— Зачем? — не поняла Анна.
— Не люблю женщин с короткой стрижкой.
— Это займет время.
— Могу подождать.
— А в чем дело! — Анна начала раздражаться. — Что тебе моя стрижка? Тебе не нравится мой новый имидж, дорогой?
— Да ничего. — Сергей отвернулся. — Я просто не ожидал, что женой окажешься ты.
— Вообще-то я тоже не в восторге.
— И тем не менее я твой муж, — плотоядно улыбнулся Сергей.
Анну передернуло. От негодования она чуть не захлебнулась.
Хлопнув дверью, она скрылась в ванной.
Потом, видимо, одумавшись, высунула из-за двери взъерошенную стриженую голову и сердито прошипела:
— Только не вздумай ко мне сунуться… муж… объелся груш…
— Не груш, а яблок, — недовольно поправил Сергей, а про себя подумал: «Это твой муж объелся груш… и зажмурился… да если бы не он, да не ты, я, может, сейчас бы так и доедал те яблоки в Праге… только с Леной и сыном. А теперь придется с тобой… груши трескать…»
Он вдруг вспомнил, как в детдоме они с мальчишками собирали дичок целыми майками в заброшенном совхозном саду. Кислятина, аж чресла сводило. Сергей ядрено поморщился, словно бы ощутив прежнюю оскомину на зубах.
Вечер тянулся бесконечно долго. Они бессмысленно и глупо отмалчивались, швыряя друг в друга короткие злобные взгляды, нехотя ковыряли вилками заказанный в номер не романтический ужин, вынужденно, без интереса листали яркие проспекты, напряженно таращились в телевизор.
Но примирение уже зависло между ними едва ощутимой колеблющейся зыбью, сменив змеиное выражение лиц на меланхолично-равнодушное.
Перед сном они по очереди отсиживались в ванной, оттягивая время укладывания в постель.
Уже посмеиваясь, Сергей плескался в душистой пенистой воде, наслаждаясь роскошным видом матово-белого кафеля. Белый махровый халат, такой же, как у Анны, висел на крючке, готовый заключить в объятия его освеженное тело.
Не глядя друг на друга, они улеглись по разные стороны кровати, как по разные стороны баррикад.
Анна отвернулась спиной, делая вид, что засыпает. Но Сергей был уверен, что она, как и он, поблескивает глазами в темноте. Перекатившись к ней ближе, он, как бы невзначай, положил руку на ее красиво выступающее под одеялом бедро. Анна вздрогнула всем телом и, не оборачиваясь, лягнула его пяткой.
— Извини… — виновато пробормотал Сергей, насмешливо улыбаясь при этом во весь рот.
Она приподнялась на локте и посмотрела на него через плечо, а потом снова улеглась на своем краю кровати. Но Сергей был абсолютно уверен, что она тоже улыбнулась. Конечно, у них были веские причины для конфликта. Но когда мужчина и женщина оказываются в одной постели, любой конфликт приобретает другие цвета, другие оттенки.
Особенно тяжело было Сергею. Он давно забыл вкус женщин, но теперь, когда одна из них лежала рядом с ним, его мужское начало взбунтовалось и угрожало вполне определенным концом. Даже если ему все-таки посчастливится заснуть, это ничего не изменит. Казус вполне может произойти и во сне, когда никто себе не подвластен.
После гибели мужа Анна тоже себя не баловала. К тому же в определенном смысле она была предельно сдержанна, так сказать, в порочащих связях не замечена, характер стойкий, нордический…
Ухаживал за ней один… бывший приятель мужа. Вальдемар. Но что-то с ним не складывалось. Пресный он был какой-то. Слишком уж положительный. На всякий случай Анна все же держала его на коротком поводке, не приближая и не отталкивая.
И вдруг сейчас, лежа в постели с этим удивительно сексуальным гадом, ей мучительно захотелось любви в любом ее проявлении, хоть нежном, хоть грубом. Его харизма действовала на нее обезоруживающе. Только вот как быть с тем, что он убил ее мужа?..
Да черт с ним, с мужем!.. Вернее, Бог с ним! И царство ему небесное! Мир праху его! Ну что там еще?.. Она-то жива, черт возьми… И она сейчас находилась в кущах царства земного, оказавшись в плену самых земных желаний, с самым желанным в этот момент мужчиной. И она бы уже не лягнула его, если бы он дотронулся до ее груди, осторожно пробежал пальцами по животу вниз… потом навалился бы на нее всей тяжестью своего горячего мужского тела… Анна прижалась к матрацу животом и застонала в душе.
Но один стон пропустила, тут же замерев и затаив предательское дыхание, которое рвалось наружу чуть ли не с хрипом.
— Ты что?.. плачешь? — тут же встрепенулся Сергей и снова протянул к ней руку. Плечо обожгло. По телу прошла дрожь.
— Сейчас ты у меня заплачешь! — сдавленным голосом бросила Анна и, извернувшись, что есть силы, лягнула его пяткой.
Сергей сердито отвернулся, готовый отправиться спать на пол.
Через некоторое время, уже засыпая, он обнял подушку и едва слышно прошептал: «Лена…»
Маленький Сережа никак не хотел засыпать. Он возился, хныкал, требовал сказку и песенку. Лена терпеливо уговаривала его, напевала смешные куплеты, вспоминала все подряд его любимые стишки. Сережа маленький всегда плохо засыпал. «Сережа-маленький», — так она называла его про себя, всегда думая при этом о Сергее. Но ей не хотелось, чтобы об этом знал Виктор. Их брак можно было считать удачным, даже счастливым, если бы не ее бесконечные тайные мысли о Сергее.
— Книжку хочу, — обиженно потребовал мальчик, заметив, что мама задумалась.
— Конечно, моя радость… — Лена рассеянно потянулась за книгой, раскрыла ее наугад и с выражением принялась читать: — И сел Иван-Царевич на Конька-Горбунка, и полетел за три моря…
Скоро ребенок засопел умиротворительно и ровно. Лена помолчала несколько минут, с любовью глядя на сына, боясь спугнуть его капризный сон. Потом тихонько встала, поправила сбившееся одеялко и настороженно оглянулась, прижав палец к губам.
В детскую неслышно вошел Виктор, выключил свет и в темноте взял ее за руку. Ощутив у себя на плече его губы, она чуть отстранилась, увлекая его за собой.
Они вышли из детской обнявшись, ступая на цыпочках по скрипучему паркету, который давно следовало перестелить и отциклевать, да все руки не доходили. В кухне уютно шумел чайник, предвещая приятное вечернее чаепитие, вползвука бормотал телевизор, демонстрируя агрессивное ток-шоу на тему очередных политических споров.
Лена накрывала стол для легкого ужина. Виктор внимательно наблюдал за ней, но не за ее действиями, а именно за ней. Заметив его пристальный взгляд, она улыбнулась ему ничего не значащей мимолетной улыбкой.
— Лен, скажи мне… — Виктор замялся и замолчал.
— Что? — она подбодрила его легким приветливым кивком.
— А вот если бы он вдруг оказался жив, у нас с тобой ничего бы не изменилось?
— Кто? — Лена подняла брови, изобразив непонимание. Но в ее тоне улавливалось упрямое нежелание развивать эту тему.
— Сергей.
— Сергей? Ну… Я же за тебя вышла.
— Все равно. Я бы тебя у него увел.
— У него бы не увел. — Лена, потупив взгляд, машинально постукивала по столу ложечкой.
— Это почему? — недовольно вскинулся Виктор.
Лена отложила ложечку и ласково обняла его, доверчиво прижавшись к плечу.
— Ну… потому, что он был такой… — она замурлыкала, нежно проведя подбородком по его щеке. — Вить… ты, что ли, ревнуешь?
— Нет! — Виктор отстранился. — Вот просто интересно, что в нем такого? По-моему, он просто надутый самоуверенный бультерьер.
Она снова сделала попытку его обнять, но так, словно он маленький и капризный.
— Вить, ну ладно, чего ты завелся? Я же с тобой.
— Знаешь, а мне это надоело, — снова отстранился Виктор. — Ты думаешь о нем постоянно.
— С чего ты взял? — Лена растерянно заморгала. — Надеюсь, ты шутишь?..
— Если этот бультерьер тебе так дорог, чего ты тогда со мной живешь?
— Но… Витя… он же умер… его нет.
— Вот именно. — Его взгляд был недобрым и испытующим.
— Он умер! Не смей его оскорблять. Ты просто ревнивый дурак! — отрезала она, сузив глаза. — Все! Хватит. Я иду спать.
Виктор остался один. Он ругал себя за этот тупой разговор, за идиотскую свою несдержанность, за испорченный вечер. Но он ничего не мог поделать с собой. Он любил ее. Он боялся ее потерять. Он ее ревновал. И из них двоих он один знал, что ревность его и страх ее потерять возникли не на пустом месте.
