— Ничего. Когда я уезжал, обе были живы-здоровы, но я отсутствовал две недели, — сказал Билли.

Радость, сначала охватившая Патрицию, моментально сменилась еще более сильным отчаянием. И винить в случившемся она должна только себя. Патриция не простит себе до конца дней, что не поторопилась с приездом. Самая страшная казнь будет для нее милосердием. Тети ее выпестовали, кормили и одевали. Они любили ее, души в ней не чаяли. А чем она ответила им? Черной неблагодарностью! Подумаешь, они жили не по современным понятиям! Что стоило ей подчиниться их требованиям? Никчемная эгоистка! — корила себя Патриция. Ничего с ней не случилось бы, если бы она закончила колледж и осталась бы здесь преподавать.

Не хотела носить мешковатые брюки и застегнутые до последней пуговички блузки в скромненький цветочек? Если бы она все это сделала, тогда ее тети были бы живы. Возможно, здесь Патриция нашла бы свое счастье, а не гонялась бы за миражом — чертовым лордом Айлингтоном, который вдобавок оказался женат. Кому сейчас нужны ее магазины и деловой успех? Мертвых этим не оживишь!

Входная дверь не была закрыта на замок. Патриция толкнула ее и вошла в дом. С сердцем, обливающимся кровью от горя, Патриция двинулась в гостиную. Она полагала, что там встретит кого-нибудь из соседей.

Но вдруг дверь, ведущая в гостиную, распахнулась и перед Патрицией возникла живая и невредимая тетя Аби. Патриция бросилась к ней. Слезы градом брызнули у нее из глаз, и она припала к груди тети.

— Тетя Аби, родненькая, как я рада, что ты жива, — плача, лепетала Патриция.

— Пат, доченька, наконец-то! Беда-то какая! — прошептала тетя Аби, прижимая к себе племянницу.

Патриция зарыдала еще сильнее.

— Бедная тетя Гвен, — бормотала она сквозь слезы.

— Успокойся, Пат. Теперь мы вместе.

— Это я виновата!

— Что ты, милая?! — удивилась тетя Аби.

— Я не брошу тебя. Я останусь здесь с тобой навсегда.

— Это еще зачем? — подозрительно спросила тетя Аби.

Патриция не стала акцентировать внимание на странных словах тети. Она знала — горе туманит разум.

— Мы будем вместе, — продолжала она успокаивать тетю.

— Конечно, детка, мы вместе. Поставим Гвен на ноги, вернее приведем ее голову в порядок и заживем как всегда.

— Так тетя Гвен жива? — вскричала Патриция.

— Конечно! Страшно говорить такие слова, но, если так пойдет дальше, мы скоро потеряем ее.

— Очень серьезно? — спросила Патриция.

— Дальше некуда!

Сердце Патриции то замирало от горя, то начинало отчаянно биться от возрождавшейся надежды.

— Мы ее спасем! — воскликнула она и спросила: — Она в сознании?

— Какое там сознание! Абсолютно все мозги вылетели!

— Ой! — вскрикнула потрясенная Патриция.

Воцарилось молчание. Тетя Аби, судя по всему, пребывает в трансе. Патриция опасалась произнести хотя бы слово. Да и что может она сказать? Она уже больше не сомневалась в произошедшей трагедии. Тетя Гвен умрет. Люди с тяжелой травмой черепа не жильцы на этом свете.

Патриция попыталась взять себя в руки и найти в себе силы утешить тетю Аби. Ей сейчас во сто крат тяжелее, чем Патриции. Она прожила с сестрой всю жизнь. Патриция должна помочь пережить ей горе.

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату ворвалось, радостно улыбаясь, нелепое существо. Патриция решила, что это девочка-подросток, одна из современных акселераток, у которых физическое развитие опережает умственное.

Патриция уже хотела одернуть девчонку, объяснить ей, что радостный визг неуместен в доме, где поселилось горе. Но, приглядевшись, Патриция поняла, что перед ней Женщина лет сорока с большим хвостиком, но одета она более чем странно. В белых лакированных сапогах на пятнадцатисантиметровой платформе, в оранжевых брюках-капри, отороченных зеленым мехом неизвестного природе зверя, в короткой кожаной курточке, украшенной множеством металлических заклепок, и рукавами с длинной бахромой, она напоминала летучую мышь в состоянии наркотического опьянения.

Но самым ужасным в ее внешности была шевелюра: короткие волосы клоками торчали во все стороны. А их цвету позавидовал бы любой кот — призер кошачьих выставок. Полосы, пятна непонятной конфигурации желтого, оранжевого и пурпурных тонов на черном основном фоне смотрелись бы на кошачьей шерсти великолепно, чего нельзя было сказать о волосах представительницы прекрасной половины человечества.

— Пат! Наконец-то Пат приехала, — разобрала Патриция вопли, издаваемые дамой.

Бедная тетя Аби, подумала Патриция. Как ей не повезло с новыми соседями. При ней рядом с ними не жили такие экстравагантные особы.

— Нашего полку прибыло, — издала дама воинствующий крик, заключила Патрицию в объятия и звучно чмокнула в обе щеки. Но этого фантастическому созданию показалось мало. И оно сначала закружило Патрицию, а потом повело в прыжках задорной жиги.

Только сейчас, скача в ирландском танце, который Патриция танцевала впервые, она поняла, что перед ней не кто иной, как ее любимая тетушка Гвен.

Патриция бросила взгляд на тетю Аби. По всем принятым канонам поведения в их семье дорогая тетя должна была бы пребывать в глубоком обмороке, но, по-видимому, устои были порушены напрочь. Тетя Аби сидела на диване и безучастно наблюдала за разыгрывающейся на ее глазах сценой.

«У нее вылетели все мозги», — всплыла в мозгу Патриции произнесенная тетей Аби фраза, и, глядя на скачущую с ней тетю Гвен, она не могла не согласиться с этим определением.

Видимо, кто-то в этой семье всегда должен выступать в роли благовоспитанной особы, и раз тетя Аби забыла свой репертуар, то Патриция подхватила выпавшее знамя — упала в обморок. Очнулась Патриция не от нашатыря или ароматических солей — тетя Гвен самым неподобающим для истинной леди способом привела ее в чувство. Она выругалась и влепила Патриции пощечину.

Сначала Патриция решила, что все это ей снится. Она даже дала себе слово прислушаться к совету Триш и проконсультироваться с Томом. Возможно, у нее развивается какое-то психическое заболевание.

Патриция больно себя ущипнула. Нет, она не перенеслась в свою лондонскую квартиру. Знакомая с детства патриархальная обстановка XIX века осталась на месте. Дубовый стол, чиппендейловские стулья, стены, затянутые штофом над резными панелями — все было знакомо Патриции до мельчайших деталей. Около окна стояло старинное кресло времен королевы Анны — любимое место отдохновения тетушки Аби. Она и сейчас в нем восседала.

Но что это? В углу, около кресла, чудовищным диссонансом благородной старине притулился саксофон. Кто же на нем играет? — подумала Патриция, и тут же ее мозг подсказал ответ. Конечно, тетушка Гвен, которая из стареющей чопорной леди превратилась в ветреную особу, в юницу, забывшую счет собственным годам.

— Боже, какой ужас! — наконец дала оценку происходящему Патриция.

— И не говори, — эхом откликнулась тетушка Аби. — Теперь поняла, почему я дала тебе телеграмму?

— Так ты на стороне Абигайль? — ринулась в бой тетя Гвен. — Я-то обрадовалась, думала, что ты приехала сама, а тебя, оказывается, это ископаемое, этот осколок пуританской эпохи пригласил на подмогу!

— Тетя, вы сами запретили мне приезжать, — неожиданно для себя выпалила Патриция. Она не собиралась сводить счеты с тетушками.

— Я? Ну дура была, а ты что, решила обидеться?

— Нет, конечно! Мои дорогие, как я рада, что вы живы! — Шок от внешнего вида тетушки Гвен прошел, и ее охватило безмерное чувство радости. Она судорожно сжала тетю Гвен в объятиях. По щекам Патриции текли слезы облегчения, и она все повторяла и повторяла: — Тетя Гвен, живая, живая...

— А ты меня уже похоронила? — сварливым голосом спросила тетя Гвен.

Патриция машинально взглянула на тетю Аби.

Тетя Гвен, заметив этот взгляд, моментально переключилась на сестру:

— Это ты меня поторопилась умертвить? На выкуси! — И тетя Гвен сложила пальцы определенным образом, который наиболее часто используется уличными мальчишками, и поднесла дулю к лицу тети Аби. — Я еще попляшу на собственной свадьбе! — пригрозила она ей.