Наконец Оби явился. Да не просто так — он устроил из этого целый спектакль. Сначала выглянул из-за двери, потянул носом воздух и вообще изображал из себя шпиона, который приходит с холода [8]. Экий дуралей!

— Эй, Оби, — сухо сказал Арчи. — Я здесь.

— Привет, Арчи. — отозвался Оби. Его кожаные подошвы звонко прощелкали по полу. В школе действовало правило: заходить в спортзал только в кроссовках или кедах, но, если поблизости не было учителей, никто его не соблюдал.

— Ну так чего тебе надо, Оби? — спросил Арчи, переходя прямо к сути, без всяких околичностей. Его голос оставался сухим и ровным, как африканская пустыня. То, что он вообще пришел на встречу, выдавало его любопытство. Арчи не хотел усиливать это впечатление, проявляя слишком живой интерес к тому, что Оби намерен ему сообщить. — Не будем терять время. Меня ждут важные дела.

— Это тоже важно, — сказал Оби. С его узкого, худощавого лица никогда не сходило выражение хронического беспокойства. Потому-то он и был прирожденным шестеркой, мальчиком на побегушках. Из тех, кого так и подмывает пнуть ногой, даже если они уже валяются на полу. И вот что еще было понятно: что после он встанет и поклянется отомстить, но никогда этого не сделает. И духу не хватит, и смекалки тоже. — Помнишь того новичка, Рено? Его задание насчет конфет?

— Ну?

— Он их так и не продает.

— И что с того?

— Как «что с того»? Ему же велели не продавать их в течение десяти учебных дней. Так вот. Десять дней прошли, а он все «нет» да «нет».

— Ну и что?

Вот что больше всего бесило Оби — эта манера Арчи изображать полную невозмутимость, прикидываться абсолютно спокойным. Скажи ему, что завтра на них сбросят атомную бомбу, и наверняка снова услышишь в ответ: «Ну и что?» Это раздражало Оби в основном потому, что он чувствовал в этом притворство, понимал, что на самом деле Арчи не так уж спокоен, как можно было подумать по его виду. И Оби ждал случая в этом убедиться.

— То, что теперь вся школа полна слухов. Во-первых, многие считают, что Стражи по-прежнему в этом замешаны, что Рено до сих пор выполняет наше задание и поэтому отказывается торговать конфетами. Потом, кое-кто знает, что срок задания кончился, и думает, что Рено решил взбунтоваться против продажи. Они говорят, что брат Леон каждый день лезет на стенку…

— Прелестно, — сказал Арчи, наконец-то проявляя хоть какую-то эмоциональную реакцию на слова Оби.

— Каждый день Леон проводит перекличку, и каждый день этот малый, сосунок, сидит там и посылает его в жопу с его долбаными конфетами.

— Прелестно.

— Ага, красота.

— Продолжай, — сказал Арчи, игнорируя сарказм Оби.

— В общем, я так понимаю, что продажа проваливается. Никто и раньше не хотел продавать конфеты, а теперь в некоторых классах это и вовсе превращается в фарс.

Оби сел на скамейку рядом с Арчи и замолчал, давая ему время переварить услышанное. Тот потянул носом воздух и сказал:

— Ну и вонища же тут. — Несмотря на показное равнодушие к словам Оби, он лихорадочно обдумывал ситуацию, взвешивая варианты.

Оби заговорил снова:

— Шустряки, подхалимы носятся и торгуют как сумасшедшие. То же самое Леоновы любимчики, его личная гвардия. Плюс те, кто еще верит в честь школы. — Он вздохнул. — Короче, много чего творится.

Арчи пристально вглядывался в дальний конец зала, будто там происходило что-то очень интересное. Оби посмотрел туда — ничего.

— Так что ты думаешь, Арчи? — спросил он.

— В каком смысле — что я думаю?

— Насчет ситуации. С Рено. Братом Леоном. Конфетами этими. Народ разбивается на партии…

— Посмотрим, посмотрим, — сказал Арчи. — Не уверен, что Стражам стоит в это ввязываться. — Он зевнул.

Этот притворный зевок вывел Оби из себя.

— Послушай, Арчи. Стражи уже с этим связаны, хочешь ты того или нет.

— О чем ты?

— Да о том, что ты сам велел Рено не брать конфеты. С чего все и началось. Но он пошел дальше. Ему было велено исполнить задание, а потом согласиться их продавать. Теперь он бросает вызов Стражам. И многие это понимают. Нет уж, Арчи, хочешь не хочешь, а мы этого так оставить не можем.

Оби видел, что Арчи задет за живое. Что-то промелькнуло у него в глазах, словно из окна комнаты, которая только что была пустой, на секунду выглянул призрак.

— Никто не может бросить Стражам вызов…

— А Рено смог.

— …и думать, что это сойдет ему с рук.

К Арчи снова вернулся отрешенный вид, его нижняя губа слегка отвисла.

— Значит, так. Организуй сбор Стражей и доставь туда Рено. Выясни, как идет продажа, — добудь результаты, факты и цифры.

— Ладно, — сказал Оби, записывая распоряжения в блокнот. Несмотря на свою ненависть к Арчи, он любил видеть, как тот принимается за дело. Оби решил подлить в огонь дополнительную порцию масла. — И еще, Арчи. Разве Стражи не обещали Леону, что помогут ему продать конфеты?

Оби снова попал в точку. Арчи повернулся к нему с неподдельным изумлением на лице. Но быстро оправился.

— С Леоном я сам разберусь. А ты делай, что тебе сказано.

Какая же ты сволочь, подумал Оби. Как я тебя ненавижу! Он захлопнул блокнот и оставил Арчи сидеть в отравленной атмосфере спортивного зала.

Брайан Кокран не мог поверить своим глазам. Он еще раз просмотрел результаты, чтобы убедиться в их правильности. Нет, он ничего не напутал. Хмурясь, покусывая карандаш, он размышлял над итогами своих подсчетов — скорость продаж падала катастрофически. Вот уже целую неделю все упорно катилось под уклон. Но самый заметный скачок произошел вчера.

Что скажет брат Леон? Это беспокоило Брайана больше всего. Брайан ненавидел работу казначея не только потому, что она была утомительной, но в первую очередь потому, что она обязывала его вступать в личный контакт с братом Леоном. А с Леоном Брайан всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Учитель был капризен, непредсказуем. Ему вечно что-нибудь да не нравилось. Замечания, замечания — у тебя семерки не отличить от девяток, Кокран. Или: ты неправильно написал фамилию Гаструччи, Кокран. В ней два «ч».

До сих пор Брайану везло. Брат Леон бросил проверять цифры ежедневно, как будто предвидя, что они его разочаруют, и желая по возможности оттянуть неприятный момент. Но сегодня Брайана ждала расплата за это временное спокойствие. Учитель велел ему подготовить все результаты. Скоро он должен был прийти в кабинет. Да он взовьется до потолка, когда увидит расчеты! Подумав об этом, Брайан невольно содрогнулся. Он читал, что в давние времена иногда убивали гонцов, доставивших плохие вести, и подозревал, что брат Леон как раз из таких правителей, что он захочет выместить на ком-нибудь свою досаду. Так на ком же, если не на нем? Брайан устало вздохнул. За окном стоял чудесный октябрьский денек, и ему очень хотелось вырваться отсюда и погонять по городу на стареньком «шевроле», который отец подарил ему к началу учебы. Он обожал эту машину. «Я и мой шеви», — промурлыкал он на мотив песенки, которую слышал по радио.

— Итак, Брайан…

Брат Леон умел подкрадываться незаметно. Брайан подскочил и чуть не вытянулся по стойке «смирно». Ему самому было противно, но он ничего не мог поделать — так уж действовал на него этот учитель.

— Да, брат Леон.

— Садись, садись, — сказал Леон и опустился в кресло за столом. Как обычно, ему было жарко. Сняв свой черный пиджак, он остался в рубашке с мокрыми пятнами под мышками, и до Брайана донесся слабый запах пота.

— Результаты плохие, — сказал Брайан, сразу кидаясь головой в омут, чтобы поскорее покончить с этим, сбежать из школы, из этого кабинета, от удушающего общества Леона. И вместе с тем чувствуя прилив злорадного торжества: этот Леон такой урод, что всегда приятно его огорчить.

— Плохие?

— Пока продано мало. Меньше, чем в прошлом году. А в прошлом году надо было продать вдвое меньше, чем в этом.