– Вот, ваше высокопревосходительство, документ, – протянул плотный лист гербовой бумаги Ермолов. – Составили заблаговременно, осталось только подписать и скрепить печатью…

– И что же в сём документе, Алексей Петрович? – спросил он, уже догадываясь, даже почти наверное зная, что написано в бумаге.

– Прошение на имя Его Императорского Величества. – Ермолов сверкнул серым недобрым глазом, седые волосы его, и так-то вечно вздыбленные, казалось, вовсе встали торчком. – О назначении генерала от инфантерии, князя Петра Ивановича Багратиона главнокомандующим Объединённой Западной армией.

– Не извольте беспокоиться, Михаил Богданович, – выдвинулся чуть вперёд Беннигсен. – Командование Первой армией останется за вами, но под началом князя.

Барклай-де-Толли потёр правую руку – ныла и болела с утра нещадно. Память о том страшном ранении с раздроблением кости близ Эйлау. Тогда, став у Гофа насмерть против всей армады Наполеона, он дал возможность именно Беннигсену занять выгодную позицию и дать сражение. А сегодня Леонид Леонтьевич в стане недругов, подталкивает подписать прошение фактически об отставке.

– Господа, мне необходимо подумать, – тихо, но твёрдо произнёс командующий Первой армией. – Надеюсь, вы не будете требовать от меня сиюминутного решения – вопрос первостепенной важности.

– Но и тянуть нельзя, ваше высокопревосходительство, – вступил Нейгардт. Этот и вовсе отирается постоянно в Главной квартире, под крылом цесаревича Константина. И выражает, стало быть, в первую очередь мнение великого князя.

И остальные – генерал-лейтенант Остерман-Толстой, генерал от инфантерии Дохтуров, генерал-квартирмейстер Толь – смотрят на него и в глазах одно: трус, предатель, немец.

Трудно немцу на Руси? Кому как – иному вольготно и сытно. И в чинах, и спокойно – особенно, если поближе к трону. А случись, что ты шотландец, которого почему-то все называют немцем? И идёт война, и происхождение твоё ставит под сомнение твой же патриотизм? Да что патриотизм – ум, знания, умение предвидеть события и строить стратегию. Наконец, личная храбрость и решительность – всё под большим сомнением. Это ли не самый тяжкий груз на душу командира?

– Понимаю, все вы ждёте решительного сражения. Но мне нужно подумать, – упрямо сжал губы Михаил Богданович. На его крутом лбу с огромными залысинами выступили капельки пота.

– Сейчас мы имеем наиболее благоприятное расположение противника, ваше высокопревосходительство, – прогудел Остерман-Толстой. Четвёртый пехотный корпус генерал-лейтенанта славился своими боевыми настроениями. И офицеры, и солдаты корпуса рвались в бой, готовы были гнать французов обратно к Неману безостановочно. Да и многие другие тоже… – Силы Наполеона растянуты от Могилёва до Витебска, от Рудни до Орши. Передушим как куропаток одних за другими!

– Армии соединились, нет больше повода откладывать ответный удар, – поддержал генерал от инфантерии Дохтуров. Его Шестой пехотный корпус тоже рвался в бой. – Нижние чины ропщут, солдаты устали отступать. Если не остановимся сейчас, будем драпать до Москвы. Этого невозможно допустить!

– Поэтому мы настаиваем, Михаил Богданович, – опять протянул бумагу Ермолов. – И я, как начальник штаба, и все мы, здесь присутствующие – настаиваем: или наступление, или подпишите прошение.

Барклай-де-Толли принял плотный лист бумаги покалеченной рукой. Прошёл к столу, припадая на повреждённую в боях ногу. Поднял усталые глаза на генералов:

– Я оставляю за собой право на решение до утра, господа. Сейчас ступайте, но к рассвету будет либо приказ по армии о наступлении, либо я подпишу сию петицию.

Генералы покинули кабинет. Командующий кликнул адъютанта Сеславина. Тот явился тотчас – лихо закрученные усы, умные глаза. Один из немногих верных людей, что не шепчут в спину «трус» и «изменник».

– Распорядитесь подать воды, Александр Никитич. Жарко, сил нет. Или, постойте, лучше чаю. Только холодного и без сахара. Спать сегодня вряд ли придётся…

Ночь словно непроницаемым пологом накрыла Смоленск, и казалось, даже раскалённый воздух просачивается через этот полог еле-еле. Душная ночь с 7 на 8 августа 1812 года.

Оператор откинулся в кресле. Удобная функциональная игрушка принимала форму тела и легко скользила вдоль длинного пульта, повинуясь мысленному посылу седока. Оператор сдвинулся влево – перед глазами одни дисплеи сменились на другие. Кривые графиков пульсировали и извивались на матовых экранах как причудливые существа, живущие своей потаённой жизнью. Скользили длинные цепочки цифр, время от времени возникали цветные диаграммы и тут же исчезали, сменяясь другими, ещё более сложными графическими построениями.

Оператор удовлетворённо присвистнул. Расположение кривых и цифры на экранах его устраивали.

Мягко мяукнул интерком, ожил динамик на пульте:

– Четвёртый, как у тебя?

– Всё идёт в штатном режиме, первый. Объект «Бар» на расчётном уровне: депрессия, неуверенность, тоска, весь комплекс предполагаемых эмоциональных и ментальных составляющих. Окружение же настроено решительно. Инициативная группа перешла к активным действиям.

– Ага, уже перешла… Как считаешь, это закономерное развитие ситуации или помогли со стороны?

– Скорее закономерное. Негатив охватывает все слои армии – от генералитета до последнего солдата-обозника. Пресс на объект не ослабевает, наоборот – растёт день ото дня.

– Не сломается? Может, притормозить, снизить уровень давления…

– Я в него верю, первый.

– Что ж, а я доверяю тебе, четвёртый. Продолжай. Как объект «Баг»?

– Там тоже всё в пределах расчётных параметров: боевой порыв и воодушевление с одной стороны, неудовлетворённость и обида на подчинённое положение – с другой. Если дать ему сейчас бразды – наломает дров…

– Отслеживайте ситуацию, четвёртый. Придерживаемся прежней тактики.

– Слушаюсь.

В нескольких тысячах километров другой оператор поправил матовую сферу на голове. На активном экране его хроношлема тоже змеились графики и скользили вереницы цифр. Информационные потоки вливались и напрямую в мозг через контактные приводы на висках и в области темени.

– Доложите обстановку, альфа, – прошелестело у оператора в голове.

– Показатели объекта «Танго» на критическом уровне, – мысленно ответил оператор. – Весь диапазон негативных эмоций – обида, сомнение, поиск опоры в окружающей сложной обстановке – всё это приближается к пиковым значениям для данного индивида. Можно добавить мощности излучения, и ситуация переломится…

– Не так скоро, альфа. Помните, мы имеем дело со свершившейся историей. Тут нужно сработать очень тонко. Как ближайшее окружение объекта?

– Как мы и планировали – недовольство, стремление изменить существующий порядок вещей. От писем и жалоб контрольная группа переходит к решительному давлению на объект.

– Отлично, этого пока достаточно. Помните о важности доверенной нам миссии. Сегодня хроноаналитики дали окончательное подтверждение: дела тех давно минувших лет имеют прямое касательство к нашему ближайшему будущему. Победитель получит всё, и не в отгремевших триста лет назад сражениях, а в сегодняшнем раскладе сил. Мы просто не имеем права на ошибку. Пока окружение «Танго» ведёт событийную линию в нужном нам русле, поэтому продолжаем отслеживать процессы и поддерживаем резонанс. Как чувствует себя «Храбрец»?

– «Храбрец» готов принять ответственность на себя. Его ментальные показатели сейчас идеально подходят для начала решающей драки. Достаточно небольшого толчка…

– Нет, альфа, подождём. Всё должно сложиться в нашу пользу, но более естественно и органично. Продолжать воздействие на прежнем уровне и наблюдение.

– Слушаюсь, омега.

Сражение, им всем нужно решительное сражение, думал генерал и министр, сидя перед тёмным зевом камина, сложенного на голландский манер. Огня не зажигали – лето выдалось удушливо жарким. Жажду испытывали все: и офицеры, и солдаты, и лошади. Одно славно – французам было не менее трудно. Сейчас бы ледяной воды, чтоб зубы ломило, но он просил принести чаю. Значит, будет пить чай.