– Да ну тебя! – махнула рукой Ирина. И, не удержавшись, все же спросила: – А вы что, правда, до сих пор… ну, как раньше… – Она смешалась, не подобрав слова.
– Говорю же, два раза в день, – любуясь на свой маникюр, доложила Маргарита. – Если я, конечно, соглашаюсь. То есть я сначала ни в какую, но потом… Сама поражаюсь, все-таки семь лет живем.
– Счастливая ты, – задумчиво подвела итог Ирина.
– Ну, как сказать… Одной крутиться тяжело. Я ведь, честно говоря, думала все на него переложить, хотела другими делами заняться. Мне вон докторантуру предлагают в Кембридже. Или годовую программу обучения юристов-правозащитников в Школе Права в Колумбийском университете. А я не могу дела бросить, потому что Володя не тянет. – Маргарита помолчала, зачем-то переставила на столике кофейные чашки с египетскими скарабеями. – Ума он не блестящего, образования не хватает, ленив до безобразия, не пнешь – с места не сдвинется. Зато вот недавно кёрлингом увлекся, три раза в неделю, как штык, на тренировки ездит, только об этом и говорит, глаза горят – ты бы видела!
– Чем увлекся? – не поняла Ирина.
– Кёрлингом. Чушь такая! – передернула плечами Маргарита. – Ну, две команды, шайбы здоровые каменные по льду толкают, перед ними дорожку швабрами чистят, умереть со смеху. Мы летом в Канаду ездили, помнишь? Ну вот. Я там по лекциям да семинарам, еле в магазин вырвалась за сувенирами, а он бездельничал, его и научили на мою голову. Там у них все помешались на этом кёрлинге, второй спорт после хоккея, есть специальные телеканалы, которые только эту чепуху со швабрами и показывают, представляешь?
– А чего ты так злишься-то? – не поняла Ирина. – Интересно же! Пусть играет на здоровье.
– Да ты пойми: меня бесит, что по нашим делам он ни разу за все годы по своей инициативе задницу от дивана не оторвал, а тут такую деятельность развел! Представляешь. Евразийскую ассоциацию кёрлинга создал, документы сам собирал, ночами не спал – устав писал! Теперь этот самый кёрлинг только в Москве, в Питере, в Воронеже (с ума сойти, да?) и у нас вот. Команду собрал, лед арендовал, сам все оплачивает. Пять этих шайб дурацких из Канады припер, а они двадцать кило каждая! На нас на таможне как на идиотов смотрели.
Маргарита махнула рукой и замолчала. Потом сменила тему:
– Слушай, а у Юльки-то как дела, все хочу спросить? Давно ее не видела.
– Да как… – вздохнула Ирина. – Не очень. Звонила ей из Египта тридцать первого, слышу по голосу – едва не ревет. Этот ее Горюнов обещал с ней нынче Новый год встречать, она даже с нами не поехала, хотя отец звал. Готовилась, платье там, всякое-разное… А он позвонил накануне: извини, говорит, не смогу, Новый год – семейный праздник. Ой, не знаю я… Она же еще ребенок совсем. Терпеть и ждать не умеет, ей надо все и сразу, а тянется уж третий год…
– Терпеть и ждать! – передразнила Маргарита, вдруг вспомнив ушедшего «до вечера на работу» Валентина. – Дурацкая бабская наука! И учиться ей не надо. Мы терпим, а им только того и надо, живут в свое удовольствие!
– Да кто терпит-то? – удивилась ее раздражению Ирина. – Нелин муж тише воды, ниже травы. Твой Володя у тебя с ладони ест, пылинки сдувает. Валя… Да бывает и хуже, мелочи все это. Юлькин мужик, по большому счету, прав: для него семья главнее, а если дурочка согласилась быть любовницей – сама виновата. Любит она его, видите ли. Может, поймет…
– А если ей ребенка родить? – предположила Маргарита. – Мужик что надо, породистый, дети красивые будут. И при деньгах. Он тогда от жены уйдет.
– Да боже упаси! – открестилась Ирина. – Зачем он ей нужен, сама подумай? Ей девятнадцать, ему сорок, там двое детей… Тоже, наверное, красивые. Да он и не уйдет, так ему плохо, что ли. А все заново начинать? Нет. Да ну их, кобелей, совсем совесть потеряли! Вот, смотри, я тут успела пролистать, пока тебя ждала…
Ирина вытянула из пачки газет, скопившихся за две недели, ту, где на обложке красовались знаменитый продюсер и актриса из тянувшегося весь год сериала. Она хохотала, старательно показывая безупречные зубки, он был несколько смущен, но очень доволен собой. Журналистов они старательно не замечали, изображая одиночество вдвоем, но профессионально выбирали наиболее эффектный фон и ракурс.
– Вот, смотри, совсем обалдели, – без особого, впрочем, возмущения говорила Ирина. – «Главный скандал года – развод Анастасии Попрыгунюк и ее тайный роман с Сергеем Бодуновым – завершился удивительной и красивой рождественской историей, случайными свидетелями которой стали мы, журналисты…»
– Случайными, как же! – фыркнула Маргарита.
– Нет, слушай, слушай: «Да, я выбираю Насте непростое кольцо, вы верно догадались, – засмущался актер. – Мне пока неудобно сейчас делать громкие заявления, потому что я еще официально не разведен. К сожалению, такой у нас суд. Думал, разведут быстро, но, как назло, судья заболела. И в этом году не успеем. Поэтому ждем». Ждут они так, представляешь? А ведь у нее, писали, двое детей маленьких, она их на отца бросила, и этот с женой двадцать лет прожил, почти как мы с Валей. Ну как им не стыдно, а? Судьи виноваты, что им невтерпеж! Или это все реклама, как считаешь?
– Погоди-погоди, – заинтересовалась Маргарита, перехватывая газету. – Не разведен еще, говоришь? А колечко-то сколько стоит?
– Четыреста тысяч. А что?
– А то, что жена этого Бодунова спокойно может при разводе потребовать половину стоимости этого колечка, потому как это имущество, нажитое в период брака. Представляешь, такое бы дело раскрутить, вот была бы огласка! Таких ситуаций, между прочим, множество, да только жены при богатых мужиках боятся судиться, как бы все не потерять, за ними же – сила. Вот мы людей отучаем бояться свои права отстаивать, знаешь, как со скрипом идет… А Валентин твой еще бросается на нас.
– Слушай, Ритка, как я тебе завидую! – неожиданно серьезно сказала Ирина.
– С чего это еще?
– Ты вот так своим делом увлечена, у тебя карьера, стажировки по всему миру, ты даже смотришь на все под своим углом…
– Специалист подобен флюсу, – подхватила Маргарита, желая перевести все в шутку.
Но Ирина не шутила:
– Да, у тебя работа. Карьера, поездки всякие, гранты. Азарт. Любовники были, и муж вон второй. И по два раза. А мою работу любить сложно, тем более за такую зарплату. Я ее терплю, раз уж выбрала. Мы оба Валину работу любим, она более осмысленная. Замуж как вышла двадцать лет назад, так ни на кого больше и не посмотрела. Любовь – то ли была, то ли нет, не помню уже, а сейчас – сплошное уважение, взаимопонимание и сотрудничество. Какая-то я недоделанная: к сорока годам ни одного мужика не встретила, чтоб вот так, как у тебя тогда с Володей, глаза загорелись – хочу, и все тут! Какие-то они все… тусклые. У тебя впереди еще столько – и в Кембридж ты съездишь, и машину новую себе купишь, а я на права сдала и сижу с ними, как курица, водить боюсь. Да и Валя против. И что у меня впереди? Старость, пенсия и внуки. Это при условии, что Горюнов великодушно согласится.
Выслушав непоследовательный монолог, Маргарита поняла, что подруга настроена серьезно и высказала то, о чем, должно быть, часто думала про себя. С одной стороны, она была удивлена: Ирина, спокойная и сдержанная, никогда не жаловалась на судьбу, ровно относясь ко всему, что в ее жизни происходило, за исключением, пожалуй, дочкиного «романа». Конечно, и Маргарита, и Неля давали куда больше поводов для обсуждения в их нешироком дамском кругу, но к этому все привыкли. С другой – ничего удивительного: Маргарита всегда подозревала, что таких тихих многолетних идиллий, как у супругов Литвиненко, на самом деле не бывает, и то, что она узнала за последние дни, лишь подтвердило ее человеконенавистническую гипотезу.
Ирину было очень жаль. Маргарита по своему опыту знала, что нет ничего хуже таких, как у нее, «зависающих» ситуаций, когда все не так плохо, чтобы решаться на кардинальные перемены, и в то же время тоска разбирает – хоть волком вой. Поэтому она молчала, не зная, что сказать, а Ирина, глядя в сторону, старательно разглаживала сгибы газеты, с обложки которой застенчиво улыбался любвеобильный продюсер, вовсе не боящийся крутых перемен.
