— Почему бы тебе не спать на кровати? — сухо произнесла она.

— Хорошо, — заулыбался Роб.

— А я займу кушетку.

Его улыбка тут же исчезла.

— Я думаю, что это тебе лучше спать на кровати.

— Я не буду спать с тобой, — тихо сказала она, заставив себя посмотреть ему в глаза. — И не проси.

— Я не прошу, — ответил он. — Кушетку займу я.

— Ладно.

Рэйчел густо покраснела. Роб взял ее за подбородок.

— Пойми меня правильно. Мне бы хотелось спать с тобой.

Рэйчел прикрыла глаза густыми ресницами. Ночник освещал ее золотистым приглушенным светом, в котором ее мягкие губы без помады были розовыми и манящими. Роб наклонился к ней.

Широко раскрыв глаза, Рэйчел в страхе отпрянула.

— Нет... пожалуйста, — выдохнула она, отстраняя его рукой. — Я не хочу, чтобы ты меня целовал.

Но она хотела. Да, это было так, и она была уверена, что Роб тоже об этом догадывался.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Казалось, что в Лондоне живут одни только влюбленные. Парочки были везде: они бродили вдоль реки, гуляли по зеленым лужайкам парков, выходили из пабов, сидели в кафе на открытом воздухе. Рэйчел боролась с завистью, которую испытывала к ним. Она приехала в Лондон по делу, а не ради любви.

Когда за Рэйчел заехал Эш в своем «роллс-ройсе», Роб решительно заявил, что поедет вместе с ними. Он считал, что его присутствие будет защитой для Рэйчел, хотя она не сделала и намека, что акции Роба поднимутся.

Как бы ей хотелось совершить подобное путешествие в этот завораживающий город в том году, когда они только поженились и были счастливы! Но в то время у них едва хватало денег, чтобы каждый год навещать родителей. Как грустно осознавать, что теперь эта долгожданная поездка не радость, а почти наказание! На протяжении всей экскурсии по Лондону с Эшем Мэйфилдом Роб и Рэйчел общались друг с другом так, будто были посторонними людьми.

Когда они проезжали по центру города мимо Букингемского дворца, Сент-Джеймсского парка, Уайтхолла, Вестминстерского аббатства, Трафальгарской площади, Эш давал скупые пояснения. А когда добрались до Тауэра, он и вовсе замолчал, озадаченно наблюдая за Робом и Рэйчел.

— Как ты думаешь, долго еще Эш собирается ломать комедию? — прошептал Роб, когда они пробирались сквозь толпу у Лайон-Гейтс.

Рэйчел остановилась и оглянулась.

— Не знаю.

— Все-таки тебе придется разговаривать со мной.

— Я разговариваю.

— Да, — согласился Роб, — но каждый раз делаешь это с таким видом, будто только что раскусила лимон.

— Я не могу удержаться, — продолжала она спорить шепотом.

— Может, лучше сказать правду?

— Вот он идет. Постарайся улыбнуться.

Роб положил руку Рэйчел на плечо.

— Но я...

— Ну, Блиссы, — бодро сказал Эш, — может, присоединимся к экскурсантам?

— Как скажете, — отозвался Роб, обнимая Рэйчел за плечи. Она не отстранилась. На лице у Эша мелькнуло удивление.

Она шла рядом с Робом, так что их тела волей-неволей соприкасались. Плотная упругость его бедра и крепкие пальцы, сжимавшие плечо, чтобы уберечь от толчков других экскурсантов, возвращали ее во времена, когда подобная близость была для них естественной.

Увлеченная рассказом одетого в красную униформу бифитера[1], потчевавшего своих гостей мрачными легендами Тауэра, Рэйчел ненадолго забыла о прошлом. Она целиком погрузилась в густую атмосферу любви и смерти, которую излучали древние стены. Она ступала по истертым камням, которые в течение девяти веков попирали ноги бесчисленных исторических персонажей. На фоне великих событий, которые здесь происходили, ее собственные проблемы выглядели мелкими и несущественными.

В Кровавой башне Рэйчел оказалась под таким впечатлением от рассказа об Уолтере Рэли, который в темнице писал свою «Мировую историю», что машинально повернулась к Робу и взяла его за руку.

— Только подумай! — начала она и замолчала, пораженная той легкостью, с которой вернулась к их прежним отношениям, хотя только что была уверена, что подобное невозможно. Она посмотрела на него долгим, очень долгим взглядом. — Прости, я, кажется, слишком увлеклась.

— Ничего страшного, — тихо ответил Роб, и Рэйчел почувствовала подозрительную слабость в ногах.

Он еще крепче обнял ее за плечи и прижал к себе, давая пройти остальным туристам.

Они гурьбой шли мимо них из зала в узкий коридор, и Рэйчел оказалась притиснутой к Робу. На мгновение их лица почти соприкоснулись. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось ухватиться за него. Но вот последний турист прошел, и они оказались одни.

Карие глаза Роба смотрели тепло и испытующе, словно хотели найти в лице Рэйчел признаки того, что она переменила свое мнение и не будет возражать, если он попытается поцеловать ее. Потом его рука обвилась вокруг ее талии, он прижал Рэйчел к себе и наклонил голову, чтобы накрыть ее рот своими губами.

Рэйчел решила было сопротивляться, но внешность и аромат Роба, такие знакомые и дорогие, смягчили ее. Ей было приятно ощущать под ладонями мягкую ткань свитера и чувствовать себя в безопасности под защитой его сильного тела. И она расслабилась.

Поцелуй Роба, сначала осторожный, сделался крепче. Его жадные губы наступали, возвращая к жизни эмоции, которые они оба скрывали вот уже много месяцев. Казалось, времени на церемонии не было; он не стал просить разрешения поцеловать ее, он действовал решительно и напористо.

Его губы приникли к ее губам, наполняя Рэйчел сладкой истомой. Ее глаза сами собой закрылись.

Ей нравилось, как Роб целуется, хотя она уже забыла, насколько нравится. На нее ураганом налетели сладкие, с примесью горечи, воспоминания, а откуда-то из самой глубины ее существа поднималась волна грусти, захлестнувшая разум. Она уперлась ладонями ему в грудь, заставляя себя положить конец этому безумию.

— Послушайте, я уж и не знал, где вас искать.

Роб и Рэйчел отпрянули друг от друга, и перед ними возникло улыбающееся лицо Эша Мэйфилда.

— Как же я не сообразил! — весело покаялся англичанин. — Но вам лучше не отставать от нас, если хотите побольше узнать о Тауэре.

— Разумеется, — хором ответили оба и быстро зашагали по каменному проходу.

До самого конца экскурсии Рэйчел держалась от Роба на расстоянии. Когда он вместе с Эшем встал в очередь за билетами на выставку сокровищ Британской короны, она сказала, что хочет найти скамейку, присесть и подождать их там. Она надеялась, что отдых даст ей возможность привести чувства и мысли в порядок.

Но когда они вернулись, Рэйчел была взбудоражена еще больше. Она избегала взглядов Роба, его прикосновений и все время весело болтала с Эшем. Слишком весело, насколько она могла судить по расстроенному виду Роба.

На обратном пути в отель она прониклась признательностью к Робу за то, что он, увидев собор Святого Павла, попросил Эша дать ему время осмотреть памятник изнутри. Это был просто повод, чтобы оттянуть возвращение в гостиничный номер. Рэйчел пока не могла придумать, как вести себя с этим новым, неожиданно милым Робом.

Она смотрела на изумительно красивый купол, резные хоры, плафоны — и не видела их. Она должна прекратить то, что происходило сейчас между ней и Робом, пусть даже для этого придется прервать путешествие.

В одном месте она вдруг со всех сторон услышала льющиеся на нее звуки. Сначала она не поняла, в чем дело, но табличка на стене подсказала Рэйчел, что она оказалась в «шепчущей галерее»[2]. Внезапно она услышала четкий, словно он говорил у нее над ухом, голос Роба:

— Я знаю, я снова расстроил тебя, Рэйчел, но не жалею, что поцеловал тебя. И думаю, ты тоже не жалеешь об этом.

Рэйчел в испуге остановилась и стала оглядываться, ища глазами Роба.

Она увидела его в другом конце галереи. Он вышел из-за спин двух других посетителей и решительно направился к ней.

Рэйчел повернулась и бросилась к выходу.