И мисс Шергуд убежала к больному раньше, чем Беллоуз мог как-то отреагировать на ее речь. Ловко и уверенно она распутала клубок трубок на капельнице, тянущихся к разным флаконам. Приладив капельницу, она начала капельное введение лидокаина, регулируя скорость подачи раствора колесиком под флаконом. Быстрый диалог между Беллоузом и сестрой не вдохнул жизни в угасающую уверенность студентов в себе. Очевидный профессионализм сестры заставил их почувствовать себя еще более беспомощными. Их также удивили начальственный тон и видимая напористость медсестры, которые были далеки от тех представлений о традиционных профессиональных отношениях между врачами и средним медперсоналом, с которыми им до сих пор приходилось сталкиваться.

Беллоуз вытащил из лотка пухлую больничную историю болезни и положил ее на стол. Затем он сел. Сьюзен увидела имя больного, кому принадлежала история. Нэнси Гринли. Студенты сгрудились вокруг Беллоуза.

– Один из наиболее важных аспектов хирургического лечения, особенно для некоторых пациентов – это регулирование баланса жидкости в организме, – сказал Беллоуз, открывая историю. – И вот эта больная – пример, доказывающий это утверждение.

Дверь БИТа открылась, пропуская в комнату немного света и обычные госпитальные шумы. Вместе с ними в комнату вошел Дэниэл Картрайт, один из врачей-интернов Беард-5. Это был мужчина невысокого, примерно в метр семьдесят, роста. Его белый халат был помят и забрызган кровью. Картрайт носил усы и бороду, но борода не была особенно густой, так что каждый ее волосок хорошо просматривался от корня до кончика. Было видно, что волосы на его макушке редеют, и что он довольно скоро облысеет. Картрайт, очевидно, находился в дружелюбном настроении и направился прямо к группе.

– Привет, Марк, – сказал Картрайт, делая приветственный жест левой рукой. – Мы рано закончили гастрэктомию, поэтому я похожу с вами, сколько смогу.

Беллоуз представил Картрайта студентам и затем попросил его дать сжатое заключение по истории болезни Нэнси Гринли.

– Нэнси Гринли, – механически начал Картрайт. – Белая, 23 лет, поступила в Мемориал примерно неделю назад для проведения операции выскабливания полости матки. Анамнез жизни без особенностей. При стандартном предоперационном обследовании не выявлено никаких отклонений от нормы, тест на беременность отрицателен. Во время операции возникли осложнения при анестезии, у больной развилось коматозное состояние, сохраняющееся по настоящее время. На электроэнцефалограмме, снятой два дня назад, регистрировалась изолиния. Настоящее состояние стабильно, вес поддерживается, отделение мочи в порядке, давление, пульс, электролиты и остальное – в пределах нормы. Вчера днем наблюдался кратковременный подъем температуры, но дыхание в легких без особенностей. В целом, она, кажется, держится.

– Скорее, мы ее держим, – поправил Беллоуз.

– Двадцать три года? – неожиданно спросила Сьюзен, оглядывая боксы. На ее лице отразилась тень беспокойства, но полумрак БИТа скрыл это от других.

– Двадцать три или двадцать четыре, какая разница, – сказал Беллоуз, прикидывая, как получше подойти к объяснению баланса жидкостей в организме.

Но для Сьюзен разница была.

– Где ее кровать? – спросила Сьюзен, не испытывая полной уверенности в том, что хочет получить ответ.

– В углу слева, – ответил Беллоуз, не отрывая взгляда от страницы из истории болезни, в которой отмечалось количество введенной и выделившейся жидкости. – Необходимо всегда знать точное соотношение количества выделившейся мочи и введенной жидкости. Конечно, однократно зарегистрированные данные малоинформативны, а нас больше интересует динамика показателей. Вот посмотрите сюда, она выделила 1650 миллилитров мочи…

С этого момента Сьюзен не слушала. Ее глаза пытались разглядеть неподвижную фигуру на кровати в углу. С места, где она стояла, можно было увидеть только темное пятно волос, бледное лицо и выходящую изо рта трубку. Трубка соединялась с большим кубическим прибором, который со свистом двигался туда-сюда, дыша за пациентку. Тело больной было укрыто белой простыней, руки были раскинуты поверх простыни под углом примерно в сорок пять градусов от тела. От ее левой руки тянулась трубка капельницы, другая трубка тянулась от шеи с правой стороны. Мрачный эффект усиливался контрастом света от маленькой лампы на потолке, падающего только на голову и верхнюю часть туловища больной, и глубокой тени, в которую было погружено все остальное. И ни малейшего движения, никаких признаков жизни, кроме ритмичного свиста аппарата искусственного дыхания. Еще одна пластиковая трубка вилась из-под простыни и оканчивалась в мерном сосуде для мочи.

– Также ежедневно мы должны измерять точный вес, – продолжал Беллоуз.

Но его голос входил и выходил из мозга Сьюзен, не затрагивая ее сознание. "Двадцатитрехлетняя женщина…" – крутилось в голове у Сьюзен. Сьюзен, не привыкшую мыслить о больном клинически, отстраненно, затопил поток чисто человеческого сострадания. Возраст и пол Нэнси, сходные с ее собственными, заставили Сьюзен отнестись к больной как к человеческой личности. Раньше, по своей наивности, она связывала такие серьезные осложнения только со старыми людьми, которые уже отжили свое.

– А как давно она арективна? – спросила Сьюзен рассеянно, не отрывая взгляда от больной в углу и даже не моргая.

Беллоуз, прерванный этим внезапным вопросом, повернув голову, взглянул на Сьюзен. Он совершенно не почувствовал ее умонастроения.

– Восемь дней, – ответил Беллоуз, мгновенно раздражаясь из-за того, что перебили его доклад о балансе жидкостей. – Но это не имеет отношения к уровню натрия, который мы сейчас обсуждаем, мисс Уилер. Будьте добры, соберитесь с мыслями. – Беллоуз перенес свое внимание на остальных. – Я думаю, что вы, ребята, уже к концу недели будете сами писать обычные назначения для коррекции водного баланса. Черт, на каком месте я остановился? – Беллоуз вернулся к своим подсчетам ввода-вывода.

Казалось, что Сьюзен тоже наклонится, чтобы следить за столбиками цифр, но она продолжала рассматривать неподвижную фигуру в углу. Сьюзен мысленно перебирала список своих подруг, которым делали выскабливание, и удивлялась, в чем же была особенная участь Нэнси Гринли, трагически отделившая ее от сверстниц. По привычке, она в глубокой задумчивости прикусила нижнюю губу. Так прошло несколько минут.

– Как это случилось? – опять неожиданно спросила Сьюзен.

Голова Беллоуза дернулась вверх во второй раз, но более быстро, как если бы он ждал какую-либо неминуемую катастрофу.

– Как что случилось? – отреагировал он, оглядывая комнату на предмет каких-нибудь неблагоприятных событий.

– Как у больной развилась кома?

Беллоуз выпрямился, закрыл глаза и положил карандаш. Словно считая до десяти, он выдержал паузу.

– Мисс Уилер, мы должны сотрудничать, – сказал Беллоуз медленно и снисходительно. – Вам следовало бы присоединиться к нам. Что касается больной, то это один из случайных поворотов судьбы. Понятно? Прекрасное здоровье… рутинная операция… индукция в наркоз без осложнений. Только она не проснулась. Один из видов гипоксии мозга. Мозг не получил кислород, в котором нуждался. Понятно? Теперь давайте вернемся к работе. Мы будем здесь до полудня учиться записывать назначения, а в полдень будем участвовать в главном обходе.

– Этот тип осложнений бывает часто? – настаивала Сьюзен.

– Нет, – сказал Беллоуз. – Чертовски редко, возможно, один раз на сто тысяч.

– Ей и одной тысячной процента хватило, – добавила Сьюзен с ударением на последнем слове. Беллоуз посмотрел на Сьюзен, не имея ни малейшего представления о том, что движет ею. Человеческое сострадание в случае с Нэнси Гринли перестало быть частью его забот. Беллоуз намеревался поддерживать должный уровень электролитов, следить за выведением мочи и не допускать появления бактерий. Он не желал смерти Нэнси Гринли, во всяком случае, в свое дежурство. Если бы так случилось, то это отразилось бы на качестве его работы и привело к соответствующему комментарию со стороны Старка. Беллоуз слишком хорошо помнил, что Старк сказал Джонсону, когда тот дежурил, после аналогичного случая, закончившегося смертью больного.