Посвящение играло роль страхового полиса, так как многие мысли Фергюсона звучали в самодержавной России слишком вольно. Переводчик, вероятно, зябко поеживался, когда писал:
«Совершенный деспотизм есть верх разврата, какой токмо вообразить можно. Малейшее подобие оного, когда не нужно, есть насилие и злополучие для народа».
В 1817–1818 годах в России вышел на русском языке главный труд Фергюсона — «Опыт истории гражданского общества».
Эта книга и имя Фергюсона важны для нас и потому, что ее высоко оценил Маркс, который в «Нищете философии» и в «Капитале» несколько раз называет Адама Фергюсона учителем Смита. Такая личность не может не заинтересовать нас в биографии Смита!
Кто же такой Адам Фергюсон? В каком смысле был он учителем Смита? Каковы были их отношения?
Сын приходского священника из горной Шотландии, хорошо знавший язык и нравы этой особенной страны, Фергюсон сам был в молодости полковым капелланом. Пока Смит штудировал в Оксфорде древних греков, Фергюсон отличался на полях сражений во Фландрии. Он изумил генерала, бросившись в одном из сражений на французов с палашом в руке впереди своего полка.
Нрав у него был неукротимый. Поссорившись с начальством, он бросил свой полк, а заодно и духовное звание, и вернулся в Эдинбург. Юм, закончивший к зтому времени свою «Историю», устроил Фергюсона на освободившееся после него место в библиотеку адвокатов. В один из своих приездов из Глазго Смит познакомился и скоро подружился с умным, язвительным и свободомыслящим библиотекарем.
Фергюсон был ровесником Смита, но пережил его на 25 лет. Он был другом Кеймса, родившегося в конце XVII века, и Вальтера Скотта, который родился почти столетием позже. В гостеприимном доме Фергюсона юный Вальтер Скотт в первый и единственный раз встретился с Робертом Бернсом. Жизнь Фергюсона целиком обнимает «золотой век» шотландской культуры.
Как весь Эдинбург конца века знал высокого, строгого, торжественно-бледного профессора Блэка, одетого всегда в безукоризненный черный костюм, так весь город знал и его родственника и друга профессора Фергюсона — живого седовласого старца с детским румянцем на пухлых щеках и веселыми голубыми глазами. Летом Фергюсон был одет «как фламандский крестьянин», а зимой «как лапландец»: больше всего он боялся холода и появлялся на улице весь закутанный в меха.
Блэк был всегда невозмутимо спокоен, Фергюсон вскипал по самому ничтожному поводу. Он был единственным пациентом Блэка, который давно уже оставил медицинскую практику. Тот лечил его в основном строжайшей диетой, безусловно исключавшей мясо и крепкие напитки. Фергюсон шумел, но подчинялся. Как видно, лечение было правильным, ибо старик умер на 93-м году жизни и надолго пережил врача.
Блэк был холост, Фергюсон — женат и многодетен. В науке Блэк был предельно сосредоточен и сдержан в выводах, Фергюсон — столь же разбросан и тороплив. Чтобы закрепиться в университете, он занял вакансию профессора натуральной философии, хотя до этого никогда не занимался естественными науками. Ему хватило трех месяцев, чтобы подготовиться к лекциям. Юм не без иронии признал его по этому поводу гением. Оттуда он прыгнул на кафедру нравственной философии, а кончил математикой.
Оба — и Блэк и Фергюсон — были друзьями Смита в течение почти 40 лет. Но дружба эта была очень разная.
Фергюсон опубликовал свой «Опыт истории гражданского общества» в 1766 году. Это был энциклопедический труд в духе своего века. Как пишет современный американский исследователь, тематики этой не слишком толстой книги теперь хватило бы на добрый десяток разных наук: психологию, этику, политическую науку, экономику, антропологию, географию, историю, право…
Вскоре в ученом и светском кругу Эдинбурга стало известно, что Смит, недавно вернувшийся из Франции, обвиняет автора, грубо говоря, в плагиате. Фергюсон через добрых знакомых ответил, что, если уж на то пошло, названные Смитом места имеют своим происхождением «одного французского философа, у которого Смит побывал раньше меня». Очевидно, он намекал на Монтескье.
Спор заглох, но трещина осталась. После выхода в 1776 году «Богатства народов» Фергюсон нашел в себе силы пренебречь этой размолвкой и со свойственным ему пылом выразил свой восторг:
«Некоторое время я был так занят чтением вашей книги, разъяснением и цитированием ее студентам, что у меня не было досуга, чтобы тревожить вас своими письмами. Я думаю, в моем мнении вы можете сомневаться меньше, чем в чьем-либо из числа важных для вас… В этой области вы будете наверняка царить один в умах людей, определять мнения и, как я надеюсь, править по крайней мере над ближайшими поколениями… Несомненно, вы чувствительно затронули церковь, университеты и гражданские власти; против всех них я готов занять позицию на вашей стороне…»
Между тем теперь Фергюсон имел известные основания сказать, что Смит почерпнул кое-какие идеи из его книги. Возможно, он и высказал это где-нибудь, ибо известный холодок между ними чувствовался до последней болезни Смита. Сообщая в 1790 году о его смерти одному из общих знакомых, Фергюсон говорит, что он пренебрег неловкостью, пошел к больному Смиту и бывал у него до конца.
Дружба-вражда между Смитом и Фергюсоном объяснялась резким различием характеров. Иногда это не мешает дружбе и даже скрепляет ее, а иногда подрывает. Фергюсон и Блэк, были очень близки, хотя более разных людей трудно себе представить. Со Смитом получилось иначе.
Научные заслуги Фергюсона значительны. Он одним из первых обратил внимание не только на лицевую, но и на оборотную сторону разделения труда в буржуазном обществе. Капитал использует его в ущерб рабочим, обрекая их на роль тупых и бессмысленных частей производственной машины. Рабочий, который 12–13 часов в день без конца повторяет одно и то же движение ногой или рукой, почти перестает быть человеком.
Фергюсон показывает обе стороны разделения труда сразу, в единстве, тогда как Смит сначала поет ему яркий хвалебный гимн, а о вредных сторонах разделения труда говорит походя в конце книги.
Фергюсон гораздо правильнее объяснил происхождение государства, чем это делали до него. Он отверг представление, что люди создали государство сознательно, путем какого-то «общественного договора», ради своих общих интересов. Ему принадлежит догадка, что развитие частной собственности было первопричиной государства, что оно возникло как орудие для защиты собственности имущих [22]. Смит через десять лет говорит это же в несколько иной форме.
Вот почему Маркс называл Фергюсона учителем Смита.
Неужели Смит в 1767 году клеветал на Фергюсона? Не совсем. Неужели он просто заимствовал в 1776 мысли Фергюсона и выдал их за свои? Опять-таки дело обстоит сложнее.
Открытие новых материалов, неизвестных во времена Маркса, показало, что, хотя Смит использовал некоторые идеи Фергюсона из опубликованной им в 1766 книги, сам Фергюсон, очевидно, знал глазговские лекции Смита, и они оказали на него какое-то влияние.
По всей вероятности, Смит высказывал свои взгляды не только в аудитории, но и в клубах и научных обществах Эдинбурга, где он проводил каждый год несколько месяцев. Живя в старой, темной холостяцкой квартире Юма на Кэнонгейт, он вращался в том же кругу ученых и литераторов, что и Фергюсон. Смит был одним из учредителей Эдинбургского общества поощрения художеств, наук, мануфактур и земледелия, а Фергюсон (как и все сколько-нибудь видные интеллигенты столицы) был его членом. В этом обществе усиленно обсуждались экономические вопросы, которые были в большой моде.
В записи глазговского студента в 1763 году анализ Смитом вредной стороны разделения труда выглядит таким образом:
«Развитие промышленности и торговли несет с собой и ряд отрицательных следствий. Во-первых, оно сужает умственный кругозор людей… Это очень сильно проявляется, когда все внимание человека устремлено на одну семнадцатую часть булавки или одну восьмидесятую часть пуговицы: таково разделение труда в этих производствах… Другое неблагоприятное следствие состоит в сильном пренебрежении к образованию. В богатых и промышленных странах разделение труда, сведя все профессии к очень простым операциям, позволяет занимать детей работой в очень раннем возрасте. В Бирмингеме мальчик шести-семи лет может заработать свои три или шесть пенсов в день, и родители считают выгодным посылать таких детей на работу. Ясно, что они остаются без образования».
