— Пэт, пожалуйста, налей мне чашечку. Умираю от жажды! — С фальшиво-радостной улыбкой Джани обернулась к женщине: — Что-нибудь... случилось?
— Случилось? Нет, моя дорогая! По крайней мере, надеюсь, что нет. Мы просто договариваемся, чтобы Милдред переехала к нам на следующей неделе.
«Слава богу!» — возликовала в душе Джани.
— Я надеюсь, что все пройдет отлично.
— А мы и не сомневаемся, — успокоила ее миссис Бутройд. — Она приходила к нам каждое воскресенье целый месяц, а потом поехала вместе с нами в отпуск. Эта девочка пришлась мне по сердцу. Говорит она приятно, и пальчики у нее проворные. И я совершенно уверена, что Милдред отлично проявит себя в ателье, когда закончит школу.
— Она помогала швеям, — объяснила Джани. — Мы обеспечим ее новым платьем и пальто, а блузку она сошьет себе сама.
Несколько минут они все вместе обсуждали одежду для Милдред. После этого Джани перешла к финансовым вопросам:
— Вы будете получать сорок пять шиллингов в неделю на ее содержание и по пять фунтов каждые три месяца на одежду. Конечно, я понимаю, это слишком маленькая сумма.
— А с мансардой не будет никаких неприятностей? — спросила с некоторым беспокойством миссис Бутройд. — Мы вымыли ее и покрасили, теперь там очень красиво. Там стоит новенький комод для вещей Милдред, висит большое зеркало. Может, вы как-нибудь зайдете выпить с нами чайку в выходные? Заодно посмотрите, как она устроилась.
— Обязательно, — пообещала, улыбаясь, Джани.
В заключение новоиспеченная приемная мать с гордостью показала им носовой платок с вышитыми по углам монограммами.
— Это Милдред вышила специально для меня! — похвасталась она. — Она и для вас готовит сюрприз! Все дети вас очень любят.
«А Рики я подвела!» — уныло подумала Джани.
Она подвезла миссис Бутройд до центра города и затем свернула на дорогу в пригород. Въехав в большие железные ворота, Джани припарковалась у входа в детский дом. Двор казался запущенным, хотя и радовал глаз великолепием красок осени.
Мелкий дождь тоскливо барабанил по опавшим листьям, навевая тоску. Джани немного постояла, глядя на квадратное кирпичное здание.
В сумерках дом казался куда лучше на вид, чем днем. Темнота милосердно скрывала его уродство, а освещенные окна уютно светились. Но вообще этот особняк всегда нагонял на Джани уныние. Старый дом с рассохшимися дверями и окнами, продуваемый всеми сквозняками, давно требовал серьезного ремонта. Даже если комитет вдруг расщедрится или на них неожиданно свалится пожертвование от какого-нибудь богатого чудака, вряд ли удастся привести детский дом в более или менее приличный вид.
Она вбежала в дом. Из большой игровой комнаты справа доносился веселый смех. Это был свободный час после вечернего чая, когда директор, его жена и молодая заведующая пансионом занимались с двадцатью четырьмя воспитанниками, пока не наступит время умываться и спать.
Когда Джани вошла в игровую, перед ней предстало весьма странное и необычное зрелище. В центре комнаты стояла огромная плетеная корзина, полная до краев пряжей и кусками ткани в фабричной упаковке. Дети с увлечением рылись в тряпье. Некоторые уже нарядились в тюрбаны и индейские одеяла и теперь больше всего напоминали вождей диких племен.
— Это что такое? — воскликнула Джани.
Джордж Форрест засмеялся:
— Остатки с фабрики. Их прислал молодой советник Хилл, который недавно вошел в состав Детского комитета.
— Ах, советник Джеймс Хилл, — пробормотала Джани, пытаясь вспомнить черты его лица. Ей смутно припоминался молодой человек, сидевший в дальнем конце комитетского стола, когда она отчитывалась. Высокий, очень спокойный худой белокурый мужчина с необычным выражением лица.
В прошлом мае он замещал главу муниципалитета. Тогда она слышала, что это человек строгих принципов, очень серьезно относящийся к своим обязанностям. Жалко, говорила миссис Бриггс, что на государственной службе так мало людей его калибра. Многие, однако, поговаривали, что свою нынешнюю должность он считает лишь ступенькой на пути к депутатскому креслу.
После смерти своего дядюшки он унаследовал фамильное состояние, процветающую фабрику и великолепный дом. Он жил там один. Конечно, если так можно сказать о человеке, имеющем чуть ли не десяток слуг, не считая двух садовников и шофера.
Сейчас, стоя в игровой комнате, Джани снова поймала себя на том, что думает о Джеймсе Хилле. Кажется, он человек добрый. Почему бы ему тогда не заняться всерьез помощью этим несчастным детям?
Смеющаяся и растрепанная миссис Форрест, наконец, выбралась из кучи-малы.
— Вы не заскочите на минутку в швейную мастерскую? Я хочу показать вам кое-что интересное!
Джани покачала головой:
— У меня нет даже секунды лишней... Послушайте, вы сможете устроить в лазарете раскладную кровать для Рики?
— Рики?
Форресты обменялись тоскливыми взглядами.
— Да, — нехотя произнесла миссис Форрест, — конечно, сможем. Но... но мы надеялись...
— Я тоже, — печально ответила Джани. — Но он ставил будильник на четыре утра, потому что не хотел опаздывать в школу, потом ошибся со сдачей, когда миссис Прис послала его в магазин, и... он съел кошачьи сардины.
Миссис Форрест неуместно хихикнула, но тут же приняла скорбное выражение.
— Бедный ягненочек! — воскликнула она и добавила: — Я так рада, что этого не случилось на прошлой неделе. У нас по дороге домой останавливался Китт, и нам пришлось разместить его в лазарете. Вы знаете, он действительно считает наш дом родным. Когда мальчика бросают, он не должен чувствовать себя никому не нужным! Но Рики...
— Я знаю, — вздохнула Джани.
Рики по-прежнему нигде не мог стать «своим».
— Мы приспособили прикроватную лампу в лазарете, — вмешался Джордж Форрест, сразу перейдя к делу. — Рики сможет включать и выключать ее сам. Он всегда боялся спать один в темноте. Может быть, это ему поможет. Если же он задержится здесь надолго, мы передвинем как-нибудь кровати в спальне мальчиков. — Вдруг этот терпеливый, невозмутимый человек сорвался и закричал: — Это сарай! Его даже как следует согреть нельзя! Одна ванная чего стоит, а огромные коридоры и лестницы!.. — Он безнадежно махнул рукой.
— Знаю, — снова сказала Джани. — Мы с миссис Бриггс не отстанем от комитета, пока они не построят нам нового дома. — Она вздохнула и добавила: — Вам лучше сразу передвинуть кровати. Вряд ли нам удастся быстро пристроить Рики на новое место!
Приехав к Присам, Джани обнаружила Рики сидящим на стуле у двери с упакованной сумкой. Он даже не повернул головы, когда она вошла, продолжая мрачно смотреть на толстую полосатую кошку, греющуюся возле камина.
— Все собрал? — как можно веселее спросила Джани. — Мы должны поблагодарить миссис Прис за то, что она взяла тебя погостить у нее.
Эти слова были сказаны, чтобы хоть как-то спасти доброе имя хозяйки, но они не смогли обмануть Рики. Он повернулся и одарил девушку угрюмым взглядом. В нем читалось откровенное презрение.
— Видите? — буркнула миссис Прис. — Никакой благодарности за все, что мы для него сделали!
— Мы вам очень благодарны, миссис Прис, — быстро сказала Джани.
Взяв Рики за руку, она подхватила сумку и злобно взглянула на полосатую кошку. Это ее сардины съел тогда Рики. В глубине души Джани сомневалась, а действительно ли Рики так любит сардины? Может быть, он съел их назло, потому что видел, насколько эта кошка дороже миссис Прис, чем он сам?
Джани задержалась на пять минут, чтобы объяснить миссис Прис, что за бумагами она заедет завтра утром, затем отвела Рики к машине. Она позволила ему сесть рядом с собой, а сумку с вещами бросила на заднее сиденье. Решив в дороге поговорить с ним по душам, Джани так и не смогла добиться от мальчика ничего. Все время пути Рики продолжал мрачно молчать. Вскоре они въехали в железные ворота дома. Она выключила мотор и немного посидела молча, собираясь с духом.
Если она не сможет помочь Рики сейчас, значит, она не годится для этой работы. Но нужные слова так и не приходили...