— Я грязи в доме не потерплю! — сказала Лиза, с брезгливостью разглядывая сюртук Забалуева.

— Ничего — стерпится, слюбится! — тут же нашелся Забалуев. — Меня же вы терпите.

— Надеюсь, это ненадолго, — ответила Лиза. — Не сегодня-завтра мы получим положительный ответ из канцелярии императора о разводе, и тогда ноги вашей в этом доме не будет!

— Мечты, мечты!.. — недобро ухмыльнулся Забалуев. — Ладно, до этого еще дожить надо, а сюртук-то мне верните!

— Татьяна, отдай господину Забалуеву его одежду, — кивнула Лиза.

Забалуев протянул руку за сюртуком, но Лиза добавила:

— При одном условии — рассиживаться в этих лохмотьях в гостиной вы не станете. Есть у вас своя комната — вот туда и ступайте!

— Ладно, — пробурчал Забалуев, — пока ты тут во власти, но мой день уже не за горами! Сочтемся, супружница!

Вырвав из рук Татьяны сюртук, Забалуев со словами: «Дорогая вещь, чего мять-то было!» — встряхнул его. Татьяна чихнула, а Лиза вздрогнула — из кармана сюртука выпал платок, из которого выкатился на ковер старинный перстень с большим бриллиантом.

— Что это? — удивилась Лиза, поднимая перстень. — Откуда он у вас? Вы же нищий, как церковная крыса?

— Это? — засуетился Забалуев. — Сюрприз! Подарок вам сделать хотел, да вы, видишь ли, поторопились. Отдайте колечко, а то потом неинтересно будет.

— Про «потом» не знаю, а мне уже сейчас интересно, — тихо сказала Лиза, рассматривая перстень со всех сторон. — Да на нем кровь!

— Не я! Не моя! — заволновался Забалуев. — Я его в карты выиграл, не видел ничего, думал вам приятное сделать, помириться желал… Верните мне его, Елизавета Петровна, дорогая…

— Здесь надпись есть — «Анастасия». Кто она?

— Да что вы пристали? Знать не знаю, ведать не ведаю. Верните, верните, говорю!

— Так вы украли его? Или убили кого-нибудь?

— Карл Модестович мне его в карты проиграл, — взмолился Забалуев. — А что касается надписи — любую надпись можно исправить. Захочу — и завтра же на нем будет ваше имя.

— Не стоит беспокоиться. Я принимаю ваш подарок, Андрей Платонович! Какой уж есть, — Лиза сжала перстень в ладони. — И не смотрите на меня так. Перстень я вам не верну! У него хозяйка есть, и я узнаю, кто такая Анастасия и жива ли она.

— Разумеется, храните, храните его… В знак моей бесконечной любви к вам, — Забалуев бочком попятился из гостиной.

Такого поворота событий он не ожидал, и не драться же в самом деле с девчонкой! Шум поднимет, глядишь, еще и его сумасшедшим объявят.

— Посмотри, какой дорогой перстень, — после ухода Забалуева, скорее напоминавшего поспешное бегство, Лиза снова принялась рассматривать перстень. — Лжет он, что хотел мне его подарить! Это не простой перстень, есть в нем какая-то тайна.

— Интересно, кто такая эта Анастасия? Дворянка, купчиха или мещанка? — задумчиво сказала Татьяна.

— Может быть, ее и в живых-то нет, перстень старинный, — предположила Лиза.

— А мне кажется — она молода и красива, и влюблена в прекрасного юношу… — мечтательно проговорила Татьяна.

— А перстень ей подарил возлюбленный, втайне от мужа? — поддержала ее игру Лиза. — И когда она потеряла его, то горько плакала… Смешная ты, Таня! Это же из романов, в жизни все иначе. Но в одном ты права — за перстнем стоит судьба. Я найду бедную Настю и верну ей памятный перстенек…

— И где же твой брат? — спросил Репнин, когда они с Радой приехали в табор.

— Не знаю, — покачала головой Рада. — Он просил меня срочно ехать за тобой. Сказал, что будет ждать в своей кибитке.

Репнин укоризненно посмотрел на нее.

— Признайся, что ты просто хотела видеть меня.

— Нет! Это брат вызвал тебя. А мне, — она улыбнулась, — мне повода для встречи с тобой искать не надо. Ты ко мне сам придешь, стоит мне только этого пожелать.

— Не будь такой самоуверенной, — смутился Репнин.

Цыганка и впрямь имела над ним необъяснимую, тайную власть, как будто приворожила своими чарами.

Рада рассмеялась и прижалась к нему, Репнин потянулся к ней, но потом вздохнул и отстранил ее от себя.

— Не до забав мне нынче… Ты лучше брата поскорее найди, поговорим с ним, и поеду я дальше — есть у меня в уезде дела неотложные.

Цыганка нахмурилась, пожала плечами и сделала шаг в сторону от кибитки Седого. В этот момент от другого края табора раздались громкие крики и причитания. Рада вздрогнула и схватилась за сердце.

— Что-то случилось, — тихо сказала она. — Брат…

Рада бросилась на крики, и следом за ней Репнин. Когда они подбежали к толпе цыган, собравшихся у крайней кибитки, то увидели лежавшего на снегу Седого. Он был весь в крови и бездыханный, в его груди торчал вошедший по рукоятку нож. Замерев на мгновенье от ужаса, Рада упала на колени на снег рядом с братом и вдруг так страшно и мучительно закричала, что Репнину стало страшно.

Опомнившись, он растолкал вмиг замолчавших цыган и вошел в центр круга.

— Как это случилось? — Репнин обвел цыган взглядом. — Кто знает? Почему молчите? Или сами во всем виноваты?

— Ты на нас не греши, барин, — после недолгой паузы сказал вожак. — Не по-людски это — напраслину возводить. А что случилось — не видел никто. Мальчик сказал — старуха к нему приходила, попрошайка, вроде той, что в лесу часто видели.

— А кто его нашел?

— Он сам до кибиток дополз, можешь посмотреть — след прямо из леса тянется.

— Так он живой был? — обрадовался Репнин. — Успел что сказать?

— Успел, — кивнул вожак, — да только одно слово — перстень.

— И это все?

— Все, — вожак взмахнул рукой и, подойдя к Седому, мягко отстранил от него Раду.

К погибшему тут же молча подошли четверо цыган, подняли тело с земли и понесли к одной из кибиток.

— Постойте, — Репнин хотел остановить их, — а нож?!

— Его это нож, — покачал головой вожак.

— Получается, что он сам себя зарезал?

— Что получается, не знаю, и вряд ли кто сможет узнать, — пожал плечами вожак и снова махнул рукой — цыгане тут же разошлись.

Репнин бросился поднимать Раду. Она позволила князю помочь ей и, посмотрев куда-то мимо невидящим взглядом, побрела прочь от этого страшного места.

— Рада, Рада! — догнал ее Репнин. — Нельзя же так просто все оставить!

— А что ты можешь сделать, барин? Брата мне вернешь?

— Брата не верну, но могу разобраться, кто и зачем его убил. Ведь не сам же он себя собственным ножом жизни лишил! Скажи, у Седого были враги в таборе или среди местных жителей?

— Его все уважали, — тихо промолвила Рада.

— А в последнее время не случилось ли ничего необычного?

— Странный ты человек, князь, — грустно улыбнулась она. — Да разве цыгане живут той жизнью, что вы считаете обычной?

— Тогда, может, событие какое важное, — смутился Репнин.

— Событие? — задумалась Рада. — Было событие — в карты он давеча выиграл. Много выиграл. Очень много…

— А с кем играл?

— Кажется, с управляющим барона Корфа. И с тем барином, на чьей земле стоит табор.

— Забалуев? Откуда у Забалуева деньги для игры в карты? Да, кстати, а что это за перстень, о котором сказал Седой перед смертью?

— Старинный. Очень дорогой и красивый.

— Где же он его взял?

— Я не успела у него спросить. Брат спрятал перстень в карман и велел мне найти тебя.

— Хорошо, — решительным тоном сказал Репнин. — Послушай, Рада… Седой был моим другом. И я даю тебе слово дворянина, что отыщу его убийцу.

— Да кто же будет тратить время на поиски убийцы цыгана? — засомневалась Рада.

— Я! — уверил ее Репнин. — И прямо сейчас отправлюсь к исправнику.

Репнин, конечно, был полон решимости узнать правду и выполнить свое, в благородном порыве данное обещание, но разговор с исправником его раздосадовал.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость! — отмахнулся тот. — У них в таборе, почитай, каждый день поножовщина. Из-за чего сыр-бор поднимать? Убьют, похоронят тайком — и ладно. Одно слово — язычники!