— Четыреста долларов и еще шестьсот тысяч.
— Ой-ой-ой! — Она зацокала языком и закачала головой. — Наверное, шубу покупать собиралась? И мать, поди, еще не знает? Беги домой скорее да рассказывай!
— Не получится, — я попыталась сложить из дрожащих губ подобие улыбки. — Дом очень далеко. В Сибири. Я сегодня только в Москву приехала. Так что милиция заявления не принимает, зато штраф какой-то дерет.
Женщина выразительно взглянула на армянина, тот сочувственно и понимающе усмехнулся.
— Н-да, незавидная история… — Она согнала с ручки своей тележки большую коричневую бабочку. И вдруг оживилась: — Слушай, может, тебе попить надо? Так у меня тут еще пара бутылочек пива осталась. Холодненькое. Все распродала, эти домой везу… Выпей, сразу и полегчает!
Калорийное пиво пить нам воспрещалось категорически, да я и не испытывала к нему особой любви. Но сейчас многое отдала бы за возможность приложиться губами к холодному, влажному горлышку. А женщина, словно дразня, вытащила из клетчатой сумки бутылку «Балтики», не ледяной, конечно, но довольно холодной. В висках снова загудело, пересохшее горло и желудок свело нехорошим спазмом.
— Спасибо, не нужно, — я замотала головой торопливо и яростно. — Нет, я очень вам благодарна, но вы не поняли: у меня вытащили все, абсолютно все деньги. А ту мелочь, что оставалась, забрал милиционер…
Следующим, что я увидела, было подплывающее прямо под нос горлышко уже открытой бутылки. А потом до моего слуха донеслись простые и какие-то равнодушно-обыденные слова:
— Пей, собирай свои чемоданы, и пойдем ко мне — переночуешь. А завтра с утра разберешься что делать. Или тебе есть где ночевать, а, деваха?..
Мою новую знакомую звали Жанной Викторовной. И жила она совсем неподалеку, в «сталинском» доме с просторными холлами и высокими потолками. Правда, квартира у нее оказалась всего лишь однокомнатная и давно требующая ремонта.
Перед тем как открыть дверь, она попросила меня отвернуться.
— Нет, ты не подумай, что я тебе не доверяю. Просто не хочу, чтобы посторонний человек видел, как ключ вставлять и в какую сторону поворачивать.
— Конечно-конечно, — я попробовала светски улыбнуться. — Странно вообще, что вы незнакомых в квартиру пускаете. Сейчас ведь все кругом такие осторожные.
— А чего мне тебя бояться? Одна в доме с деньгами не останешься, а попробуешь напасть — так я тебя одной левой пополам перешибу. Ты-то вон какая тощая, а я, слава Богу, тридцать лет поваром отработала! И баки здоровенные таскала, и тесто вымешивала.
Она, конечно, шутила, но ключи все равно прятала суетливо и тщательно. И в комнату пошлепала первым делом, едва успев скинуть парусиновые тапочки. Наверное, торопилась убрать от греха подальше дневную выручку.
Потом мы сидели на чистенькой кухне, сплошь увешанной расписными разделочными досками, варежками-прихватками и наборами поварешек. Жанна Викторовна выкладывала со сковородки яичницу с зеленым луком и краем глаза следила за бурлящим на газовой плите киселем.
— Заявление о краже писать бесполезно, все равно воров не найдут. А вот домой тебя, конечно, должны бесплатно отправить, — говорила она, поддевая лопаточкой шмат обжаренной колбасы. — Я слышала, это и до сих пор делается. Только вот как быстро этот вопрос решится?
— А работу мне здесь найти никак нельзя? В садике там нянечкой? Или уборщицей? — неуверенно поинтересовалась я, стараясь не слишком откровенно истекать голодной слюной.
— Нянечкой! — Жанна Викторовна насмешливо покачала головой. — Нянечки-то, конечно, нужны. Только кто тебя, лимиту, без прописки возьмет?
Смешное слово «лимита» ассоциировалось у меня почему-то с фильмом «Москва слезам не верит», фабричным общежитием и толпой деревенских девушек, приехавших в столицу по специальному набору чернорабочих.
— Да я не лимита, честное слово. Просто приехала в Москву по личному делу. Мне же не на предприятие устроиться, а в любой захолустный детский садик.
— Не лимита? А кто же ты? — Моя спасительница подвинула ко мне блюдце с порезанными солеными огурцами. — Раз московской прописки нет — значит, лимита и есть. И с милицией на улице тебе лучше не встречаться…
Закончив варить малиновый кисель, она уже окончательно устроилась за столом и блаженно вытянула уставшие за день ноги.
— Ты по специальности-то кто? — В голосе ее слышалось ленивое, вялое любопытство. — Не повариха, случайно? А то бы я тебя к своему бизнесу привлекла, заработала бы хоть на хлебушек в дорогу… Меня что-то в последнюю неделю гипертония замучила, тяжело самой по жаре таскаться.
— Вообще-то я — балерина… — Я хотела сказать про то, что готовить все равно умею и развозить продукты по рынку могу очень даже прекрасно, но Жанна Викторовна уже удивленно округлила глаза:
— Балерина? Настоящая? То-то смотрю, ты такая худющая!.. А чего тебя в Москву-то понесло? В Большой театр, не иначе?..
— Нет, не в Большой. Просто нужно было найти здесь одного человека. Мне, в общем, и на работу-то нужно устроиться, только чтобы продержаться, пока его разыщу.
— Родственник что ли? Или любовь большая?
— Любовь, — я смущенно отложила вилку на край тарелки. А хозяйка всплеснула загорелыми руками:
— Надо же! И балерина! И за любовью полстраны проехала! Ну, у меня сегодня не день, а просто цирк какой-то…
Через полчаса она уже знала всю нехитрую историю моей любви к Алеше Иволгину. В подробности я, конечно, не вдавалась и о Саше Ледовском умолчала, но в основном рассказала все честно.
— Да-а, — протянула Жанна Викторовна, дослушав печальный финал про украденные в такси деньги, — была бы ты моей дочерью, положила бы поперек лавки и ремнем высекла. И женатый он, и ребенок взрослый, и знать о твоей любви ничего не знает! Да еще и искать твоего танцора неизвестно где!.. А так, со стороны послушать, просто как в кино получается!
Я, опустив глаза, теребила край вышитой мережкой льняной салфетки.
— С другой стороны, жалко тебя! Такой путь отмахала, чтобы обратно домой вернуться и без мужика, и без денег?.. Нет, пожить-то ты у меня, конечно, можешь и поработать со мной в паре. Много, конечно, не заработаешь, но хоть как-то протянешь… А вот как твой Дом культуры искать?
— А что? Очень много их в Москве, да?
— Да уж немало!.. И плохо, что названия-то толком не знаешь! Карта твоя здесь не поможет. На ней только самые крупные отмечены: АЗЛК там, Горбунова… У нас вон, рядом, тоже есть. Года два уже не работает. И таких чуть ли не в каждом микрорайоне…
Я потихоньку тянула горячий кисель из большой фарфоровой кружки и блаженно прислушивалась к ленивой неге, разливающейся по телу. Да, украденных денег было жаль. Жаль несостоявшихся праздных прогулок по Москве и походов по театрам. Но у меня по-прежнему была возможность остаться в Москве. И перспектива встретиться с Алексеем, ей-Богу, стоила ежедневных пробежек по рынку с клетчатой сумкой на колесиках.
В конце концов мы порешили на том, что я за десятку в сутки буду печь вместе с Жанной Викторовной пирожки и сладкие трубочки, а потом развозить их по рынку. Она же, в свою очередь, попытается разузнать для меня про ДК «то ли институтов, то ли заводов».
— Ну что, ложись сегодня пораньше. — Хозяйка встала с табуретки и сложила в сковородку грязные тарелки и кружки. — Подниму тебя часов в семь. Пока тесто заведем, пока напечем…
— А можно тогда будильник на шесть поставить? — Понимая, что причиняю Жанне Викторовне неудобство, я чувствовала себя несколько неловко.
— А в шесть-то зачем? Умываешься долго, что ли?
— Да нет, мне просто форму терять нельзя. Если вы, конечно, не против, я здесь, на кухне, у подоконника позанимаюсь немного…
— Это как у станка, что ли? — Хозяйка удивленно выпятила нижнюю губу. — Вы же, говорят, так по десять часов пашете…
Спорить не хотелось. И я просто кивнула, осторожно добавив:
— Иногда бывает…
А Жанна Викторовна молча отодвинула от подоконника полотняный мешок с картошкой, освободив мне место для утренней разминки…
