А когда Эльза уже постанывала в его руках, а он пытался справиться с крючками на ее платье и одновременно откинуть покрывало с кровати, дверь с хрустом распахнулась и в каюту вбежала Селин. Без всякого стеснения она спряталась за полуголых Филиппа и Эльзу:

— Пожалуйста, спасите меня от него!

Эльза мгновенно вскипела словно чайник:

— Ты в своем уме?! А ну вон отсюда!

Но Селин смотрела не на нее, а на Филиппа:

— Не надо меня выгонять, он меня убьет.

— А от нас вы что хотите?

— Спрячьте меня куда-нибудь!

— А ну выгони ее! Или я уйду!

— Ну как же?.. — растерялся Филипп. — Девушке плохо.

— А если она у нас останется, тогда плохо будет мне! И тогда я уйду!

— Ну и уходи! — вдруг взвизгнула Селин хрипловатым голосом. — Ну и пожалуйста. А вы, — она вдруг устремила на него самый невинный взгляд, — я знаю, вы меня спасете.

Филипп развел руками. Он очень хотел провести сегодня бурную ночь. Но эту маленькую девочку, в улыбке которой было что-то странное, он тоже не мог бросить.

— Ну пожа-алуйста! Мне нельзя возвращаться в свою каюту. А все пьяные.

— Мы, между прочим, тоже!

— Ну вы же уже меня знаете!

— У тебя что, больше тут подружек нет?

— Нет!!!

— Эльза, ну в самом деле…

— Хорошо. — Эльза надела босоножки. — Можете тут трахаться сколько влезет. А я пошла.

Как ни странно, Филипп не пошел догонять свою Эльзу, а вместо этого с интересом начал разглядывать Селин. Может, ему было уже все равно, с кем спать? Перед его глазами стояли почему-то чрезвычайно возбуждающие сцены, которые он подсмотрел за ней в коридоре…

Он только начал целовать ее, как Селин вырвалась из его рук и сказала, что у нее еще не было ни одного мужчины, и она очень сильно не хотела бы заниматься этим сейчас.

— Зачем тогда ты вообще в это все ввязалась? — спросил Филипп, который в тот момент еще не решил, как относиться к ее заявлению: пожалеть или, наоборот, рассмотреть это как один из бесценных подарков судьбы и уговорить ее вступить во взрослую жизнь.

— Я не знаю. Но лучше бы мне было действительно к вам не ходить.

— А ты не врешь? Учитывая то, что кричал тот парень…

Она улыбнулась, и снова Филипп не смог понять: что у нее не так в улыбке?

— Может, и вру. Но в любом случае я не девица легкого поведения. И не собираюсь с вами спать.

— Почему?

— Мы едва знакомы.

— А мы сейчас познакомимся.

— Я расценю это как насилие.

— Ну и что?

— Я буду кричать.

— Все же пьяные вокруг. Никто не поможет.

— Но вам-то я точно что-нибудь отшибу.

Он еще с минуту разглядывал ее почти детскую фигурку и решил, что на сегодня ему хва-тмна, да и с женщинами в таком состоянии может произойти осечка. Лучше как-нибудь потом. Можно, например, уговорить ее встретиться в выходные у него дома… С этой мыслью Филипп заснул поперек широкой кровати.

Что было дальше с Селин, он не знал, потому что утром проснулся один. У него не пропало ничего и? карманов, но почему-то было отчетливое ощущение, что его надули. И действительно это спорный вопрос: можно ли оставаться девственницей в шестнадцать лет, если ведешь в общем-то свободный образ жизни.

Он не сказал никому из участников поездки, что провел эту ночь не так, как сложено счастливому обладателю двух девушек. И про особенности личной жизни Селин он тоже ничего никому не сказал…

Американцы встретили его суховато, хотя и любезно. Они согласились, что история с секретаршей получилась некрасивая, но лично он в ней не виноват. Президент холдинга объяснил, что сегодня его личная переводчица и секретарь отбыла на учебу, но завтра будет на рабочем месте и Филипп сможет с ней познакомиться.

Наверное, ему уже успели насвистеть, что президент германской фирмы — великий бабник. Но Филиппа больше не интересовала Джессика и прочие симпатичные секретарши и переводчицы. Он думал только о Селин и впервые в жизни не мог объяснить природу этого наваждения.

Однако уже вечером его мысли переключились совсем на другое. Среди веселья, устроенного заморскими друзьями в честь его очередного визита, Филипп, словно чуткий охотничий пес, уловил слово «слияние». Он насторожился. Похоже, американцы серьезно взялись за него, а значит, визит затянется надолго. Интересно, зачем им так сильно понадобился маленький скромный обувной заводик в Германии? В Штатах становится мало места? Или, как в старой детской игре «Монополия», они из вредности и азарта стараются все подмять под себя?

Раньше он надеялся, что неправильно оценивает обстановку, что преувеличивает опасность и что с партнерами можно договориться, но в этот раз понял, что дело плохо. Если он не согласится принять все их условия до одного, то потеряет партнеров, а согласится — попадет в финансовую зависимость.

В конце концов, он заявил, что желает посоветоваться с французской стороной, и взял время на раздумья.

Филипп любил смешиваться с уличной нью-йоркской толпой. Он не считал себя настолько важной персоной, чтобы перемещаться по городу на личном автомобиле с шофером, поэтому отказался от машины, тем более отель, где для него сняли номер, находился в двух шагах от главного офиса холдинга.

К тому же, несмотря на то что неплохо «поднялся» за последние годы, он все равно привык считать себя простым деревенским парнем, а простому деревенскому парню в огромном Нью-Йорке всегда было на что посмотреть, прогуливаясь по Манхэттену.

Конечно, Филипп много раз бывал в Штатах, и Нью-Йорк был ему хорошо знаком, но всякий раз вызывал что-то вроде трепетного оцепенения, что возникает у дикаря, впервые увидевшего автобус.

Дорогие заведения манили его ароматами и призрачными соблазнами, все смешивалось в единое целое: удовольствия, деньги, любовь, пороки…

Здесь Филипп чувствовал себя маленьким мальчиком, впервые увидевшим океан страстей — еще не вкусившим их, но уже одурманенным. Здесь ему хотелось, чтобы его кружило, вертело, словно на карусели, сводило с ума и бросало с огромной высоты в мерцающую невесомость…

Это было восхитительное, разъедающее душу чувство, которое впоследствии он назвал жаждой порока. И прямой ассоциацией, словно одно было неотделимо от другого, он вспомнил о Селин… Удивительно, но она, как и ночной Нью-Йорк, тоже внушала ему это чувство. Сильно и остро, не оставляя другого выбора.

А она сама? Что толкает ее на опасные ночные приключения, в результате которых они познакомились два года назад, а теперь стали близки?.. Ее гложет именно такая жажда жизни и жажда порока! Гложет и съедает, заставляя уходить из дома — в ночь.

И — в дождь…

И внезапно остановившись посередине тротуара, Филипп понял, что Селин ему ближе всех на свете… А он, похоже, единственный, кто ее понимает. Ему стало безумно жаль эту маленькую, беззащитную бродягу с прекрасной вампирской улыбкой. Она так одинока, она всего лишь ищет любви и свободы и готова ради нее на все…

Филипп заказал обед в приличном ресторане на Бродвее, с приличными ценами. Обычно он не любил выбрасывать деньги на ветер, он мог бы поужинать и в номере или в более дешевом заведении. Но когда он думал о Селин, все более-менее разумные инстинкты покидали его, а вместо них (видимо, давала знать о себе русская прабабка!) проявлялось разудалое безрассудство, которое толкало его на странные поступки.

Рядом с Селин, он, наверное, мог бы раздаривать первым встречным «полцарства и полконя», как любила говаривать упомянутая прабабка, прочитавшая ему в детстве немало русских сказок. Почему полконя, Филипп никогда не знал, но догадывался, что она так шутит…

Ужин принесли вкусный и обильный, и, торопливо занося нож над куском мяса, уже сглатывая голодную слюну, Филипп зачем-то остановился, для приличия решив украсить себя салфеткой, как остальные посетители ресторана. Устроив ее поверх галстука, он поднял глаза на окно… И замер, кажется, издав громкий горловой звук. Потому что за огромным стеклом, где было видно половину широкой улицы (честное слово, такое бывает только в сказках!), уныло свесив голову под мелким дождем, брела Селин.