Литмир - Электронная Библиотека

AnnotationКогда началась эта странная, почти мистическая история? Сейчас, когда дерзкие преступники разгромили салон известного столичного антиквара? Или двадцать пять лет назад, когда родители этого антиквара стали жертвами так и не найденных убийц и грабителей, похитивших уникальную коллекцию картин? А может, и вовсе двести лет назад, когда гениальный крепостной художник создавал тайком портрет своей возлюбленной – создавал, еще не зная, что ценой этого шедевра станет жизнь его музы?.. Как вышло, что немыслимый клубок человеческих судеб, трагедий и грехов, который запутывался десятилетиями, должен распутаться именно теперь? Быть может, это – судьба. Быть может – вмешательство высших сил. Но орудием этих сил так или иначе придется стать именно ему – антиквару…

Марина Юденич

Часть первая

Часть вторая

Эпилог

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

Марина Юденич

Антиквар

Часть первая

Санкт-Петербург, год 1831-й

Серый петербургский день, короткий и хмурый, каких большинство выпадает на долю имперской столицы, медленно перетекал в сумерки. Промозглые, подернутые сырой холодной дымкой, опускались они на торжественные проспекты и убогие задворки, одинаково окутывая все густым темно-синим туманом.

Был ноябрь.

Первый снег уже упал на Северную Пальмиру с бесцветных небес, лежащих низко и угрюмо.

Но не прижился.

Расплылся грязной кашицей на мостовых, канул в тяжелых черных водах Невы.

Неуютной была эта пятница, 11 ноября 1831 года.

Неприветливой и унылой.

Однако ж не всюду.

Вереница роскошных экипажей – один наряднее другого – неспешно двигалась по Английской набережной. Кучера, красуясь, поигрывали вожжами, сдерживая ретивую прыть лошадей, запряженных по большей части цугом – шестеркой в упряжке с двойным выносом. Процессия тянулась к ярко освещенному подъезду дома № 44, известного всему Петербургу как дом графа Николая Петровича Румянцева.

Сам граф, старший сын екатерининского героя, фельдмаршала Петра Александровича Румянцева-Задунайского, министр коммерции и государственный канцлер государя Александра Павловича, просвещенный русский вельможа, много послуживший на пользу государству Российскому, благополучно дожил до семидесяти трех лет и скончался спустя год после восшествия на престол нынешнего государя Николая Александровича.

Пять лет минуло с той поры.

Прах графа упокоился с миром вдали от суровой северной столицы, в любезном его сердцу имении под Гомелем.

И – правду сказать – с той поры затих и будто обезлюдел торжественный дом, один из самых заметных на Английской набережной. Хотя нарядный портик дворца, увенчанный фигурой Аполлона в окружении муз, неизменно заставлял людей, не чуждых эстетическому наслаждению, замедлить шаги.

Сегодня, однако, прошлое будто вернулось.

Как некогда, весь петербургский свет устремился к румянцевскому порогу.

Ловко соскакивали с запяток ливрейные лакеи, сноровисто помогали господам выйти из экипажей. Радовались зеваки, зябко мнущиеся у сияющего подъезда, – узнавали прибывших. Суетились юркие газетчики, силились как следует разглядеть всех и каждого…

Событие и впрямь происходило выдающееся.

Богатейшее собрание рукописей, книг, картин, монет, минералов и прочих ценнейших древностей – дело всей жизни графа Николая Петровича, согласно его же воле, открывалось для широкой публики.

Исполненные сознанием происходящего, именитые гости речи произносили с пафосом. Меж собой беседовали негромко, но все более о вещах возвышенных.

Торжество – по всему – близилось к завершению, когда князь Борис Александрович Куракин тронул за рукав нынешнего хозяина дома, младшего брата Николая Петровича – Михаила.

– Устал, Михайло Петрович?

– Устал, не скрою. Que veus-tu? [1]Хлопот последние дни было не перечесть. Впрочем, хлопоты приятные. Посему – не ропщу.

– Одно дело – приятные, так ведь и полезные, cher ami [2]Не токмо нам, но и потомкам далеким. Им – определенно – более даже, чем нам.

– C’est bien beau ce que tu viens de dire! [3]Брат то же говорил. Одно жаль, сам не дожил до светлого дня.

– Не жалей о том, граф. Надгробный памятник Николаю Петровичу может обратиться в прах, но память – память! – его не истлеет на страницах истории российской.

– Спасибо, Борис. Однако погоди… Давеча, au bal des Сhahovsky [4]… ты говорил мне о каком-то деле, а я вот за своими хлопотами позабыл обо всем. Прости.

– Пустое. Да и не время теперь.

– Eh bien, mon prince! [5]Дело-то было важное, я теперь припоминаю.

– Как для кого. Я полагаю – важное, но не безотлагательное.

– И все же?

– Художник, Michel. Иван Крапивин. Крепостной князя Несвицкого, по общему мнению – большой талант, быть может – великий. Год назад был принят в Академию, и сразу же о нем заговорили как о самородке. Большие надежды подавал. Огромные.

– C’est bien, с’est bien [6]… и что же?

– Старик Несвицкий, как ты знаешь, умер. А сын, que je n’ai pas I’honneur de connaоtre, [7]он мало где принят и с’est un pauvre sire… Et joueur ce qu’on dit. [8]

– Увы!

– Сher ami, nous y voillons, [9]я знаю, вышла какая-то история – ты ссудил его деньгами и тем спас.

– Mon prince, что сделано, то забыто.

– Да, да, не спорю. К тому же твое благородство известно… Да Бог бы с ним! Однако этот человек добра, похоже, не оценил. Возненавидел теперь весь белый свет, удалился в орловское имение, но – главное! – Крапивина из академии забрал и увез с собой. Ничего не стал слушать и был возмутительно груб с теми, кто ходатайствовал…

– Mon cher Boris, возможно, Юрий Несвицкий возненавидел не весь белый свет, а общество, которое отвергло его так жестоко. А вернее, так называемое bonne sociеtе. [10]Не спорю, он заслуживал порицания, но то, как обошлись с ним, право же, было слишком. Игрок? Да, всего лишь игрок. Но не преступник же! Однако ж речь теперь не о том. Его крепостной – талантливый художник, ты говоришь?

– В высшей степени. И может погибнуть.

– С’est terrible… [11]Но что тут поделаешь?

– Я полагал, тебе он не посмеет отказать…

– Быть может. Но каков в этом случае буду я? Припомнить услугу, оказанную бескорыстно, и требовать чего-то… Не знаю, mon prince…

– Помилуй, Michel! Зачем же непременно припоминать? Просто обратись к нему, это так естественно. Un mot… [12]В конце концов, les devoirs d’un сhrеtien… [13]

– Vraiment? [14]

– Уверяю тебя. К тому же, мon cher, сегодня такой день… Многолетние труды Николая Петровича на ниве просвещения России знаменуют собой целую эпоху. Румянцевскую эпоху. Тебе – продолжать.

– Что ж, je me rends! [15]Ты речист, князь Борис. Будь по-твоему!

Молодая хрупкая дама с лицом бледным, будто восковым, легко, словно не шла, а парила в пространстве, пересекла гостиную, негромко обратилась к графу:

– Mon cher, tu m’as promis… [16]– При этом она ласково улыбалась Борису. – Вы не рассердитесь, князь, если я украду кузена ненадолго?

– Возможно ли сердиться на вас, chиrе princesse? [17]

Разговор был прерван, и на некоторое время собеседники потеряли друг друга в толпе.

1
{"b":"157201","o":1}