– Да ладно вам, Света! Понимаете же прекрасно, что я имею в виду… И вообще, не держите меня за дурочку, понятно?

Больше они на эту тему не говорили. Зайдя в магазинчик, Света бегло пробежала глазами по полкам с дешевым набором продуктов, грациозно прихватила с нижней полки пачку соли и ввела в ступор смущения юную простоватую продавщицу, одарив и ее своей широчайшей, очень жизнерадостной и очень блестящей улыбкой, словно благосклонно позволила таким образом окружающему ее интерьеру и дальше существовать – и маленькому магазинчику, и ухабистой улочке, и всему вообще городку неказистому Синегорску.

Всю обратную дорогу они проболтали на более приемлемые для малознакомых людей темы – про плохую погоду, про женскую моду, про эффективные способы похудания организмов…

– …А вообще тебе худеть вовсе и не обязательно, – оглядывая Дашу с ног до головы, снисходительно проговорила Света. – Ты и так тоненькая девочка. Ну, разве что в талии немного полновата. Странновато даже для твоего возраста… Но у тебя, видимо, тип фигуры такой! У меня вот с талией тоже, между прочим, проблемы, все время пояс специальный под одеждой носить приходится. Знаешь, типа корсета такой. Вот придем домой, я тебе покажу…

– Ага, обязательно покажите… – торопливо согласилась с ней Даша и быстренько перевела беседу в другое, более безопасное для нее русло, торопливо стала отвешивать своей попутчице комплименты. Она давно уже приметила – хочешь отвлечь от себя разговор – начинай хвалить собеседника изо всех сил! Потому что всем нравится, когда их хвалят. И даже не всегда важно, как это звучит. Пусть даже и фальшиво, все равно нравится. Потому что какая, по сути, разница, каким голосом перечисляют твои достоинства? А тем более если человек этот – женщина и речи хвалебные льются не о чем-нибудь, а о безупречном ее вкусе, красоте фигуры и хорошем цвете лица? По крайней мере, ее мама Алена всегда на это хорошо ведется… Так на Дашиных комплиментах они до бабы-Зининого домика благополучно и дошли. Света тут же резво ринулась на кухню – солить и заправлять в пирог готовую для него начинку, а Даша прошла в комнату, где глазам ее предстала очень, очень умильная картинка будущего Наташиного счастья. Владимир Сергеевич, нацепив на лицо придурковато-блаженную улыбку и трогательно прижимая к себе маленькое тельце Макарки, осторожно ходил по комнатке из угла в угол, поддерживая ладонью болтающуюся на неокрепшей пока шейке лысую головку. Головка эта, вся поместившись в его ладони, как в шапочке, норовила еще и вертеться туда-сюда, вращая в разные стороны выпученными глазками, и приводила Владимира Сергеевича в совершеннейший восторг. А когда Макарка изволил еще и пописать, пустив короткую упругую струйку ему на рубашку, вообще замер благоговейно на одном месте, выпучив глаза нисколько не меньше, чем сам Макарка. Наташа и Костик сидели рядком да ладком на диване, дружно провожая его глазами, улыбались одинаково умильно. И рука Наташина по всем законам этой картинки красиво покоилась в Костиковых ладонях. Отчего-то прицепили к себе Дашин взгляд эти Костиковы ладони. Не ладони даже, а ладошки. Маленькие, цепкие, будто куриные лапки. Не мужские совсем. И рука Наташина лежала в них хоть и красиво на первый взгляд, то есть в полном соответствии со всей счастливой картинкой, а только неуютно как-то. Как перед объективом фотоаппарата. Будто только того и ждала Наташа, когда ослепит ее положенная фотографическая вспышка и можно будет вытащить руку побыстрее из этих неуютных и цепких лапок. Она вскоре и потянула ее тихонько – Даша таки не ошиблась. Продолжая улыбаться натужно, высвободила пальцы из Костиковых рук и принялась поправлять волосы на голове, то есть прятать за уши выбившиеся на висках легкие завитки. Чего их прятать-то, зачем, скажите? Кому они помешали? Тоже нашла способ скрыть от чужих глаз свое ощущение неуютности.

Потом баба Зина с Наташей суетливо накрывали стол в комнате, стараясь выставить посуду «покрасивше», то есть самую что ни на есть хрустальную – во времена старушкиной молодости предмет вожделения и гордости всякой мало-мальски приличной хозяюшки. И даже пирог подали на большой хрустальной плоской тарелке. А когда уселись за стол, Владимир Сергеевич произнес тост торжественный за любовь и за надежды на будущее семейное счастье Костика и Наташи. И первый же выпил со смаком, похвалив сладко-алкогольное бабы-Зинино произведение – тягучую малиновую наливку. Света, однако, наливки выпить так и не решилась, тянула помаленьку привезенное с собой французское сухое вино. Отведала того вина из любопытства и баба Зина и тут же воскликнула совершенно искренне, прижав руку к груди:

– Ой, отрава какая!

– Точно! – поддержал ее Владимир Сергеевич. – Отрава и есть! Сплошная кислятина. Ни в голове от нее, ни в другом каком достойно-круглом месте толку нету. – И тут же, повернувшись к Даше, спросил весело: – А вы, девица, почему за счастье подружки и не пригубили даже? Нехорошо, нехорошо…

– Не хочу… – пожала плечами Даша.

– Чего не хотите? Счастья подружке иль вина?

– Володь, отстань от нее, а? Она, как оказалось, девушка непростая. Если что, и в лоб отскочить от нее запросто может.

– Да-а-а? – протянул заинтересованно Владимир Сергеевич, будто дурачась. – Интересно… И откуда ты в здешних краях взялась, такая непростая?

– Даша приехала из Санкт-Петербурга, – спокойно пояснила Наташа, – просто погостить к бабушке. Скоро обратно уедет. Она, знаете, очень хорошая девушка…

– Ну вот… Как хорошая девушка – так сразу долой из Синегорска! – грустно проговорил Владимир Сергеевич. – И тебя вот тоже скоро отсюда увезем. И бедный Синегорск останется навсегда без хороших девушек…

– И впрямь, Наташенька, тебе долго надо свои дела здесь устраивать? Ты скажи, когда нам лучше за тобой приехать? – деловито поинтересовалась Света, откусила от бабы-Зининого пирога и тут же замурлыкала от удовольствия, чуть прикрыв глаза: – Господи, какая вкуснота…

– Ой, я не знаю… – грустно и растерянно проговорила Наташа. – Надо же из школы документы забирать… Да и отдадут ли их мне, непонятно? Может, скажут, пусть мать придет. А она и не пойдет еще, вредничать станет… Потом в поликлинику с Макаркой надо, мы еще не были…

– В общем, даем тебе на все про все неделю. Думаю, этого времени за глаза хватит, – констатировала решительно Света. – К концу недели приедем – чтоб готова была!

– Да зачем неделю-то ждать? – возмутился молчащий скромненько до сих пор Костик. – Ничего себе, придумали! Неделю целую…

– Ничего, подождешь! – вдруг резко оборвал сына Владимир Сергеевич. – Подумать ей надо, не видишь, что ли? Решиться, с духом собраться…

– Наташк, ты что, и правда думать будешь? – обиженно распахнул на девушку светло-голубые глаза Костик.

– Не знаю… – тихо проговорила Наташа и, низко опустив голову, принялась вычерчивать вилкой маленькие треугольнички на белой льняной скатерти. – Ничего я пока не знаю…

Владимир Сергеевич лишь глянул жалостливо на потенциальную свою невестку и улыбнулся грустно, будто внутрь себя. И в следующую же секунду затараторил весело:

– А давайте-ка мы, бабушка, по второй вашей наливочки накатим! За ваше доброе сердце, за золотые ручки… Учись, Светка, у бабы Зины, как надо пироги печь! Возьми у нее парочку уроков по кулинарии!

– Ой, да мне эти уроки, знаешь, что слону дробина! – красивым грудным голосом с легкой смешинкой проговорила-пропела Света. – Как говорится, та мучка, да не те ручки… Нету у меня таких талантов, отстань. Всяких разных много, а таких нету.

– Так ить это просто очень, Светочка… Я быстро тебя научу! Чего ты… – замахала на нее руками баба Зина. – Раз мужик пироги уважает, учись! Вот приедете через неделю, вместе со мной стряпать пойдешь!

– Обязательно, бабушка! – серьезно согласилась с ней Света. – Да и вообще, не последний раз видимся, я надеюсь. Еще и в гости к нам потом приедете! Обязательно даже!

Так в приятных беседах прошло оставшееся застолье. Наташа так и просидела с опущенной головой, боясь поднять глаза на враз погрустневшего Костика. «Господи, хоть бы уж они уехали поскорее, – тоскливо подумалось Даше. – Расселись тут, как у себя дома…»