В отличие от авторов многих диссертаций и книг в наше время Адам Смит не стремился обилием ссылок и цитат показать свою эрудицию. Наоборот, создается впечатление, что он скорее старался скрыть источники, от которых отталкивался. В «Богатстве народов» названо очень немного имен и книг.

Отчасти это было в духе времени. Отчасти это объясняется характером Смита: речь для него всегда идет о принципах, а не о лицах. В этом смысле любопытно одно его замечание в письме: «Мое мнение о книге сэра Джемса Стюарта таково же, как и ваше. Ни разу не упоминая ее, я льщу себя, однако, надеждой, что каждое ошибочное положение встретит в моей книге ясное и четкое опровержение».

Поверхностный читатель «Богатства народов» может подумать, что Смит и не слыхал о книге Стюарта, вышедшей в 1767 году. В действительности он знал ее досконально. Маркс показал, что Смит, опровергая Стюарта в одних вопросах (его меркантилизм), следовал ему в других (теория денег).

Профессор Эдвин Кэннан, выпустивший в начале XX века отличное научное издание «Богатства народов», предпринял поистине героическую работу, раскопав по мере возможности литературные источники Смита. Список насчитывает сотни названий на многих языках.

В предыдущей главе я попытался дать представление о трудном и мучительном пути, которым шел Смит в научном исследовании основных экономических процессов.

Но в этом Смит видел (или подсознательно ощущал?) лишь одну часть своей задачи. Ему нужно было также просто дать подробное описаниеразвивавшегося капиталистического способа производства. Надо было, изобразить общественные связи, как они внешне проявляются: как в реальной жизни действует разделение труда, как складывается заработная плата разных категорий рабочих, как обращаются деньги, как действуют банки, и так далее, и так далее.

Была ли эта задача легче, чем первая? Несомненно. Но отсюда вовсе не вытекает, что она была легкой.

На первый взгляд человеческое общество представляет собой хаос, бесконечное множество явлений и процессов. Всякое описание его означает отборнаиболее важных и характерных черт, изложение их в определенной системе и последовательности. Смит дал отличное описание.

В связи с этим он также отчасти создал, отчасти закрепил и упорядочил саму терминологию экономической науки. Пятьдесят, даже сто лет после, него она оставалась в главном неизменной, а в большой мере применяется и теперь. Потребительная и меновая стоимость, основной и оборотный капитал, производительный и непроизводительный труд — эти и многие, многие другие «понятия были введены или «узаконены» им.

Не следует думать, что обе эти линии — аналитическая и описательная — идут у Смита отдельно. Напротив, они переплетаются и постоянно переходят одна в другую. Как заметил Маркс, эта «наивность» придает сочинению Смита своеобразную прелесть.

В сознании Смита и теоретические и описательные элементы «системы» были подчинены практической цели: он стремился доказать истинные, как он считал, принципы экономической политики и опровергнуть ложные принципы.

Одно из определений политической экономии, которое Смит приводит во вступлении к четвертой книге «Богатства народов», дает основание думать, что в этом он, собственно, и видел главный смысл новой науки.

Читатель уже хорошо знает, что Смит обосновывал экономическую политику прогрессивной буржуазии. Сотни страниц «Богатства народов» посвящены критике той политики, которая сдерживала накопление капитала в промышленности и рост буржуазии. Главным элементом этой политики был меркантилизм — монопольные компании во внешней торговле, высокие пошлины на ввоз товаров, — стесняющие производство налоги и многое другое.

Армия доводов, — которую Смит двинул в бой, была великолепно снаряжена и вооружена. Ее действия были подчинены единой стратегической идее — идее «естественной свободы». Смит искусно наносил тактические удары по самым слабым и уязвимым местам обороны противника. Огромный фактический материал представлял собой мощные резервы этой армии.

Смит не любил легких атак блестящей кавалерии. Он готовил тщательно продуманный и всесторонний штурм. Под крепость противника он подвел немало мин, заготовил для него разные сюрпризы. Все это требовало времени и времени.

Хотя мы и воспользовались военной аллегорией, надо помнить, что по своей натуре Смит вовсе не был бойцом. Напротив, он был весьма осторожным человеком и типичным кабинетным ученым. Памфлетная форма борьбы за свои идеи, имевшая в Англии блестящие традиции и знавшая экономические шедевры Петти, Дефо и Юма, была ему органически чужда.

Он не спешил, не жалел времени и сил на подбор и уточнение фактов, на усиление аргументации. Ему была совершенно несвойственна погоня за быстрым успехом, за сенсацией. Сенсаций, он скорее побаивался.

Мы не знаем этого достоверно, но едва ли можно сомневаться, что именно над этими — полемическими и практическими — частями книги Смит работал после 1770 года. Очевидно, он не только подбирал аргументы, но и тщательно взвешивал форму своих высказываний по острым вопросам.

Если многие из этих высказываний в конечном счете оказались все же весьма острыми и смелыми, это говорит в пользу глубокой принципиальности Смита.

Далее. Предмет политической экономии еще не выделился в середине XVIII века из сферы общественных наук в целом. Да Смит и не стремился его выделить. Напротив, он сознательно рассматривал свою политическую экономию как элемент обширной системы взглядом на общество в целом. Он ввел в бой для подкрепления своих экономических идей обширный арсенал философских и исторических знаний. Смит писал не только о производстве и распределении, но об обществе и государстве. В «Богатстве народов» есть интересные мысли и сведения о росте городов в средние века и о развитии военного дела, об университетах и церкви, о великих географических открытиях и истории денег.

Это характерно для энциклопедического XVIII века. Если искать аналогии, книга Смита близка но своей широте и универсальности к знаменитому «Духу законов» Монтескье.

Адам Смит был крупным ученым-историком [49]. Историческая часть «Богатства народов» значительна не столько содержащейся в ней фактической информацией, сколько методологией, подходом автора к историческому процессу. Он близко подходил к материалистическому объяснению истории, искал причины важнейших исторических событий в развитии хозяйства и отношений между основными классами общества. Между тем не только до, но и после Смита история очень часто писалась как перечисление деяний королей и полководцев.

И наконец, последнее. Даже такая широта представлялась Смиту недостаточной. Он, видимо, лелеял еще более грандиозный план — совершенно фантастический с точки зрения нашего времени, но в крайнем случае только очень смелый для своей эпохи. Речь шла о том, чтобы создать глобальную, всеобъемлющую теорию человека и общества.

В его воображении этот труд, очевидно, состоял из трех частей. Смит полагал, что в «Теории нравственных чувств» он исследовал мир морали, мир человеческих чувств и мотивов действий человека.

Вторая часть — «Богатство народов» — посвящалась обществу, в основном его экономическому базису. Как уже говорилось, Смит считал эту часть своего труда незаконченной и намеревался дополнить ее специальной работой о государстве и праве, хотя многие свои политические и правовые идеи он изложил в «Богатстве народов». Следы этой работы сохранились также в глазговских лекциях 1763 года.

В третьей части Смит собирался дать ни больше ни меньше, как историю и теорию культуры, в основном науки, и искусства. Сохранились лишь скудные следы этой последней работы Смита, которой он занимался всю жизнь, отчасти параллельно с «Богатством народов». В 1767 году с третьим изданием «Теории нравственных чувств» он опубликовал любопытное эссе «О происхождении языков».

16 апреля 1773 года, перед тем как выехать из Керколди в Лондон с завершенной (как ему казалось) рукописью «Богатства народов» и расстроенным здоровьем (степень расстройства Смит также преувеличивал), он пишет Юму: