас сохранил в квартире хорошую мебель?

— Да, внизу не то что здесь! — вздохнул адвокат. — Если он согласится вас принять, вы увидите квартиру — если, конечно, дом не рухнет раньше, — которая не менялась вот уже два века…

— Именно это меня и интересует, — прошептал Ларри. Он задумался и подошел к окну. Сквозь ветви деревьев виднелось море, поблескивавшее, словно узкая серебристо-пестрая лента. Шелли не мог видеть длинного полуразрушенного фасада аквариума, но взгляд поэта, должно быть, подолгу останавливался на воде залива, раскинувшегося за грядой сосен, на мощной крепости Кастель-дель-Ово и на едва различимых в тумане очертаниях острова Капри. Ларри обернулся.

— Вы сказали, Шелли жил в этом доме.

— Это исторический анекдот, — сказал Амброджио удивленно. — Я не мог предположить…

— Что это может меня интересовать? Так вот, вы ошибались. Представьте себе, меня считают — и многие университетские профессора могут это подтвердить — специалистом по творчеству этого писателя.

Амброджио, казалось, растерялся.

— Поэзия, — прошептал он. — Когда-то я знал наизусть «Бесконечность» Леопарди40, но забыл. Если бы не война, я, наверное, читал бы немного больше, но я никогда не брал в руки этого Шелли! — продолжил он, обращаясь к Ларри. — Он жил на втором или на третьем?

— Скорее всего снимал весь особняк.

— Значит, если бы он вздумал сюда вернуться, то узнал бы второй этаж, но не третий!

— Именно поэтому мне так хочется нанести визит дону Этторе Креспи. Вы не знаете, не сохранилось ли у него каких-либо документов, относящихся к тому периоду?

Адвокат тайком разглядывал своего гостя.

— Литература — не его жанр… Он больше интересуется математикой. Единственную историю, касающуюся вашего поэта, которую я помню, он мне рассказывал очень давно, и я думаю, что тогда-то впервые и услышал его имя. Если мне не изменяет память, Шелли якобы влюбился в юную итальянку, которая жила в монастыре, потому что отец не мог дать ей приданого… На двадцатилетних такие истории производят сильное впечатление… Я тогда еще не знал, что мне тоже не будет хватать денег, что эта история с приданым будет преследовать меня, что…