Мы спускались вниз по бетонным ступенькам; в неярком свете карманных фонариков отражались бетонные стены, обложенные белой кафельной плиткой. Мы шли по коридору, заваленному обломками камня, спрыгивали с бетонных ограждений и шли вдоль рельсов подлинным туннелям, грубо проложенным в гранитной породе. Здесь, под землей, было душно и влажно; испарения со стен собирались в лужи, где-то мелкие, где-то такие широкие, что они преграждали нам путь, и нам приходилось ползти по самому краю. Когда мы обходили одну большую лужу, сзади что-то громко плюхнуло, и я почувствовал, как у меня волосы поднялись дыбом.

— А здесь не жарко, — заметил я.

Эм-Эм шел впереди; я увидел, как он пожал плечами.

— Всегда так. Не важно, что наверху, у нас внизу всегда прохладно.

После одного длинного туннеля, показавшегося мне бесконечным, я увидел, как где-то впереди слабо мерцает свет. По мере того как мы подходили ближе, свет делался ярче; когда мы завернули за угол, он стал почти ослепительным.

Мы очутились на бывшей станции — остановке старого метро. На свету сверкали оставшиеся на стенах кафельные плитки. В одном месте несколько синих и оранжевых плиток образовывали надпись: «Запад… 4-я». В дальнем углу росло что-то зеленое. Вся платформа была уставлена разнообразными хижинами, сделанными из обрывков эпоксидной резины и полимеров. Похоже было, куски эпоксидки наскоро, кое-как слепили вместе. Однако в целом станция оставляла впечатление чистоты и порядка. Я заметил нескольких малышей-беспризорников, которые играли вместе; несколько девяти-десятилетних мальчишек и девчонок подметали пол на платформе между хижинами. Делали уборку. Почти похоже, будто они ожидали гостей.

— Пропащие мальчишки, — сказал я.

— Точно!

Когда мы подошли поближе, я поднял голову и прищурился от яркого света, льющегося с потолка. Там, наверху, как ни странно, были прикреплены лампы дневного света. Я толкнул Эм-Эма и показал на потолок:

— Где вы их раздобыли?

— Украли — давно-давно. Две-три жизни беспризорника.

— Да, но для того, чтобы лампы светили, требуется энергия…

— Тоже украли. — Он сунул в карман свой фонарик. — Пошли. Познакомишься с моими друзьями.

Эм-Эм поднялся по короткому пролету на платформу. Пара детишек помахала ему рукой, когда заметила его; при виде меня они застыли на месте. Один из них издал вопль, и внезапно из хижин высыпалась целая толпа беспризорников всех размеров и возрастов. Только в нескольких случаях я сумел различить, где мальчики, а где девочки. Все были худые, все одеты в обноски. И волосы у всех были примерно одной длины.

И все старшие были вооружены и были готовы дать отпор.

Эм-Эм поспешил вперед и замахал руками.

— Нет, нет! — Он ткнул в меня пальцем. — Зигги! Зигги!

Они вытаращили глазенки и уставились на меня. Вдруг на платформе стало тихо. Дети начали придвигаться ко мне — медленно, как будто неуверенно.

В тот момент мне стало слегка не по себе. Их тут целая орава — не меньше пятидесяти, — и я всецело в их власти. Если дело дойдет до драки, я даже не смогу убежать. Я понятия не имел, куда бежать, если что. Поэтому я остался на месте и подпустил их поближе.

Их лица… на всех застыло одинаковое выражение. Неужели это благоговение? Передо мной!

Они обступили меня, отрезали меня от Эм-Эма, окружили, но держались на расстоянии — примерно в метре. Наконец какой-то малыш растолкал остальных и подошел прямо ко мне. Он — или она — с секунду смотрел на меня, потом обхватил мою ногу, неуклюже обнял и прошепелявил:

— Тигги.

Лед был сломан. Дети окружили меня. Кто-то хлопал меня по спине, кто-то мягко толкал в плечо, кто-то обнимал, и все тихо и как-то почтительно говорили:

— Зигги, Зигги, Зигги.

Что же происходит?!

Я огляделся в поисках Эм-Эма, но не сумел разыскать его. Потом толпа расступилась, пропуская кого-то. Взрослый человек. Женщина. Стройная, с прямыми темно-русыми волосами, спадающими на плечи. Отличная фигура.

Когда она улыбнулась, я узнал ее. У нее больше не было платиновых волос и макияжа. Но, клянусь Ядром, я узнал ее!

— Джин!!!

— Здравствуйте, мистер Дрейер, — сказала она спокойно и сухо, как будто мы с ней обедали вместе только вчера.

Она положила руку мне на плечо и поцеловала в щеку. Ребятишки, столпившиеся вокруг нас, захихикали и зашептались.

— Вы им понравились, — заметила она.

Поскольку на руках и на ногах у меня повисли гроздья малышни, я мог только молча глазеть на нее.

— Эм-Эм столько о вас рассказывал — вы чуть не погибли, ловя тех, кто похищал наших малышей. Под землей вас считают героем, мистер Дрейер. Все уличные банды знают о вас.

Я наконец обрел дар речи:

— Прошло два года, Джин. Я думал, ты далеко, там, куда улетают нормальные люди!

— Я там была. Я улетела на Нику и немного пожила там. Я думала, что все будет в порядке. Думала, сумею приспособиться. Но ничего не получилось.

— Но ведь ты не сказала им, что ты — клон?

— Нет. Не в том дело. Многие тамошние обитатели хотели на мне жениться.

— Я в этом не сомневаюсь.

Во внешних мирах еды в избытке, но зато там пока очень мало женщин.

— Но я быстро поняла, что меня никогда не будут считать подходящей спутницей жизни.

— Почему?

Она жалко дернула плечом:

— Я не могу иметь детей.

— Да. Верно.

Я совсем забыл. Всех клонов, и мужчин и женщин, по закону стерилизуют сразу после рождения — вернее, выведения или деинкубации. Им делают укол, и их половые железы прекращают производить половые клетки, не влияя в то же время на выработку гормонов.

Для жителей внешних миров женщина, которая не может произвести на свет потомство, — неполноценная.

— И я вернулась домой, — продолжала Джин, вымученно улыбаясь. Она положила руку на плечо одного малыша, взъерошила волосы другому. — И нашла здесь людей, которым я действительно нужна.

— Да, но на Нике ты была свободным человеком. Ты была вольна улетать и прилетать куда вздумается. А на Земле ты…

— Я мать. То, чем я больше нигде быть не могу.

Тут наконец я понял. Не сразу, но до меня дошло.

— Ты — Венди!

Она присела в книксене:

— К вашим услугам.

— Слышал, ты стала им настоящей матерью.

— Я пытаюсь.

— Венди самая лучшая мама! — вмешался Эм-Эм. Растолкав других, он прижался к ней и снизу вверх улыбался нам обоим. — А Зиг — лучший друг. Защитник.

В моем достойном сожаления мозгу наконец закрутились шарики, включились цепи, установились взаимосвязи.

— Значит, ты специально наняла актера, чтобы он…

Она кивнула и улыбнулась:

— Конечно! Я надела голокостюм Джоуи Хосе.

Все сошлось. Кто-то похищал ее детей и возвращал их порчеными. Она хотела положить конец беззаконию и пришла ко мне — вернее, подослала ко мне актера.

— Почему именно я?

— Потому что вы не бросаете дело на полпути.

Я пропустил ее слова мимо ушей. Лучше не лезть в бутылку.

— Почему ты не пришла ко мне сама?

— Я не была уверена в том, что вы согласитесь работать на меня. Я ведь помню, как вы относитесь к клонам. И потом, рядом с вами постоянно крутится Спиннер. Я не могла рисковать и позволить ему выследить меня.

— Сомневаюсь, что сейчас он бы тебя узнал.

— Так я выгляжу на самом деле, — сказала она, наматывая на палец прядь темно-русых волос.

— Ты прекрасно выглядишь, — выпалил я, прежде чем понял, что говорю.

— Спасибо большое, Зиг. — Она смотрела на меня большими глазами, полными слез. — Вы очень изменились!

Я покачал головой:

— Нисколько. Да и зачем бы мне меняться?

— Не знаю. Не могу сказать точно, в чем разница, но вы стали другим.

— Может быть, все дело в волосах — я сменил стрижку.

Это правда. Теперь, когда на месте проводков остался только маленький шрамик, я стал стричься короче; мне уже не нужно бояться, что кто-то заметит кусочек металла за ухом.

— Нет, я имею в виду другое. Вы изменились внутренне. Кстати, я целых два стандартных года собираюсь спросить…