Форма и стиль вечеринки зависят исключительно от фантазии и вкуса хозяев, но поскольку истоки того и другого у всех, как правило, одни – совкововые, – мероприятия удручающе однообразны.

Бородинский хлеб и бочки соленых огурцов, доставленные самолетом из Москвы. Блины, горы икры, которую, естественно, полагается есть ложками.

Цыгане, хор имени Пятницкого, плясуны от Моисеева, ансамбль «Березка», солисты Большого, дрессированные медведи – прилетевшие вместе с огурцами. Кто-то предлагает гостям переодеться в полотняные сарафаны, шаровары и лапти, кто-то, напротив, устраивает толстовские балы, добывая наряды в костюмерных «Мосфильма».

Мировой бомонд развлекается неподалеку, сообразно собственным представлениям о том, сomme il faut. ^[44]Не без любопытства наблюдает за этим убожеством и искренне потешается.

«Деточка, – спросила меня однажды, в ту пору, когда я уже была женой Анри, пожилая матрона, из числа la dame de la haute sociеtе, ^[45]– отчего русские мужчины возят с собой жен и проституток вместе?»

Я не нашлась что ответить. А это, надо сказать, действительно так. Львиную долю наших десантов составляют представительницы древнейшей профессии, при том, что многие мужчинки действительно везут с собой жен и даже детей.

Публика вообще очень неоднородная: социальная эклектика – еще одна особенность русских тусовок. Серьезные предприниматели и финансисты в компании более чем сомнительных личностей, известных бандитов, воров в законе, сутенеров и прочей швали – причем на равных. Одним сплоченным кланом.

Однако хватит. На эту тему я могу рассуждать еще долго – но, думаю, сказанного достаточно, чтобы ты понял, отчего терпение мое лопнуло. Унижение, пожалуй, было самым тяжелым испытанием. Презрение, неуловимо сквозящее в дежурных улыбках и угодливых речах обслуги: горничных, портье, официантов.

Поначалу спасалась бегством. Французским – ты знаешь – я владею неплохо. Стала уединяться при каждом удобном случае. Гулять вдоль моря. Взяла машину напрокат – хотя, разумеется, Лемех арендовал целый гараж – и стала на скромном Renault объезжать окрестности.

В одиночестве завтракала и обедала в отелях, где нет наших.

Так, собственно, и познакомилась с Анри.

За завтраком.

Он прислал мне розу.

– «В бокале золотого, как солнце, аи?»

– Нет. Но с визитной карточкой, там значилось столько de, что на все едва хватило места. Мне стало интересно. По крайней мере какое-то разнообразие. И главное – никаких дрессированных медведей. У него был открытый Aston, замок в Йере и старенькая мама, которая происходила из семейства de Pari, иными словами, состояла в прямом родстве с Бурбонами, королевской династией, низведенной всеми французскими революциями до титула графов de Pari. И главное – в сущности, ему не было до меня никакого дела, то есть до моей души. Никакой нравственной археологии. Приятное времяпрепровождение, безграничное – на самом деле! – уважение, искреннее восхищение внешностью и прочими достоинствами, хороший секс, не слишком обременительная система взаимных обязательств. Вот и все.

– Прекрасно. Но жениться – в таком шоколаде – зачем?

– По-моему, он решил, что для разнообразия это будет полезно. До меня он был женат трижды или четырежды – никак не могла этого усвоить. Со всеми женами поддерживал прекрасные отношения. К тому же – прости за нескромность – некоторое время он был действительно влюблен.

– А ты?

– По-моему, мы уже говорили об этом. Я увидела способ избавиться от дрессированных медведей.

– И немножко утереть нос их поклонникам.

– Уел. Ну – Бог с тобой! – не без этого.

– А чем же провинился Анри?

– Ничем. Союз просто изжил себя. Увлечение прошло, влюбленность миновала. К тому же его окружение, тот самый высший-высший свет тоже оказался не без изъянов. Привыкнуть к ним, кстати, оказалось, сложнее, чем к дрессированным медведями. Да и не было такой необходимости.

– Любопытно.

– Ничего любопытного. Ну, к примеру, вечером он мог преподнести мне гарнитур от «Cartier» стоимостью четверть миллиона. Просто так, потому что прислали новый каталог и гарнитур показался ему заслуживающим внимания. А на следующий день после обеда – прочитать длинную нотацию по поводу слишком больших чаевых, которые, по его мнению, я оставила в ресторане. Слушай, честное слово, про это рассказывать скучно – про медведей и то веселее. Давай оставим.

– Давай. Но у меня еще один вопрос. Ближе к медведям.

– Ну, если ближе – валяй.

– Лемех, а вернее его несказанное благородство – этот дом и прочее…

– Можешь не продолжать. Эта версия – полностью мое творение.

– Версия?

– Да. И кстати, теперь, милый, мы наконец можем поговорить о том, что сейчас действительно важно. Все эти дрессированные медведи и титулованные виноделы – чепуха. Главное – твоя нынешняя ситуация и то, как из нее выкарабкиваться.

– Спасибо. Но при чем здесь версия?

– Терпение, дружок. Все началось в тот момент, когда наши отношения с Лемехом были уже завершены, с Анри же, напротив, в самом разгаре.

Так вот, в это беззаботное житие вдруг ворвалось нечто, чему по определению не было там места. А вернее – некто.

Сначала – телефонный звонок, и приятный, вежливый мужской голос с просьбой о встрече. Он говорил по-русски, и я было решила, что это Лемех окончательно пришел в себя и начинает действовать. Естественно, не питая дружеских побуждений.

Потому не слишком вежливо поинтересовалась: зачем нам встречаться? По какому такому поводу? И кто он, собственно, такой?

По-моему, он даже извинился за то, что не представился сразу, а когда представился – я, честно говоря, откровенно струхнула.

На самом деле повода для страха или даже легкого волнения не было по определению. Я была женой крупного предпринимателя, принадлежавшего к одному из самых влиятельных семейных кланов Франции. Брат Анри занимал министерский пост, дядюшка заседал в парламенте, родная сестра по сей день считается одним из самых известных адвокатов. Словом, за моей спиной была не стена – цитадель, бастион. К тому же я не совершала ничего противоправного ни в России, ни тем более во Франции.

Но – гены!

Страх, без сомнения, был генетическим.

А незнакомец, как ты уже понял, представился сотрудником ФСБ.

Мы встретились в баре отеля, который он назвал, небольшого и довольно скромного. Человек оказался совсем не таким, каким – в рамках сложившегося стереотипа – я представляла. Настолько не таким, что, оказавшись в полупустом баре, я долго озиралась в поисках мужчины, назначившего встречу. И не нашла никого похожего. Решив, что он опаздывает, уселась за столик, заказала кофе и приготовилась к ожиданию.

Когда болтливый француз, непринужденно трепавшийся с барменом у стойки о достоинствах спортивных автомобилей, захватив свой аперитив, непринужденно приблизился к моему столику с традиционным вопросом, не буду ли я возражать… я, как ты понимаешь, довольно решительно ответила, что буду.

Тогда он перешел на русский: «А мне казалось, мы договорились о встрече».

Разговор был долгим.

Ведомство, которое он представлял, всерьез взялось за семейство Лемехов, а вернее – за историю тихого угасания одного из совзагранбанков, одновременно с рождением и стремительным ростом семейного бизнеса.

Лемех-старший в ту пору нежил старые косточки на Гибралтаре, возглавляя одно из зарубежных отделений банка.

Откровенно говоря, я мало чем могла быть полезна нежданному визитеру. Не потому, что намеревалась что-то скрывать, просто ничего не знала о делах Леонида.

Надо сказать, приезжий не давил, не уличал, правда, дотошно выспрашивал какие-то мелочи, возможно, для него важные. И в какой-то момент заговорил об отце. Кстати… Папа умер. Ты знаешь?

– Нет. Прости. И прими… Как это обычно говорится…

– Не надо, как обычно. Я сказала об этом совсем не ради соболезнований. Чтобы ты понял: упоминание отца в связи со всеми лемеховскими аферами меня даже не возмутило – ужасно обидело. Слишком хорошо знала позицию папы, помнила наш с ним давний разговор, как раз в канун рождения «Лемех-банка». Настолько обидело, что не смогла сдержать слез, начала эмоционально что-то лепетать.