— Дело в том, что я не хочу идти на этот прием, — признался Грант.

Чуть подавшись вперед, он прижал ее своим телом, опершись руками о стену. Шайен зачарованно глядела в его лицо.

— Говоря по правде, мне хотелось бы отвести вас в свой или ваш гостиничный номер, или остаться в лифте, или пойти куда вам заблагорассудится… и ласкать вас медленно, всю ночь напролет, пока я не лишусь сил.

Ею овладело чувство, будто он уже приступил к ласкам. Ей стало трудно дышать. Пульс учащенно забился. Она обставила всех, от осознания этого факта делалось смешно. Могла ли она когда-нибудь подумать, что сумеет «вертеть» таким мужчиной?

— Я полагала, что люди с вашим честолюбием строят более серьезные планы.

Улыбка медленно тронула его губы — так тонкой струйкой наполняется стакан бренди.

— Я тем и занят. Я намерен окрепнуть и снова любить вас завтра. И послезавтра. И послепослезавтра.

Призывая к молчанию, она приложила пальчик к его губам.

— Похоже, если б я сказала «да», у вас был бы весьма плотный рабочий график.

— А вы скажете? — От его вопроса дрожь пробежала по спине: ее решимость постепенно давала брешь и слабела воля. — Вы скажете «да»?

Она мужественно старалась взять себя в руки. Трудно противиться, когда нет сил.

— Нет. Мне надо выполнить редакционное задание, а вам управлять вашей информационной империей. Для любовных похождений у нас просто нет времени.

Но, Боже сохрани ее, как ей хотелось, как хотелось, чтобы у нее было время!

«Ну, за этим дело не станет», — напомнила она себе.

Их тела почти соприкасались. Она вся горела и задыхалась.

— Вы же знаете, что говорят о тех, кто работает, но не развлекается, — нежно произнес Грант.

Отчего они еще не добрались до первого этажа? Каким образом им удалось забраться в самый медленный из существующих лифтов?

За секунду до того, как их губы встретились, дверцы лифта наконец-то открылись. Несколько человек, стоявших в ожидании кабины, откровенно уставились на них.

Шайен от смущения поежилась. Бросив искоса взгляд на Гранта, она увидела: тот вовсе не обескуражен.

— Доброго всем вечера, — непринужденно кивнул он головой изумленным людям. Словно не было никакой щекотливой ситуации. Небрежно взяв Шайен под локоток, он вышел с ней из кабины лифта.

Этот мужчина бесподобен.

— Ловко, — дала свою оценку его маневрам Шайен.

Склонив голову и пропуская ее вперед, он промолвил: «Стараюсь».

О’Хара больше чем старался. Целый вечер он тем и занимался, что очаровывал присутствующих. Безо всяких усилий. Будто пленять других для него столь же естественно, как и дышать. Пожалуй, так оно и есть.

Шайен обратила внимание, что Грант пользовался своей колдовской силой для того, чтобы склонить пришедших на прием женщин расстаться с большей суммой, нежели те предполагали вначале.

Она узнала, что это не простой благотворительный вечер по сбору денег: в конце его должен был состояться аукцион. Аукцион холостяков, на котором Грант играл роль аукциониста. Справившись с охватившим ее в первое мгновение удивлением, Шайен приступила к работе, делая весьма красноречивые снимки дам — здесь их собралось более двух десятков, и все принадлежали к сливкам общества, — которые собирались поторговаться за вечер в компании кого-нибудь из самых красивых холостяков Нового Орлеана.

Взяв короткую передышку, Грант, сойдя с подиума, подошел к Шайен. Обняв ее за талию с беспечностью старинного друга — а ведь повстречала она его совершенно недавно, — он притянул ее к себе настолько близко, что ими обоими овладело возбуждение.

— Веселитесь? — Он, хоть и распоряжался торгами, глаз с нее не спускал. Она сновала туда-сюда в толпе, точно тонкая струйка дыма, и засняла практически все.

Присутствующие женщины, наверно, забыли о ее существовании, но Грант помнил о ней постоянно. Не раз во время аукциона он замолкал, дабы убедиться, что она в зале. От ее вида у него горячилась кровь, а тело испытывало томительное желание.

— И весьма, — не колеблясь, созналась Шайен. — Вы мне не говорили, что здесь будет аукцион. — Она не стала бы одеваться столь шикарно, если бы знала о предстоящем мероприятии. Явилась бы в простеньком черном платьице и избавила бы себя от расходов.

Его рука неторопливо скользнула по ее спине:

— Как-то вылетело из головы.

Шайен засомневалась, что он способен что-нибудь позабыть. Выловив еще одну кассету с пленкой, она принялась перезаряжать фотоаппарат.

— Да, и то, что вы аукционист, у вас тоже «вылетело из головы»?

Глядя ей прямо в глаза, О’Хара улыбнулся и с удовлетворением отметил, что она прекратила перезаряжать пленку. Как бы то ни было, кое-какое впечатление он производит на нее.

— От вашей близости у меня все вылетает из головы. — Он увидел Милли, казначея детского фонда, которая призывно махала ему рукой. — Похоже, мне пора обратно. Подождите меня. — Прежде чем уйти, он подмигнул ей.

«Будто у меня есть выбор», — задумчиво сказала она себе, делая очередной снимок.

Грант вновь взялся за дело, пока не объявили и не продали последнего холостяка в его списке. Весь аукцион отнял чуть больше полутора часов. О’Хара устал, но остался очень доволен. Удалось собрать значительную сумму для его любимого детского приюта.

От накаленных ламп в зале стало душно. Он развязал галстук и расстегнул пуговицу у ворота. «Так вот, — подумал он, — будет легче».

— Спасибо, дамы. Вечер удался на славу. Детский фонд благодарит вас от своего нуждающегося, но достойного сердца.

О’Хара уже сходил с возвышения, когда кто-то из присутствующих воскликнул: «А что же вы?»

Вопрос заставил его застыть на месте. Грант обернулся и посмотрел туда, откуда донесся голос.

— Простите?

— А что же вы? — повторила женщина в ярко-синем платье. Она обменялась взглядами с сидевшими за одним столом подругами, и те рассмеялись.

Шайен, глядя на спросившую женщину, опустила фотоаппарат. Ей не понравился этот смех.

— Вы не собираетесь выставить себя на аукцион? — осведомилась настойчивая дама.

Грант расхохотался и отрицательно покачал головой:

— Нет, я…

— Почему? — захотел кто-то узнать. — Деньги-то пойдут на детский приют, верно?

— Правильно, — согласился Грант, — однако…

Он не намеревался выставлять себя на продажу. Из-за этого и согласился стать аукционистом.

Женщина в ярко-синем наряде, вскочив на ноги, заявила:

— Даю для начала триста долларов.

Грант беспомощно поглядел на Шайен, и тут его чары, пусть всего лишь раз, не сработали. Она инстинктивно сделала моментальный снимок, понимая, что другой такой возможности больше не представится. А потом она опустила камеру. Если сейчас заниматься съемкой, то не удастся сосредоточиться на происходящем.

Вклинившись в середину толпы, Шайен вслушивалась в предлагаемые суммы. От поднявшегося ажиотажа ей сделалось несколько неловко. И ею овладела ревность. Да, она с удивлением обнаружила в себе это чувство. Она-то считала, что наблюдение за Грантом в окружении поклонниц навеки пресечет пустившее в ней корни желание. Вместо этого они проросли еще глубже.

В конце концов, ей долго не выдержать. Ну вот, цветущая брюнетка объявляет цену, а Грант в ответ улыбается ей.

— Семьсот, — внезапно услышала Шайен собственный голос.

Изумление уступило место радости, когда О’Хара посмотрел в ее сторону.

— Кажется, дама с фотоаппаратом…

— Восемьсот, — громко объявила брюнетка.

Шайен бросила косой взгляд на ее самоуверенное лицо.

— Восемьсот пятьдесят.

Брюнетка посмотрела на нее, и ее темно-зеленые глаза превратились в щелки.

— Тысяча долларов, — надменно проговорила она.

Шайен, примолкнув, сделала быстрый подсчет в голове. Если удастся приклеить обратно ярлыки на купленное платье, она сможет позволить себе немного поднять цену. Она не раз была свидетельницей того, как такой же фокус проделывала ее матушка.