— Молчать! Не сметь перебивать! Кру-гом! Марш отсюда и доложитесь как положено. — Раздражение оберста все-таки нашло выход.
— Но русские танки…
— Что-о-о! Молчать, я сказал! — Офицера как ветром сдуло.
Стук в дверь.
— Войдите.
— Хайль Гитлер!
— Хайль.
— Герр оберcт, разрешите доложить?!
— Докладывайте.
— Из штаба корпуса поступило сообщение о прорыве фронта армии на прибрежном участке танками противника. Глубина прорыва уже превысила двадцать километров и стремительно растет.
— Что? И вы молчали! Там же Клейст… — Последняя фраза была сказана в крайней растерянности.
Саня Букварь
Про расстояние до станции немецкий водитель слегка приврал – раза в полтора. Да и станцией это назвать было трудно: две колеи вместо одной, Две стрелки с семафорами, небольшое деревянное здание с часами и залом ожидания, три кирпичных здания складов, водозаправочная башня. Кому понадобилось строить это посреди степи, где до ближайшего населенного пункта десять километров, причем вдоль самой железки, так и осталось загадкой. На путях сильно дымил паровоз с десятком теплушек и одной платформой с зениткой в конце состава. «Барбосы» по моему сигналу начали, не сбавляя скорости, разворачиваться во фронт для атаки. Бронеавтомобили, заняв позиции вокруг мобильного поста ВНОС, замерли вне зоны досягаемости возможных орудий противника. Первыми открыли огонь мы. Я четко видел несколько попаданий в вагоны, однако там ничего не взрывалось и не загоралось. Вдруг дым стал раздваиваться, и из-за грузового вагона показались характерные черты бронепоезда.
— Ах, ты ж етишкин котелок! — вырвалось у меня. — Валим отсюда!
Однако сигнал к отходу увидели не все, четыре «барбоса» продолжили атаку. Моя самоходка остановилась, и я начал тщательно выцеливать рубку бронепаровоза. В этот момент немецкий снаряд попал в один из «барбосов». Вспышка, всполох пламени, какой-то непонятный дым. Дальше пожара почему-то не последовало, правда, и из машины никто не показался. Оптика на наших установках стояла неплохая, поэтому в рубку я попал. Кто-то из наших попал в башню одной из бронеплощадок. Поезд вдруг стал набирать скорость, уходя в сторону Крыма.
Фейерверк получился красивый, да и полкорпуса вагона разворотило. Однако разгону всего состава это никак не помешало. Бронепоезд убегал в сторону Крымского фронта, а догнать или остановить его было нечем. Когда у меня промелькнула такая мысль, тут же пришло в голову, что экипажу Т-70 не вполне нормально жаловаться на удирающую от него «Пантеру». Здесь ситуация была аналогичной.
Теперь со стороны станции работало несколько пулеметов и одиночные пехотинцы. На зачистку хватило пятнадцати минут. Живых офицеров не осталось, а солдат брать в плен я запретил – нам было негде их держать. Жалости к добиваемым, надеявшимся на жизнь, поднимая руки, не чувствовал. Вся жалость к солдатам этой армии кончилась в трех белорусских деревнях.
Паровоз решили для начала использовать в своих целях. Найденными здесь же тросами обвязали стрелку в дальнем от Крыма конце станции и вырвали ее с корнем. Затем, выведя локомотив за пределы станции на юг, сделали то же самое со второй и заминировали как разрушенные участки, так и сам паровоз. За это время пришли самолеты с боеприпасами. Пополнив запасы снарядов, мы, соблюдая прежние меры предосторожности, вышли дальше. Тут с нами на связь вышел кто-то неизвестный.
Степан
— …Барбос запрашивает боеприпасы. Высланы в запрашиваемом количестве под прикрытием истребителей.
— Доклад с транспортников – атакованы истребителями противника. Потеряна одна машина, эскорт ведет бой. К месту боя направлена часть группы Шестакова.
Так, а это не есть гут. Но по-другому не получается – Саня сейчас довольно далеко от линии фронта, и, соответственно, обнаруживаются, гады, хуже. Поэтому и потери больше.
Оставшиеся транспортники дошли без приключений, сели спокойно, для P-5/P-Z места хватало. Это все. Дальше им если чего возить и будут – так только из Крыма, до которого уже рукой подать.
А с немцами нехорошо получилось – когда они уже уходили, сбив еще и истребитель, на них напали ЛаГГ-и-охотники, нагло воспользовавшиеся преимуществом первого удара и неповрежденностью самолетов, завалив двоих с первого же захода. Все же тридцать семь миллиметров на самолете – страшная штука.
Саня Букварь
— Барбос, это Яхта, как принимаешь мою работу?
— Нормально принимаю, — ответил я в рацию и крепко задумался, кто бы это мог быть…
— Будешь подходить ближе тридцати км к ниточке – дай цель.
— Принял тебя, Яхта. Зонтик, Зонтик, Барбосу на прием.
— На приеме Зонтик для Барбоса.
— Вышла на связь Яхта… Это кто?
— Яхта – Главный Партизан.
— Крейсер «Ворошилов»? Ну, ни х… себе! — Других слов у меня не нашлось, ну теперь жить становилось все веселее. С севера показалась большая группа Ju.87. Около сорока. Вопреки ожиданиям, прошли мимо – в сторону Крыма. Зеленко сообщила о них Зонтику.
— Принято. Данные переданы в ПВО Крыма.
— Крыша, Крыша, ответь Яхте.
— На приеме Крыша для Яхты.
— Вижу четыре корыта. Прошу помощи в задержании. Мой сосед не успеет всех выловить.
— Принято. Подняли грядку «дяди Жени».
— Крыша, здесь Света.
— На приеме Крыша для Светы.
— Пошел за корытами, даю место…
— Принято, жди овощи с грядки «дяди Жени».
От станции вдоль путей прошли еще километров двадцать, когда за очередным холмом оказалась большая группа немецких танков и артиллерии. Стояли они кучно и с большим зенитным прикрытием. Подойдя к машине Зеленко, я решил попробовать навести на них крейсер.
— Яхта, Яхта, уперся в забор. Прошу помощи, квадрат…
— Барбос, здесь Яхта, свалите назад кило на три… у нас рассеивание большое…
Не следовать совету моряков даже мысли не было… То, что творилось там минут через пять, я бы никому не советовал испытать на собственной шкуре. На звук «Ворошилов» сделал не меньше сотни залпов. Основной проблемой для нашего дальнейшего движения стал образовавшийся лунный ландшафт.
Крейсер «Ворошилов»
— Барбос, это Яхта, как принимаешь мою работу?
— Нормально принимаю. — Несказанное удивление командира авангарда особой мехбригады заставило досадливо поморщиться радиста крейсера «Ворошилов». Взаимодействие, мать его, армии и флота во всей красе – корабль должен помочь танкистам, но, видимо, командование сухопутчиков решило им сюрприз сделать и не сообщило об этом. Добро частоту знаем, а то б врезали по своим, как пить дать врезали бы.
Впрочем, эти – еще не худшие, по крайней мере, не вызывают огонь в сотне метров от себя.
Русский крейсер с итальянскими корнями (в основу корпуса положен теоретический чертеж итальянского легкого крейсера «Евгений Савойский») выплевывает снаряды в сторону немцев. Каждые десять секунд. Шесть залпов в минуту. За двадцать минут налета – сто двадцать залпов, почти три с половиной сотни девяностовосьмикилограммовых снарядов.
Саня Букварь
До линий обороны мы добрались километров через десять. Картина не радовала – ряды траншей, пушки в окопах, пулеметные точки, зенитки. Очень много и очень часто. Вдали виднелись небольшие клочья проволочных заграждений и позиции наших. Бронепоезд куда-то пропал. То и дело вспыхивали перестрелки. Высоко в небе изредка можно было разглядеть самолеты.
Оценив ситуацию, я вышел на связь: – Странник, Странник, я Барбос. Вышел к ниточке.
— Принял тебя Барбос, нам еще не меньше полтинника пилить. Вкопайся и жди.
— Принято.
— Барбос, здесь Яхта.
— На приеме, — ответил я.
— Можем чуть-чуть накидать гостинцев. Подскажи куда.
— Принято. Чуть позже дам больше. Сейчас сижу тихо.
— Принято. Ждем.
Бригада догнала нас уже в сумерках. До ее подхода мы успели уничтожить несколько мелких групп румын, направлявшихся в тыл. Со стороны Крыма началась артподготовка. Мы по рации корректировали редкий огонь «Яхты», такой позывной во время этой операции носил крейсер «Ворошилов», по наиболее крупным целям. Бригада развернулась широким фронтом и пошла в атаку. Ошеломленные румыны редко оказывали сопротивление. Большинство предпочло сдаться, потому что в скудном свете ракет и САБ-ов наша численность казалась сильно преувеличенной.