— Выставила себя мелочной, вздорной, завистливой ревнивицей, — пояснила она. — Упрекнула его в снобизме, а ведь человека более широких взглядов, чем Герберт, на всем свете не сыщешь!
— Ну не тревожься ты! Скажешь ему все это завтра.
— Назавтра он дал мне отгул.
— Значит, во вторник.
— Но он говорит: нам следует вернуться к тому, что было…
— Тем лучше, — отмахнулась Джилл. — А ты сделай вид, будто тебе плевать!
— Но я не хочу играть в такие игры с Гербертом… Я ненавижу притворство!
— Это не называется притворством, милая Бетани. Это выживание. Ты же знаешь: если чувства женщины затронуты слишком глубоко, мужчин это отпугивает. Так удиви его: он ждет истерик и упреков, а ты веди себя как обычно!
— Как обычно? — Бетани слабо улыбнулась. — Я уж и забыла, что это значит.
Однако она понимала: стрелки часов в обратную сторону не крутятся. И к прошлому возврата нет. Для начала она ни за что не наденет привычные бесформенные брюки и свитера. Герберт пробудил в ней не только чувственную страсть, но и нечто большее. Бетани в кои-то веки почувствовала себя женщиной — настоящей женщиной! — и насильственно подавлять эту сторону своей натуры больше не собиралась.
— Джилл, — подняла она глаза на подругу, — раз уж у меня завтра выходной…
— Хочешь отправиться за покупками, да?
— Но как ты догадалась? — удивленно заморгала Бетани.
— Женская интуиция, — подмигнула Джилл. — С удовольствием составлю тебе компанию.
Когда Бетани явилась в офис во вторник утром, Герберт уже сидел за рабочим столом. Вчерашний день показался ему бесконечным: он так и просидел до вечера, отрешенно глядел в пространство, а на столе росла кипа бумаг, конвертов, папок, которые требовали самого пристального внимания. Требовали, но так и не дождались. И в довершение удовольствия он всю ночь не сомкнул глаз.
Негромко щелкнул замок. Герберт поднял глаза от документов, собираясь произнести «доброе утро» самым что ни на есть равнодушным тоном, да так и замер открыв рот.
На Бетани была алая юбка, едва доходившая до середины бедра, облегающий черный свитерок и черные замшевые туфли. Вызывающе алели наманикюренные ноготки. Волосы свободно рассыпались по плечам. Впечатление дополнял умело наложенный макияж. Макияж?! Да она же никогда на работу не красилась!
Бетани просто излучала бодрость и энергию. И выглядела она… просто потрясающе!
— Ну и что за игру ты затеяла? — хрипло осведомился он.
— Доброе утро и вам, Герберт! У меня все прекрасно, спасибо, а у вас?
На его виске запульсировала жилка.
— Бетани! — взмолился он.
— Да, Герберт? Хотите кофе? Сейчас пойду заварю. Да и сама выпью заодно с вами.
Босс глухо застонал, провожая секретаршу взглядом. Неужто она пытается отомстить ему за то, как он повел себя с ней воскресным вечером? По правде говоря, она тоже поступила с ним не лучшим образом. Или нет?
Не прошло и десяти минут, как Бетани возвратилась с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался ароматный пар. Герберт мрачно нахмурился.
— Неужели во всем распроклятом здании не нашлось ни единой фарфоровой чашки?
— Прежде вы не жаловались. — Бетани грациозно опустилась на стул и принялась потягивать обжигающе горячий напиток. В глазах ее плясали озорные искорки.
— Допустим.
Герберт раздраженно отставил стаканчик туда же, где сиротливо лежал список неотложных дел. Все утро — неслыханное дело! — одному из директоров компании не удавалось сосредоточиться на работе. А теперь он глаз оторвать не мог от изящных женских лодыжек…
Перед самым перерывом на ланч Бетани подняла глаза от бумаг.
— Что-то не так, мистер Хендерсон?
— С чего ты взяла?
— Потому что с момента моего появления в офисе вы к работе не приступали.
— А ты подумай над этим хорошенько, — вкрадчиво проговорил Герберт. — А потом спроси себя почему?
— В толк не возьму, о чем вы?
— В самом деле? — Герберт вскочил, задев увесистую папку. — Так я расскажу тебе, кто несет ответственность за то, что я не в силах сосредоточиться на работе. Ты, и только ты!
— Я? — негодующе отозвалась Бетани.
— Надо же, как вырядилась для офиса!
Герберт жадно пожирал глазами ее высокую грудь.
— А что не так с моим нарядом?
— Все не так! — воскликнул он, помимо воли любуясь стройной талией и плавным изгибом бедер. Тут Герберт вспомнил, чем они занимались в воскресенье примерно в это же время, и едва устоял на ногах: страсть, желание и досада слились воедино и нанесли сокрушающий удар по его мнимому спокойствию. — Все так! — рявкнул он, поразмыслив.
— Значит, все так и в то же время все не так, — понимающе кивнула Бетани.
Теперь Герберт возвышался над ее рабочим столом, его лицо искажала ярость. Однако Бетани неожиданно почувствовала, как по телу пробежали мурашки, а соски ее затвердели.
Должно быть, Герберт тоже это заметил. Он резко обошел стол и рывком поставил ее на ноги — так поступают мужчины в фильмах, но не в реальной жизни. Причем мужчины, пробывшие вдали от женщины лет этак пять.
— Герберт…
— Герберт! — передразнил он, приникая к ее губам яростно и пылко — никогда еще он не целовал женщину так горячо, страстно и самозабвенно.
Груди Бетани налились еще до того, как их коснулись жадные пальцы, и она едва не потеряла сознание от восторга. Губы приоткрылись навстречу свирепому натиску его поцелуя, по телу разлилось неизъяснимое блаженство. О Господи, к чему все это приведет?
По правде говоря, ответ Бетани знала заранее. Если, конечно, кто-то из них не вспомнит о здравом смысле.
— Герберт, пожалуйста!
— Тебе вовсе незачем меня умолять, — лихорадочно зашептал он. — Я сам хочу того же.
— Г-герберт…
Но то, что задумывалось как протест, прозвучало страстным призывом, тем более что в это самое мгновение Герберт приподнял ей юбку и дерзкая ладонь властно легла на ее бедро. Бетани затрепетала от наслаждения.
— Нравится? — прошептал он. Рот молодой женщины приоткрылся, дразнящий кончик язычка скользнул по нижней губе. Герберт провел большим пальцем по прохладной, атласной коже, и ресницы ее, затрепетав, точно крылья бабочки, покорно опустились. — О да, вижу, что нравится!
В ее фантазиях Герберт рванул вниз молнию и овладел ею, Бетани, прямо тут же, в офисе. Но быть того не могло, чтобы фантазии сопровождались столь реалистичным звуковым оформлением!
Она открыла глаза: нет, никакие это не фантазии! Герберт и впрямь расстегнул молнию на брюках и укладывал ее на стол, явно собираясь…
— Герберт! — воскликнула она, облизнув пересохшие губы, и в воздухе, словно осенние листья, закружились листы бумаги.
— Вижу, в любовной беседе тебе нет равных. Диалог у нас получается очень… содержательный!
Голос Герберта дрожал от возбуждения. И Бетани, видя его мужскую мощь во всем ее великолепии, поняла, что умрет, если не получит своего.
— Повтори мое имя! — заклинал он, стягивая с Бетани трусики. Герберт уже не сознавал, где находится, и напрочь позабыл об окружающем мире в ослеплении первобытного, стихийного желания овладеть этой женщиной. — Ну же, повтори еще раз!
Срывающимся голосом Бетани произнесла заветные несколько слогов — и он рывком подался вперед. Но если Герберт обезумел, то и молодой женщиной вдруг овладело исступление. Она судорожно обняла его за шею — так утопающий хватается за протянутую руку, — и каждый долгий, размеренный толчок приводил ее все в большее неистовство.
Хью был респектабельным любовником. Он занимался сексом только под Одеялом, под защитой темноты. И никогда — при свете дня. А сейчас — страшно подумать…
— О, Герберт, — всхлипывала она по мере того, как ритм учащался. — Да! Да! Да!!!
Сжимая ладонями ее ягодицы, Герберт входил все глубже и глубже, пока оба не рухнули на стол — измученные и обессиленные.
И в это самое мгновение зазвонил телефон.
11
Бетани ни разу в своей жизни не испытывала такого унижения, как в последующие несколько часов.
