— Что ж, — Николай закусил губу и нахмурился, — мы немедленно возвращаемся в Гатчину, а вы, мой сын, проследуете со мной.

— Но… — к такому повороту событий Александр был не готов. Он вообще не ждал приезда отца, и в действительности все его обидные реплики предназначались не императору, а Бенкендорфу. Но судьба распорядилась иначе, и теперь он чувствовал, что обида, нанесенная им отцу, достаточно серьезна и не стоит продолжать сердить его. — Но вы позволите мне попрощаться с моими друзьями?

— Я не настолько жесток, чтобы препятствовать этому. Но все же помни — тебя не ждет эшафот, и поэтому нет никакой нужды в долгих проводах, — Николай бросил на сына еще один неласковый взгляд и кивнул Бенкендорфу. — Идемте, Александр Христофорович, в империи есть дела и поважней, чем свидетельствовать смерть какой-то ничтожной фрейлины.

Бенкендорф с ненавистью взглянул на Корфа и вышел вслед за императором.

— Вы можете как-то объяснить мне произошедшее? — холодно спросил Николай у Бенкендорфа, садясь в карету. — Вы говорили, что сведения, полученные от вашего агента, абсолютно точны.

— Смею предполагать, что они вполне соответствовали действительности, но мы опоздали — его высочеству удалось-таки избавиться от Калиновской прежде, чем мы появились, — развел руками Бенкендорф.

— Но разве вы не обещали, что устроите ловушку?

— Я сделал это. Мне удалось спугнуть его высочество, и он поторопился увезти Калиновскую из России. Мои люди следили за выехавшей из имения каретой, но — увы! — в ней оказались князь и княжна Репнины.

— Значит, он тоже в этом замешан? Это что — заговор?

— Боюсь предполагать более, чем могу доказать, Ваше Величество.

— В таком случае, распорядитесь немедленно отозвать его в столицу и велите тотчас прибыть в Гатчину. Я подумаю, как распорядиться его судьбой. Вы с нами?

— Я бы хотел, с вашего позволения, навестить своего агента и поблагодарить его за верную службу, — отказался Бенкендорф.

— Уверен, вы не поскупитесь, — усмехнулся Николай.

В этот момент на крыльце показался Александр. Он быстро и с легкостью сбежал по ступенькам и, словно не замечая Бенкендорфа, сел в императорскую карету. Слуга убрал ступеньки и закрыл дверь. Офицеры сопровождения вскочили в седло, кучер дождался, пока слуга взберется рядом с ним на козлы, и взмахнул хлыстом.

Бенкендорф проводил карету императора тяжелым взглядом и оглянулся, почувствовав, что на него смотрят — Корф вышел на крыльцо и наблюдал за ним. Шеф жандармов вздрогнул и быстро направился к своей карете. Два следовавших с ним жандарма пришпорили коней. Корф вздохнул — Господи, пронеси!

«Господи, пронеси!» — думала и Лиза, когда они с Андреем увозили Ольгу в старое имение Долгоруких.

Ольга сидела напротив нее — раздраженная и мрачнее тучи. Андрей тоже застыл в напряжении. Он вынужден был уступить просьбе умоляющей Наташи и настойчивости сестры, но ему претили эти нелепые игры в таинственность. Андрею не нравилась в этой истории ни роль Репнина и Корфа, ни его собственная роль, и даже поведение наследника престола вызывало в нем тихое недовольство.

Эта женщина как будто свела всех с ума, и взрослые офицеры, пусть и разжалованные, но присягавшие на верность своему императору, из кожи вон лезли, чтобы обмануть и выставить на посмешище его бдительных стражей порядка и законности. Логика таких поступков была Андрею непонятна и отчасти оскорбительна, но и предать друзей он никогда бы не смог, и потому согласился сопровождать Лизу и проследить за тем, чтобы Ольга благополучно добралась до места, где могла переждать, пока страсти, вызванные ее побегом из Польши, окончательно утихнут.

— И вы хотите сказать, что я стану здесь жить? — вскричала Ольга, едва войдя в гостиную старого дома. — А где слуги? Где комфорт? Я вам все же не нищая!

— Поверьте, это ненадолго, — мягко сказал Андрей, пытаясь успокоить ее. — Через несколько дней за вами приедет человек. Он выведет вас из имения и доставит к границе. Уверяю вас, мы обо всем позаботимся. Сейчас еды вам хватит, и голод вам не грозит. Наберитесь терпения, и скоро вы покинете Россию.

— А откуда мне знать, что это не ловушка? — капризным тоном спросила Ольга.

— Это мы все в ловушке, пока вы находитесь здесь! — с ненавистью бросила ей Лиза.

Конечно, ей нравилось, что Миша — такой умный, так все придумал и организовал, но, участвуя в этой истории, он подвергал свою жизнь страшной опасности и ставил под угрозу их будущее счастье.

— Зачем же так сурово? — хищно улыбнулась Ольга. — Неужели мы, как женщина женщину, не поймем друг друга? Или вас никогда не бросал возлюбленный и вы вполне довольны своей судьбой?

— Оставьте мою сестру в покое! — прервал ее Андрей. — И позвольте нам помочь вам.

— Надеюсь, в последний раз, — кивнула Лиза и вышла из гостиной.

— А как я узнаю вашего посланца? — метнув в ее сторону недобрый взгляд, осведомилась Ольга.

— Он покажет вам вот это, — Андрей достал из кармана иконку, на оборотной стороне которой был нарисован портрет Марфы.

Андрей не видел иного способа избавиться от памятного кошмара, связанного с мнимой смертью батюшки.

— И я могу довериться тому, кто предъявит этот пропуск в Рай? — усмехнулась Ольга.

— Вполне, — серьезно сказал Андрей и поклонился. — А сейчас прощайте…

— Вы ничего не желаете мне объяснить? — страшным тоном спросил Бенкендорф Забалуева, попятившегося под его уничтожающим взглядом.

— Но что, что случилось, ваше сиятельство? — залепетал Забалуев.

— Вы убедили меня в том, что Калиновская все еще живет в имении Корфа. Я, в свою очередь, убедил в этом императора, и что мы имеем? Калиновской, если она там и жила, уже и след простыл, а наследник насмехался надо мной, как будто я какой-то мальчишка, с которым он играет в прятки! — вскричал Бенкендорф.

— Простите, ваше сиятельство, — Забалуев быстро сник и съежился. — Я был уверен, мой человек все мне подтвердил… Я должен ему уйму денег…

— Денег? — Бенкендорф от негодования даже задохнулся. — Скажите спасибо, если вас не отправят в тюрьму! А я, по вашей милости, могу попасть в опалу, и тогда уже никто не сможет уберечь вас от каторги.

— Я исправлюсь, ваше сиятельство, я докажу, что все еще полезен вам… — испуганно лебезил Забалуев.

— Хорошо, — смилостивился Бенкендорф, — если придумаете, как отомстить этим господам — барону Корфу и князю Репнину, то я, пожалуй, вас и прощу.

— Не сомневайтесь — придумаю, — угодливо кивнул Забалуев, провожая графа до двери. — Они у меня в печенке сидят. А уж этого случая я им и подавно не спущу!..

— Я несказанно рад, что ты, наконец, решился, — голос старого барона Корфа звучал глухо и слегка надтреснуто.

— Разве я давал тебе повод усомниться в моей смелости? — нахмурился Владимир.

— Я не обвиняю тебя в трусости, — поспешил оправдаться барон. — Но любовь — чувство настолько сильное, что зачастую лишает нас мужества даже помимо нашей воли.

— Мне кажется, любовь — это наказание, — покачал головой Владимир.

— Любовь — это испытание, — улыбнулся барон, — и только от тебя зависит, куда приведет тебя этот путь — во тьму или к свету и блаженству, равному которого нет на Земле.

— Но почему — борьба? Всегда борьба! — воскликнул Владимир. — Неужели нельзя просто взглянуть в глаза и все понять — без слов, без пререканий, и принадлежать друг другу, отдаваясь чувству без неизбежного соревнования в первенстве?

— Ты говоришь сейчас о страсти, — тихо сказал барон, — а я — о любви. Любовь не дается без мук и боли. То, что дороже всего, должно быть выстрадано. Именно это делает любовь бесценной, и такое чувство уже невозможно забыть или отказаться от него.

— Но я устал преодолевать трудности, — вздохнул Владимир, — я, словно Сизиф, вкатываю на высоченную гору огромный камень, а он каждый раз падает обратно, едва достигнув вершины.