Я победила, подумала Ра. Я проиграла поединок и выиграла Вэ-На и жизнь. Друга и счастье. Благословение Небес.
Она притянула Вэ-На к себе, подняла его лицо, ловя взгляд, прижалась, усилив боль во всём теле и незнакомую прежде тёплую истому, вызывающую желание прижиматься крепче — и сказала:
— Сейчас это уже не имеет значения. Поединок всегда всё объясняет. В этом его смысл, я думаю… и я люблю тебя.
— Ты наивная девочка, Ра… Ра, хочешь видеть свою Мать? Или Отца? Я послал за ними.
— Хочу. Мать больше… моя Мать… И Братьев я хочу видеть… Вэ-Н, мне тяжело много говорить, но нужно страшно много рассказать. Потом, потом, когда станет легче — ты выслушаешь меня?
— Конечно, — Вэ-Н взял с низкого столика чашку из белого матового стекла, нежного, как скорлупа. — Выпей ещё, пожалуйста! Лекарь сказал — всю ночь, понемногу.
Ра поднесла чашку к губам, вдохнула резкий запах — и отдала её Вэ-Ну.
— Не хочется. От этого напитка всё кругом как в тумане. Не люблю быть пьяной.
— Тебе не больно?
— Мне больно. Неважно. Лучше держи меня. Я чувствую, что это правильно… Знаешь, говорят, трофеи начинают чувствовать такие вещи, о которых не знают мужчины — это как чувствительность открытой раны…
— Не трогай меня так! Мы больше не можем — я тебя покалечу…
— Нет. Я чувствую, что нет. Мне не только больно, понимаешь? Рабыня боится боли; я — нет.
И Ра снова удивилась тому, какие невероятные ощущения, не объяснимые ничем, могут прорастать из почти нестерпимой боли — потому что Вэ-Н, Государь, тоже ей принадлежал.
В каком-то смысле, подумала Ра, я его тоже создаю.
* * *
Запись N93-02; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Государев Дворец.
Юу дрыхнет, свернувшись клубком на циновке в и укрывшись плащом — по-походному, будто и не во Дворце. Мы с Ар-Нелем сидим на корточках у жаровни и беседуем.
К слову, Кши-На не знает стульев; я привык сидеть на полу или на корточках, как земной заключённый в древние времена, но аборигенам такая поза кажется абсолютно естественной. Своеобразный местный уют: за окнами, закрытыми пергаментом, глухая темень, а в гостиной светится жёлтый фонарик, мерцают угли на жаровне — лица делаются одухотворёнными и говорить очень приятно.
Юу, я думаю, устал от впечатлений. Он у нас теперь Брат Государыни; его подначивают и задирают, с ним кокетничают столичные жители, он дрался полушутя-полувсерьёз четырежды только за сегодняшний день — плюс беседовал с королём. Государь, чьего имени от большого уважения и любви не называют подданные, разумный парень и интересный- поговорил с Юу, сделав его своим фанатом, поговорил с Ар-Нелем, сделав его своим, по-моему, довольно ценным союзником, поговорил с родителями Юу и Ра, пригласив Господина и Госпожу Л-Та в Cовет — они, конечно, тоже этого не забудут. Вдобавок, он поговорил со мной.
Ра, похоже, серьёзно отнеслась к собственному, данному ещё в виде мальчика, обещанию сделать для меня всё мыслимое за спасение брата. Рассказала мужу. А он поинтересовался.
Когда разговариваешь с Государем, всё время чувствуется, что вложили в него немало. И задёргали изрядно. Повзрослел быстро, не по годам. Усталая, всепонимающая рожица: такие лица, по моим наблюдениям, часто бывают у детей с проблемами в семье, а не у холёных аристократов.
Интересное сочетание: знает, что кто угодно кинется со всех ног куда он скажет — и при этом тщательно обдумывает каждое слово. Вовсе не рвётся приказывать генералу становиться морской чайкой — не упивается властью. Взрослые не баловали и жизнь не баловала — к тому ж только что умер отец.
Не знаю, любимый ли. Но не могло не ранить, как бы там ни было.
Ближе к вечеру знаменательного дня Утверждения Государева Статуса, мы — друзья Государыни — собираемся в королевской опочивальне, как персонажи романа Дюма. Государь говорит мне с места в карьер:
— Ра считает тебя очень необычным человеком. Расскажи о себе.
Насколько я демон, что ли?
Не хочется что-то наворачивать, тем более, что рядом стоит Ар-Нель и весело наблюдает за всем происходящим. И Ра наблюдает; оперлась локтем на подушку, уже очень хороша — этакий болезненный ангел, все женственные чёрточки сделались явственнее. Еле заметно улыбается; я вдруг осознаю, что с первой встречи думал: "А девкой был бы краше". И Юу сидит на её постели и тоже внимает. Зато нет чужих, все мне свои, мои детки, как это ни забавно звучит. И я говорю совершенно честно, выбивая себя и их из легенды:
— Я и необычный. Я очень издалека. Живу в твоей стране, чтобы потом написать книгу о ней. Меня интересует жизнь твоих подданных, Государь — всё, что только можно, самые простые вещи, любые мелочи и частности, а больше всего — люди.
Юу смотрит на меня, приоткрыв рот. Ар-Нель хихикает в расшитый рукав. Ра кивает.
— Ты настолько учёный, что можешь написать книгу? — спрашивает Юу. — А я думал, Ма-И шутит…
— Я нисколько не удивлён, — говорит Ар-Нель. — Спрятать ум не менее сложно, чем скрыть глупость. А вы, дорогой Господин Второй Л-Та, не слишком наблюдательны, мягко говоря…
— Я хочу прочесть эту книгу, — говорит Государь. — Мне интересно.
Я кланяюсь, довольно неуклюже по меркам придворных — но имидж горца мне менять не хочется, да и ни к чему. Допрыгались: у меня правительственный грант на книгу — правительства Кши-На. Теперь бы ещё умудриться написать что-нибудь такое, что воспринималось бы записками местного жителя о других местных жителях!
Ра не общалась со мной так плотно, как Лью, поэтому она меня поминутно не зовёт, тем более, что вокруг неё толпа: лекари Государя, его Астролог, в смысле — Гадальщик, его камергер, да ещё заходят мать — Снежная Королева, братец Юу и сердечный друг Ар-Нель. Ра развлекают, утешают, дают пить обезболивающее — довольно слабый транквилизатор, вроде зверобоя или валерьянки, с мизерным наркотическим эффектом, но это лучше, чем ничего: боль метаморфозы снова кажется мне непомерно сильной.
Лью и не снилось такого внимания. Ра не оставляют одну ни на минуту — если она сама не отсылает от себя обожающих подданных. Её искупали в восхищении и преданности; Ра стоит намекнуть, как люди Государя готовы в лепёшку разбиться… Правда, Н-До почти не покидал Лью, а Государь вынужденно отлучается, порой надолго, так что — как знать, кому повезло… Впрочем, можно представить себе, каково изменяться простолюдинкам — на этом фоне любая наша аристократка выглядит счастливицей.
Меня отчасти предоставили самому себе. Я получил свою порцию восторгов и почестей: Снежная Королева держала меня за руки — это уже не барская ласка, а благодарность равному; со мной разговаривал управляющий дарёного клочка земли — пара выморочных деревень, но статус-то, статус! После всех подарков, благодарностей и церемоний, после рассматривания моей диковинной физиономии — состоялся обед у Государя, на котором я присутствовал. Весь обед у меня маячил в памяти андерсеновский "Волшебный холм", но и начинённые репейником шкурки ужей, и салаты с мочёными мышиными мордами и цикутой, в конце концов, слава Господу, закончились тоже. Хорошо, хоть ржавых гвоздей не подавали.
И вот вечером, в апартаментах для почётных гостей, мы с Ар-Нелем беседуем о жизни, а Юу спит рядом. Мне кажется, что Юу хотел бы общаться с Ар-Нелем — милый-дорогой Господин Ча чувствует себя среди столичной знати, как рыба в воде, а Юу, всё-таки ощущает себя провинциалом — но наш разговор о разном лихого вояку утомил и убаюкал.
Ар-Нель рассказывает миф о сотворении мира. Его лицо в полусвете углей и фонарика кажется просветлённым, но в голосе слышатся явственные скептические нотки — не слишком-то он истово верует. Космогонические представления у нги-унг-лянцев вполне адекватны образу жизни и психофизиологии: Зло в образе Князя Ночи, желающее распада и хаоса, побежденное Добром, вследствии метаморфозы изменяет собственную агрессивную природу, а Княгиня Ночь рождает Жизнь и Смерть, как уравновешивающие друг друга стихии. Любовь алхимически переплавляет Зло в Добро, как свинец в золото.
