— Тогда все было иначе.

— Иначе?

Данфорд внимательно посмотрел на нее. Ее слова болью отозвались в его сердце, заставив еще раз все вспомнить. Иначе. Ведь теперь не надо притворяться, что она любит его. Стэннедж-Парк принадлежит ей, осталось только выпроводить его из имения.

Молчание длилось почти минуту, после чего она наконец ответила:

— Не знаю.

Данфорд почувствовал фальшь в ее словах, и в нем закипела ярость.

— Что ж, мне все равно, — почти прорычал он. — И пусть все будет иначе. — Он сорвал с себя халат и забрался в кровать. Приподнявшись над ней на руках, он увидел, какими огромными стали ее глаза.

— Я сделаю так, что ты захочешь меня, — прошептал он. — Я знаю, что смогу сделать это.

Он лег на бок поверх одеяла, под которым она пряталась, и притянул ее к себе. Она почувствовала горячее дыхание за мгновение до того, как его губы коснулись ее. Он жаждал ответа, а она все пыталась найти объяснение его действиям. Он вел себя так, будто на самом деле хотел ее. И все-таки она знала, Что это не так. Чувства Данфорда были не так сильны, чтобы он смог отказаться от других женщин. Чего-то в ней не хватает, но чего?

Внезапно Генри выскользнула из его объятий, прикрыв рукой распухшие губы.

Он насмешливо поднял бровь.

— Я не умею целоваться, — вырвалось у нее.

Он засмеялся.

— Я научу тебя, Генри. Ты делаешь это вполне профессионально. — И словно в доказательство он поцеловал ее еще раз, глубоко и нежно.

На этот раз ей не удалось остаться безразличной. Однако она еще не утратила способности мыслить трезво. Генри торопливо и с любопытством начала осматривать свое тело, пытаясь понять, чего же в ней не хватает для того, чтобы удержать его.

Данфорд, казалось, не замечал, что происходит с ней. Расстегнув пуговицы ночной рубашки, он открыл ее тело прохладному ночному воздуху. Его губы, едва дотронувшись до плоского живота, поднимались все выше и выше, пока не коснулись ее груди.

— О Господи! — вырвалось у Генри. — Не надо!

Данфорд поднял голову так, чтобы видеть ее лицо.

— А сейчас что не так, Генри?

— Ты не можешь. Я не могу.

— Ты можешь, — отрезал он.

— Нет, она слишком… — Она посмотрела вниз, и вдруг от того, что она увидела, ей стало невыносимо больно. Да она вовсе не так мала! Чего же еще в конце концов ему нужно, если даже такая красивая грудь недостаточно хороша для него? Она повернула голову набок, пытаясь объективно оценить ее форму.

Данфорд с удивлением смотрел на нее. Его жена, изо всех сил вытягивая шею, смотрела на свою грудь так, будто впервые видела ее.

— Что ты делаешь? — изумленно спросил он.

— Не знаю. — Она взглянула на него, и он прочел в ее взгляде нерешительность и досаду. — Она какая-то не такая.

Теряя терпение, он процедил:

— О чем ты?

— Моя грудь.

Если бы в этот момент она начала читать ему лекцию о разнице между иудаизмом и исламом, он удивился бы меньше.

— Твоя грудь? — Его голос прозвучал несколько более сурово, чем ему хотелось бы. — Перестань, Генри, с этим у тебя все в порядке.

В порядке? В порядке? Этого ей мало. Она хотела, чтобы ее грудь была восхитительной, прекрасной, роскошной. Она хотела, чтобы он безумно любил ее и считал самой красивой женщиной в мире, даже если бы она весила все сто килограммов и имела на носу бородавку. Ах, если бы она могла вызвать в нем такую сильную страсть, что он позабыл бы обо всем на свете! И чтобы никогда никакая другая женщина не была бы ему нужна. «В порядке». Этого она никак не могла ему простить, и в тот момент, когда его губы коснулись ее груди, она неловко вырвалась из его объятий и выбралась из кровати, судорожно стягивая на себе расстегнутую рубашку.

Его дыхание стало прерывистым. Испытывая до боли сильное возбуждение, он уже начинал терять терпение, возмущенный поведением своей молодой жены.

— Генри! — приказал он. — Сейчас же вернись в кровать!

Она стояла в углу и трясла головой, ненавидя себя за трусость.

Он выпрыгнул из кровати, не обращая внимания на свое возбужденное состояние. Генри уставилась на него со страхом и удивлением. Со страхом — потому что он угрожающе двинулся в ее сторону, красивый как римский бог, а с удивлением, потому что было совершенно очевидно: что-то в ней все же нравилось ему.

Данфорд схватил ее за плечи и начал трясти.

— Что в конце концов происходит с тобой?

— Я не знаю, — выкрикнула она, пораженная силой своего голоса. — Не знаю, и это убивает меня.

Его терпение лопнуло, и ярость вырвалась наружу. Как смеет она строить из себя жертву?

— Я могу сказать, что с тобой происходит, — угрожающе произнес он низким голосом. — Я совершенно точно могу сказать, что с тобой происходит. Ты… — Он запнулся, увидев в ее глазах полнейшее отчаяние. Нет. Он не позволит разжалобить себя. Стараясь не замечать боли в ее глазах, он продолжил: — Ты знаешь, что спектакль окончен, не так ли? Ты получила письмо от Розалинды и теперь знаешь, что мне все известно.

Генри не дыша смотрела на него.

— Теперь я знаю все, — он нервно рассмеялся. — И то, что я очень мил. И то, что вышла ты за меня ради Стэннедж-Парка. Что ж, ты получила что хотела. А я получил тебя!

— Зачем ты женился на мне? — прошептала она.

— Джентльмен не отказывается от дамы. Вспомнила? Урок номер 363 в разделе «О соответствии…»

— Нет! — вырвалось у нее. — Это не остановило бы тебя. Почему ты женился на мне?

В ее глазах была мольба, но он не знал, что именно она надеется услышать. Дьявол, он и сам не знал, хочет ли отвечать на этот вопрос. Пусть помучается немного. Пусть страдает так же, как страдал он.

— А знаешь, Генри, — вдруг сказал он, стараясь побольнее уколоть ее, — я и сам не знаю.

Он увидел, как погасли ее глаза, и был противен самому себе за то, что наслаждается ее горем. Но ничто уже не могло остудить его страсть. Данфорд неистово притянул жену к себе и припал к ее губам. Сорвав с нее рубашку, он обнял ее разгоряченное тело.

— Теперь ты моя, — шептал он, лаская губами ее шею. — Моя навсегда.

Он целовал ее с какой-то отчаянной безысходностью и вдруг с удивлением почувствовал, что она начинает отвечать на его ласки. Ее губы шевельнулись, руки нежно гладили его спину, а бедра требовательно прижались к нему. Это было уже слишком. Он хотел слиться с ней воедино и никогда не покидать ее тела. Не помня себя, Данфорд вновь очутился в кровати, всем телом чувствуя ее под собой, сжимая в своих объятиях.

— Ты моя, Генри, — шептал он. — Моя.

— О, Данфорд, — вздохнула она.

— Что, Данфорд? — прошептал он, нежно покусывая мочку ее уха.

— Я… — Она застонала, почувствовав его руки на своих бедрах.

— Ты хочешь меня, Генри?

— Я не… — Она не успела закончить фразы. Ее дыхание сделалось частым, и она уже ни о чем не могла думать.

— Ты хочешь меня?

— Да! Да! — Затем она открыла глаза и, посмотрев на него, взмолилась: — Пожалуйста.

Все мысли о мести мгновенно исчезли, как только он заглянул в ее ясные серые глаза. Он чувствовал только любовь и помнил лишь близость, которая была между ними. Он целовал ее губы и вспоминал, как в первый раз увидел ее озорную улыбку. Провел ладонями по ее нежным рукам и вспоминал, как она упрямо укладывала камни на стену свинарника, а он молча смотрел на нее. Это его Генри, он любит ее и ничего не может с этим поделать.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Генри? — прошептал он.

Она смотрела на него затуманенным взором, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Ты этого хочешь? — Он провел пальцами по ее соску, чувствуя, как он наливается и твердеет.

У нее перехватило дыхание. Она кивнула.

— Или этого? — Он наклонился и нежно провел языком по другому соску.

— Боже мой, — тихо застонала она. — О Господи!

— А вот так? — Он осторожно опустил ее на спину и положил свои руки на ее бедра. Затем медленно раздвинул их, не чувствуя никакого сопротивления. С улыбкой Данфорд наклонился вперед и поцеловал ее в губы, в то время как его пальцы оказались у нее между ног. Прерывистое дыхание и учащенный стук сердца Генри были ему ответом. Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой.