– Если вы на самом деле хотите помочь, – рявкнул он, – прекратите вашу болтовню и оставьте меня в покое. В любом случае, это вас не касается.
Энн с головой накрыла волна гнева. Она не знала, потребовать ли, чтобы он остановился и дал ей выйти, или просто огреть его зонтиком. Несомненно, Рори Мак‑Дональд был самым невыносимым человеком, какого она встречала. Если это все, чего он хочет, она с радостью оставит его в покое. Она сегодня больше рта не откроет – даже чтобы предупредить, если ему будет грозить опасность быть затоптанным стадом бегущих овец. Она так и не смогла придумать, как нанести ему удар побольнее, прощальный выстрел, перед тем, как впасть в оскорбленное молчание. Она ограничилась тем, что презрительно отвернулась от него и уставилась в залитое дождем стекло «лендровера».
Рори спорил со своей совестью всю оставшуюся дорогу до Килдарох Фарм, где устраивались испытания. Он знал, что не должен был повышать голос на Энн, но, Боже правый, женщины иногда бывают невыносимы. Хотя в интуиции ей не откажешь. Он не жаловался и не ворчал после этого проклятого звонка – не сказал ни единого слова на эту тему. Как она узнала, что он получил неприятное известие? Что его последняя надежда рухнула?
Было достаточно плохо само по себе уже то, что она видела его насквозь, но еще хуже было то, что она хотела об этом говорить. Говорить, говорить, говорить. Боже, неужели женщины думают, что разговоры помогают? Почему она не может оставить его в покое, чтобы он спокойно поразмыслил над своим положением?
Однако совершенно необязательно было кричать на нее и портить ей день.
Рори резко свернул к полю, огороженному каменными стенами. Пожилой мужчина в макинтоше стоял у деревянных ворот и проверял билеты. Он радостно приветствовал Рори, не обращая внимания на воду, капавшую с кончика его носа, вручил ему пару отпечатанных программок и объявил, что плата за вход – два фунта. Когда Энн стала рыться в сумочке в поисках мелочи, Рори проворчал:
– Я заплачу.
Она неодобрительно покосилась на него. Ей не хотелось быть в долгу у него хоть немного, даже за эти жалкие два фунта.
Рори скупо улыбнулся. Энн Форрестер была чертовски привлекательной женщиной, когда ее глаза сверкали яростью. Какая жалость, что они не встретились при других обстоятельствах, что он больше не верит женщинам и что она так относится к Данрэйвену. Но как случилось, так случилось.
Он припарковал «лендровер» рядом с остальными машинами, выбрался наружу и кликнул собак. Заглянув внутрь, Рори небрежно бросил:
– Можете делать что угодно до начала церемонии вручения трофеев. Желаю приятно провести день.
Он захлопнул дверцу и пошел прочь.
Дождь поутих, но Энн решила пока остаться в машине и понаблюдать за происходящим. Темно‑серые облака клубились низко над пустошью, и она совершенно справедливо полагала, что дождь может начаться снова в любой момент.
В поле зрения не было ни одной женщины – только мужчины и множество собак. С первого взгляда все животные выглядели одинаково, но постепенно она начала подмечать те различия, которые позволяют их хозяевам отличать их. Продолжали подъезжать машины, и на поле появлялись все новые местные жители в сопровождении собак – участников испытаний. Энн с интересом разглядывала суровые лица пастухов, их колоритную одежду, деревянные посохи в руках у многих.
Часом позже проглянуло солнце, и Энн покинула относительный комфорт «лендровера». Она смотрела на соревнования с интересом, но мало что понимала. Энн приблизилась к группе зрителей, надеясь хоть чуть разобраться в том, что происходит.
– Добрый день, дочка, – сказал ей пожилой человек в клетчатом берете. – Нравятся испытания?
– Да, – ответила она. – А могу я вас спросить кое о чем? Почему здесь нет больше ни одной женщины?
– А, это не их чашка чаю. Слишком утомительно, на их взгляд. – Старик широко ухмыльнулся, показывая редкие зубы. – Они уже тянут жребий, кому бежать в буфет, под тент.
Энн угрюмо кивнула. Это было очень похоже на Рори – втравить ее во что‑нибудь вроде этого. Интересно, он удивится, когда узнает, что его план не сработал? Она не собирается сдаваться.
– Да, мне нравятся испытания, хотя я не понимаю большей части происходящего.
Шотландец наклонился поближе к Энн.
– Вот идет мой внук Иэн. Парень может ответить на все ваши вопросы.
Иэн, симпатичный рыжий парень примерно одного возраста с Рори, оказался очень любезным. Он объяснил, что два человека, сидящих в машине перед самым полем, – судья и его секретарь, которые не только засекают время, но еще учитывают допущенные ошибки и ведут подсчет очков. Высокий человек в дождевике был распорядителем испытаний и занимался всеми организационными вопросами – записывал номера участников, относил заполненные бланки судье и проводил дисквалификацию. Каждой собаке давалось пятнадцать минут на то, чтобы прогнать четырех овец через трое ворот в загон. Уже собранные в загон овцы затем отпускались на свободу, и собака должна была отогнать двух из них в сторону и не пускать обратно. Все это делалось с помощью свистков и команд хозяев, которые не должны были слишком приближаться ни к овцам, ни к собакам.
Энн поразила точность, с которой работали небольшие черно‑белые колли. Они были быстры и проворны и кружили возле овец, бросаясь вперед, чтобы подогнать их, или двигаясь рядом с ними, направляя их туда, куда хотел пастух.
Ее интерес усилился, когда она посмотрела в программку и увидела, что наступил черед Джоко. Энн отыскала взглядом Рори, который перехватил поудобнее свой посох и занял позицию на старте. Джоко сидел спокойно, устремив взгляд на хозяина. Когда на дальнем краю поля выпустили овец, Рори издал серию коротких свистков, и Джоко сорвался с места. Как черно‑белая молния, он носился по пастбищу, сразу дав несчастным овцам понять, кто здесь командует. Но Энн предпочитала смотреть на хозяина собаки.
Рори сбросил свой тяжелый плащ и остался в светлом свитере и коричневых вельветовых брюках, заправленных в видавшие виды высокие ботинки. Энн подумала, что он выглядит просто потрясающе, когда вот так шагает по влажной траве, отдавая команды своей собаке.
Он был в своей стихии среди зеленых полей, каменных стен и окутанных туманом холмов. Рори так хорошо понимал своего пса, что вдвоем они могли бы быть единым целым, преследующим одну цель. Энн ощутила что‑то вроде благоговения – сцена, разворачивающаяся перед ней, была так прекрасно поставлена и эмоциональна, что могла сравниться с пьесой или балетом.
Постепенно до нее дошло, что она стала свидетельницей того, что составляет саму суть Шотландии, часть сельской жизни, которую редко видят чужестранцы. Здесь не было ничего от показухи, устроенной по заказу туристического бюро. Это была настоящая, неотделимая часть досуга шотландцев, и однако все это было жизненно необходимо для их повседневного существования.
Энн извлекла из своей сумки камеру, купленную для этого путешествия, и поймала Рори в видоискатель. Она хотела запечатлеть этот момент.
– Ну вот, они загнали овец, – пояснил стоящий рядом Иэн. – Лэрд производит впечатление, а? Его собаки всегда хорошо показывают себя на испытаниях.
Энн щелкала камерой направо и налево – пастухи и их собаки, терпеливо дожидающиеся своей очереди, зрители, обступившие букмекера, Фиви и другие дамы возле буфетного тента с горячим супом, сандвичами и бутылками шотландского виски.
Энн убрала камеру и пошла помогать женщинам, чувствуя, что этот дождливый день стал для нее чем‑то особенным.
Несколько часов спустя Рори стоял у окна в своей комнате. Было так ясно, что он мог видеть огни в деревне на Арране, через всю Данрэйвенскую бухту. Как и предсказывала Фиви, после полудня показалось солнце, и остаток дня был воистину чудесным.
Он взглянул на трофей, завоеванный в сегодняшних состязаниях. Джоко и Кап получили приз как лучшая пара, и Энн вручила его, сердечно поздравив, как будто на самом деле желала ему всего наилучшего.
