Была уже глубокая ночь, когда разговор был закончен.

Камин наконец догорел – последние полчаса они сознательно не подбрасывали в него поленья.

Коньяк был допит.

Но главное – был разработан некий план, а вернее схема, согласно которой Лизе и Юрию предстояло действовать в ближайшие дни.

Игорю Всеволодовичу – увы! – не оставалось ничего другого, кроме как отсиживаться на даче и «шевелить мозгами» – копаться в памяти, вспоминать детали, искать ассоциации, прислушиваться к ощущениям и смутным подозрениям.

К тому же требовались кое-какие исторические факты – с утра ему предстояло погрузиться в паутину Интернета.

Двух других ждала работа в городе – встречи, беседы, поиск старых знакомых и новые знакомства, могущие оказаться полезными.

Все по крайней мере было ясно.

И оттого на душе у Лизы и Игоря – снова, похоже, одной на двоих – стало легче.

Москва, 5 ноября 2002 г., вторник, 8.00

Ночевать вчера он, понятное дело, не остался.

Этим двоим, как никогда, пожалуй, нужно было теперь остаться наедине.

Даже при том, что дом большой и гостевая спальня наверняка далека от хозяйской.

Все равно.

Останься он – они не чувствовали бы себя свободными вполне. От всего свободными и ото всех – а это, думалось, было залогом многого, чрезвычайно важного для них теперь. И окончательной победы в том числе.

Он не лгал и не кривил душой, когда сказал Непомнящему, что не вправе говорить о вере и вообще верить во что бы то ни было в этой запутанной истории.

Равно как и не верить.

Однако ж право иметь внутреннее убеждение или отдавать предпочтение какой-то версии в душе у него было.

Чаще это состояние называют интуитивным.

Что ж, можно и так.

Прошедший много такого, о чем не догадывается даже родная, единственная, любимая женщина – жена Люда, подполковник Федеральной службы безопасности Юрий Вишневский полностью доверял собственной интуиции. Особенно в ситуациях, похожих на историю антиквара – балансирующих на грани закона. Пограничных.

Термин в общем-то из лексикона психиатров. Юрий позаимствовал его у жены – она заведовала отделением в институте Сербского. Но к правовым коллизиям, особенно в наше время, оказался очень даже пригоден.

Классический спор Жеглова с Шараповым о праве переступить закон, дабы исполнить его же, так и остался неразрешенным. Более того, со временем становился все более актуальным.

Умом подполковник Вишневский был полностью на стороне Шарапова. На деле – особенно в подобных, пограничных ситуациях – случалось действовать по принципу Жеглова. И поводом служило уже не простое исполнение закона. Вопрос стоял куда более остро, совсем по-гамлетовски: «Быть или не быть?»

Вернее, жить или не жить?

Ему, Юрию Вишневскому, его коллегам из разных силовых, как принято их называть, ведомств. От суровых «контрактников» спецназа – «волков войны», не знающих сомнений и страха, до двадцатилетних солдат срочной службы.

Просто людям, живущим вблизи войны и за тысячи верст от нее.

Так теперь стоял вопрос.

Елизавете, к слову, повезло.

Она застала его буквально на пороге кабинета, только что возвратившегося из командировки в Чечню – честно убывающего в короткий отпуск.

К счастью, они с Людмилой не планировали никаких поездок, дети – в школе, да и жене вряд ли удалось бы расстаться со своим буйным отделением.

Думал просто отоспаться, зачитаться до одури, сгонять на дачу. Если повезет со снегом – пробежаться на лыжах.

Но – назвался груздем…

А он назвался – интуиция не то что шепнула, громко и отчетливо произнесла несколько слов.

Деваться было некуда.

Утро расползалось над городом – пока еще сонное, тусклое. Но, похоже, обещало распогодиться.

Юрий аккуратно припарковал машину у подъезда – возможно, а скорее всего вероятно, ездить сегодня придется много. Чего ж даром гонять в гараж?

Дома, на кухне горел свет.

Квартира благоухала запахом свежего кофе.

– Вот это кстати! – Он чмокнул жену в розовую, теплую со сна щеку.

– Это всегда кстати. А что у нас с отпуском?

– У вас – не знаю. А у меня, похоже, – увы.

– Уезжаешь? – Людка умела держать удар. Голос не дрогнул, только едва заметно оперлась о плиту. Всем телом – подвели, надо думать, ноги.

– Упаси Боже! Остаюсь при вашей милости. И вообще – официально – с отпуском полный порядок.

– А неофициально?

– Решил попробовать себя в частном сыске.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Помочь надо хорошему человеку.

– Ну, если хорошему – пей, так и быть, мой кофе. Я все равно не успеваю.

Она умчалась одеваться.

Он с удовольствием отхлебнул горячий ароматный напиток.

Спать – это подполковник Вишневский знал из богатого опыта бессонных ночей – захочется только к вечеру, и то если не захватит какая-нибудь идея. В этом случае – вообще неизвестно когда.

Теперь самое время было подумать.

Через сорок минут, проводив жену, насладясь еще двумя чашками кофе, он взялся за телефон.

Первый звонок был адресован заместителю начальника МУРа – новичку на Петровке, назначенцу последних лет, в прошлом – лубянскому коллеге.

Это был сугубо частный звонок.

И хотя прежде они были знакомы только шапочно, Вишневский отчего-то был уверен, что будет понят.

Притом – правильно.

Москва, 5 ноября 2002 г., вторник, 11.15

Он проснулся, когда Лизы уже не было рядом. Только легкая вмятина на соседней подушке, едва заметная, словно спал не человек – нормальная женщина, пусть и хрупкая, коротко стриженная – от прошлой непослушной гривы не осталось и следа, – а существо бестелесное: эльф или фея.

Фея, однако, вроде бы пользовалась духами – пряным восточным ароматом тянуло от подушки.

Возможно, впрочем, не было никаких духов.

Кто их, фей, знает – чем они на самом деле пахнут.

А вернее – благоухают.

Он проснулся таким счастливым, что, еще не стряхнув окончательно пушистое облако сна, еще не выбравшись из теплого кокона волшебного небытия, готов был всерьез размышлять над всякими забавными глупостями. Вроде этой – насчет благоухания фей.

Все, однако, проходит – и полудрема прошла.

Но счастье осталось, и сладкая ломота во всем теле, и в памяти – яркое, острое чувство минувшей ночи.

Однако все прочее он тоже помнил прекрасно.

И все равно был счастлив.

Самой большой неприятностью нынешнего утра всерьез считал то, что бессовестно проспал Лизаветин уход, а вернее – отъезд. Всерьез печалясь по этому поводу, Игорь Всеволодович наконец выбрался из-под одеяла и первым делом взглянул на часы.

Начало двенадцатого.

Лиза уже, возможно, приземлилась в Питере.

Юрий – если вчерашнее впечатление не обмануло – теперь беседует с теми самыми молодыми людьми с Петровки, которые не далее как вчера радикально изменили жизнь Игоря Всеволодовича, превратив респектабельного столичного антиквара в беглого преступника – убийцу и вора.

Вспомнив о них, а вернее – обстоятельствах расставания, Игорь Всеволодович невольно поморщился – таким мерзким показался сейчас идиотский побег.

К тому же, если говорить откровенно, к страшной метаморфозе, перевернувшей его жизнь, вежливые оперативники отношения не имели. Они просто шли по следу. Вопрос только – чей это был след?

Но как бы там ни было, дурное, недолгое дело было сделано.

Разумеется, он собирался вернуться – то бишь сдаться – самостоятельно и добровольно, если успеет, конечно, прежде чем его вычислят и задержат. Но возвращаться следовало не с пустыми руками.

С этой мыслью Игорь Всеволодович пружинисто сорвался с кровати, по-спартански быстро привел себя в порядок.

Через полчаса, ограничившись баночкой йогурта и чашкой растворимого кофе на завтра, он обосновался за компьютером, нырнул в бесконечность виртуального пространства. Это был его участок работы, домашнее задание, если угодно, – и выполнить его Игорь Всеволодович намеревался на «отлично». Никак не меньше.