Но приходилось отметить, что Александр Степанович, очевидно, человек непрактичный. Деньги нужны ему только здесь, в России. Он отказался даже рассматривать вопрос о переселении. Друзьям он объяснил, что отъезд в Америку он сам, Попов, оценил бы, как измену родине.

Попов знал печальную судьбу изобретателей Яблочкова, Ладыгина и многих других талантливых русских людей. Но он не терял надежды получить возможность работать на родине. Попов верил в свои силы, в будущее своего изобретения здесь, в своей стране.

«Я — русский человек, — сказал он Рыбкину, — и все свои знания, весь свой труд, все мои достижения имею право отдавать только моей Родине... И если не современники, то, может быть, потомки наши поймут сколь велика моя преданность нашей родине и как счастлив я, что не за рубежом, а в России открыто новое средство связи»...

Летом 1896 года в газетах появилось неожиданное сообщение: молодой итальянец, студент Гульельмо Маркони изобрел телеграф без проводов. Никаких подробностей газеты не сообщали, кроме одной — Маркони держит свое изобретение в тайне; его приборы уложены в ящик, а ящик запломбирован.

В России этим заметкам многие не придавали серьезного значения. Вероятнее всего, это — досужий вымысел какого-нибудь газетчика, обычная газетная шумиха, погоня за сенсацией.

Но люди, более сведущие в технике, среди них и Попов, склонны были поверить этому сообщению. Александр Степанович высказал предположение, что Маркони, как и он сам, производит передачу сигналов с помощью электромагнитных волн. Это был единственно возможный путь.

И, снова упомянув о Герце, Попов добавлял со своей обычной, так поражавшей всех, знавших его, скромностью:

— На нашу долю остались мелочи. Я сделал это раньше, Маркони — позже...

Попов оказался прав, определяя пути, которыми неизбежно должен был итти Маркони. Через год главный инженер британского почтово-телеграфного союза Вильям Прис выступил с публичным докладом и рассказал об опытах молодого итальянского изобретателя. Вскоре доклад Приса и схема приборов Маркони были опубликованы в журнале «Electrician». Эту статью прочли Попов и Рыбкин. Они убедились, что ничего нового Маркони не привнес. Схема Маркони: вибратор, усовершенствованный итальянским профессором Риги, кохерер Бранли и приемный аппарат Попова.

Маркони оказался самым практичным из всех «последователей Герца». Он считал, что будущее беспроволочного телеграфа зависит уже не от физиков, изучающих электромагнитные волны и не от инженеров и техников, способных построить мощные передатчики и антенны. Будущему радиотелеграфу нужны деньги, большая сумма денег. Следовательно, судьбу радиотелеграфа решают банкиры, богатые дельцы-предприниматели.

На родине Маркони, в Италии, навряд ли можно было заинтересовать финансистов и надеяться на их помощь. Другое дело Англия — страна передовой техники. И что самое главное, Великобритания — островное государство, ее владения рассеяны во всех частях света. Вот где может пригодиться беспроволочный телеграф, вот куда следует ехать. То, что казалось главным патриоту своей родины Попову, отнюдь не смущало Маркони: ему было совершенно безразлично, что итальянское изобретение будет осуществлено где-то за границей.

Маркони, захватив ящик с приборами, а также солидную пачку рекомендательных писем, отправился в Лондон. Рекомендации открыли ему доступ сначала в научные, а потом в банкирские сферы Англии.

Обширные связи привели Маркони к руководителю британского почтово-телеграфного союза. Уже несколько лет, как главный инженер союза Прис безуспешно пытался разрешить столь важную для Англии проблему телеграфирования без проводов. А тут случай вдруг свел его с молодым изобретателем Маркони...

Итак, новое средство связи было, наконец, найдено! Прис признал опыты Маркони заслуживающими внимания, и сразу оценил их практическое применение. Началась энергичная деятельность. Маркони вместе с Присом и другими специалистами принялись строить и испытывать первые радиостанции.

В 1897 году Маркони получил в Англии патент. В этом патенте за № 12039 скупо говорилось: «Способ передачи электрических импульсов и сигналов, и аппарат для этого».

Предпринятые в Англии, при поддержке Приса, работы Маркони стали излюбленной темой газет. Журналисты наперебой восхваляли энергию и предприимчивость итальянца. Еще недавно безвестный студент стал героем дня. Иностранным газетам вторили русские. В погоне за модой и сенсацией никто не вспоминал русского изобретателя беспроволочного телеграфа.

«Вспомнила» соотечественника только «Петербургская газета». Но как вспомнила? В ней было написано следующее: «...Да, русским изобретателям, действительно, далеко до иностранцев. Русский человек сделает гениальное открытие, вроде телеграфирования без проводов (г.Попов), и из скромности, из боязни шума и рекламы, сидит за открытием в тиши кабинета два года, пока не сделается подобное же открытие за границей. Да и тогда он не особенно поворотлив».

Попову был брошен тяжелый, и притом совершенно незаслуженный, упрек. Возможно, если бы дело ограничилось только этой заметкой в «Петербургской газете», то выпад не дошел бы до Попова. Но эту же заметку перепечатала другая близкая правительству газета «Новое Время». И в ней остроумничающий журналист не без ехидства отзывался о «скромности» русского изобретателя: слово «скромность» для журналиста было ругательством означающим ту же «неповоротливость».

Многое мог перенести Александр Степанович — непонимание, недоверие, отсутствие поддержки. А это мелкое глумление, заведомое искажение истинного положения вещей он не мог стерпеть — оно переполнило чашу его терпения. В ответ Попов написал замечательное письмо. В нем говорилось: «Заслуга открытия явлений, послуживших Маркони, принадлежит Герцу и Бранли. Затем идет целый ряд приложений, начатых Минчиным, Лоджем и многими после них, в том числе и мной, а Маркони первый имел смелость стать на практическую почву и достиг в своих опытах больших расстояний усовершенствованием действующих приборов и усилением энергии источников электрических колебаний».

С истинной скромностью, не имеющей ничего общего с тем пониманием этого слова, которое глумливо придал ему журналист, Попов ставил свое великоё открытие в ряд со многими попытками многих ученых. Но сейчас беспроволочный телеграф перестал быть его, Попова, личным делом. Это было прежде всего русское изобретение. О нем должны были знать в России и за границей. Александр Степанович послал статью в журнал «Electrician», в тот самый журнал, на страницах которого несколько лет тому назад выступал Лодж. В своей статье Попов изложил первые опыты, описал свою аппаратуру и приложил схему грозоотметчика.

С достоинством великого исследователя, не гонящегося за рекламой, за газетной шумихой, а заинтересованного только в осуществлении своего открытия — на благо родины и всего человечества, — Попов говорил о своих работах. Над чем глумились, по поводу чего торжествовали «Петербургская газета» и «Новое Время»? Русские газеты глумились и торжествовали по поводу того, что русское изобретение не было замечено, и как сенсацию расписывали иностранное изобретение, сделанное гораздо позже русского!

Это не укладывалось в голове. Сердце патриота не могло мириться с этим.

Совесть Попова была чиста. Он сделал всё, чтобы во время поставить на ноги свое детище — беспроволочный телеграф, он боролся за то, чтобы величайший переворот в технике связи вошел в историю с русским именем. Он боролся в одиночку против косности бюрократического аппарата морского ведомства, против людей с холодной рыбьей кровью, державших в своих руках власть и хоронивших беспроволочный телеграф.

А его, Попова, обвиняют, в «неповоротливости», и русские же журналисты с непонятным злорадством торжествуют, что русского опередил итальянец!