Там лежала банковская карта с огромным счетом, оформленным на Селин. Филипп пошатнулся. Как такое может быть? Какое сегодня число? Он оформлял эту карту в феврале две тысячи десятого года. А сегодня последний день октября две тысячи девятого года. Что происходит?

— Что происходит? Чего вы стоите и молчите? — спросил таксист. — Черт побери, мне надо ехать! Давайте быстрее!

Филипп решительно шагнул к Селин, взял за руку и вложил в маленькую, до боли знакомую ладошку красную карту с белой полосой.

— На! И никогда больше не езди в Шведт к этому старому козлу! Здесь — огромная сумма. Теперь ты богата, и тебя не будет искать французская полиция.

— Что?

— И руководство приюта.

Селин сильно вздрогнула, в ужасе распахнув глаза:

— Откуда вы…

— Не спрашивай больше ничего! Ты меня не знаешь, мы больше никогда не увидимся, возьми карту и уезжай отсюда подальше. В любой город мира!

Он отвернулся от машины и пошел к своему дому. На крыльце стояла растерянная Джессика.

— Господин Шиллер, я приехала к вам…

— Джессика, вы согласны стать моей женой? Я серьезно.

Она смотрела на него и улыбалась. Она подумала, что он шутит. Филипп взял ее под руку, поражаясь, насколько знакомо ему это ощущение.

— Хотите, я расскажу, что будет завтра, если вы не согласитесь?.. — Он распахнул дверь, впуская ее в дом. — Ой, что будет! Так что лучше соглашайтесь сразу, потому что через пару месяцев мы с вами все равно вернемся к этому вопросу.

Джессика вошла, начала снимать пальто, что-то шутливо отвечая. Он помогал ей, узнавая это коричневое пальто, узнавая запах ее духов… Голова закружилась от огромного счастья, пришедшего на смену привычной тревоге. Но…

А как же Селин?

Филипп замер на пороге, чтобы кинуть прощальный взгляд в сторону своего наваждения. Такси немного постояло и, развернувшись, уехало в направлении Берлина… Он с огромным облегчением закрыл глаза и провел ладонью по лбу, словно стряхивая остатки сна. Немного помолчав, снова сосредоточил взгляд на своей гостье.

— Так что вы мне ответите, Джессика?.. Я серьезно предлагаю вам руку и сердце.

— Ну хорошо, Филипп, — немного смущенно улыбнулась она. — Если вы уверены, что через пару месяцев мы вернемся к этому вопросу, тогда я согласна. А теперь все-таки давайте займемся бумагами.