Аниан был заранее предупрежден о приближении Аттилы. Он никогда не доверял Сангибану и имел на это немало веских оснований. Умиротворение аланов, наступившее после того как Аэций доверил им охрану Луары, казалось ему весьма относительным и ненадежным. Естественно, он отказался открыть им ворота и, как только Сангибан ушел, немедленно послал к Аэцию в Арль — новости распространялись быстро, от епископа к епископу — сообщить, что Орлеан в опасности и не сможет долго продержаться и что галло-римские легионы должны прийти на выручку, пока еще есть время.
Ответ был неутешительным. Аэций собирал новые войска. Легионов, которые Валентиниан скрепя сердце разрешил ему провести через Альпы, было недостаточно. Аэций обещал помочь городу, но пока не мог сообщить точную дату выступления, собираясь держать Аниана в курсе. Большего он пока что обещать не мог, ибо предстояло укреплять оборонительные сооружения и готовиться к долгой изнурительной осаде.
Аттила приближался медленно, очень медленно. Большая часть его армии находилась между Шатонеф-на-Луаре и Витри-о-Лож.
Почему такая медлительность? Знал ли он, что Аэций не был намерен оставлять Арль, пока не соберет достаточное количество войск? Обдумывал ли он стратегию осады, которая позволила бы провести штурм наиболее эффективно и с наименьшей потерей времени? Существенным сдерживающим фактором, о котором можно говорить с полной уверенностью, должна была стать многочисленная и громоздкая артиллерия Эдекона. Кроме того, месторасположение Орлеана создавало множество трудностей: город стоял на перекрестке широких дорог, поэтому требовалось выставить заслоны, чтобы предотвратить возможные нападения арморикан, франков и прочих германцев; а кроме того, Луара с ее быстрым течением подходила почти под самые стены.
Следовало принять меры предосторожности: любой ценой добиться содействия багаудов, всегда готовых восстатьпротив римлян, поручить им охрану дорог, ведущих с севера и запада, и убедиться в стойкости аланов, охраняющих водный путь по Луаре.
Были посланы эмиссары. Положение оказалось весьма затруднительным. Прежде всего, багауды в большинстве своем колебались, не зная, к кому пристать. Они, конечно, опасались подхода римских легионов, но им не милее были и аланы, которых они считали союзниками гуннов. Многие почти не скрывали нежелания встать на сторону захватчика-варвара и склонялись к союзу с Римом на собственных условиях. Вместо решительных действий в подходящий момент, которые снискали бы им расположение гуннов, багауды выжидали, и было ясно, что их выбор определит судьба Орлеана.
Кроме того, Сангибана с его аланами отыскать оказалось не так-то просто. Его «воины» охотились в лесах и удили рыбку в Солони, как в доброе мирное время. Естественно, Сангибан пообещал все, что от него хотели, но когда Берик предложил ему свою помощь в охране реки, тот довольно резко ответил, что лучше знает Луару и не нуждается в помощниках, и вообще, гунны будут только мешать, что не пойдет на пользу общему делу. Недовольному Берику пришлось сдержаться.
Аттила оставил Мец 10 апреля 451 года, а к Орлеану вышел 19 мая. Несмотря на потерянное время и частые остановки, кампания разворачивалась не так уж и медленно, как можно было бы подумать.
Осада началась 28 или 29 мая. Все было подготовлено тщательно, без спешки и нетерпения. Аланы наконец появились на южном берегу реки. У них были лодки и плоты. Ни одна из сторон не направила герольдов. Просто начали, без лишних слов, осаду. Орлеанцы налаживали жизнь в окружении.
К Аттиле прибыли гонцы с плохими вестями: хотя Валентиниан III и отказал Аэцию в дополнительных легионах, это сполна компенсировалось тем, что Теодорих по ходатайству Авита решил присоединиться к галло-римлянам. Более того, он, как стало известно, готовит к походу два войска: одно, элитное, под началом своего сына Торизмонда и второе, вспомогательное, под командованием другого сына, Теодориха, которого уже сейчас именуют Теодорихом II, столь активно он участвует в управлении страной вместе с отцом. Поскольку же оба брата терпеть друг друга не могут (Торизмонд кипуч и безрассудно отважен, Теодорих — сама рассудительность и осторожность), Теодорих I возглавит командование всей армией вестготов, отдавая приказы и распределяя задачи; кроме того, он разделил власть в королевстве между четырьмя младшими сыновьями, которые хорошо ладят друг с другом и сумеют сделать все необходимое для обороны Аквитании с севера и запада.
Нерадостные, весьма нерадостные вести. Аттила все отчетливее сознавал, что ему не удастся заманить вестготов в ловушку, более того, они могли напасть на него первыми. Как говорится, audaciores sunt semper qui inferunt bellum… Надо было действовать.
Надо было действовать, тем более, что орлеанцы затеяли какие-то странные работы. Команды землекопов часто выходили за укрепления и на некотором удалении от стен возводили высокие насыпи. Гунны осыпали их стрелами, и землекопы ретировались, однако ночью они, видимо, возвращались, ибо к утру насыпи становились выше. Кроме того, они завели досадное обыкновение появляться днем в сопровождении лучников, которые перестреливались с гуннами, пока продолжались земляные работы. Большого урона от этой перестрелки не было, так как противники опасливо держались на большом расстоянии друг от друга.
Аттила наблюдал за работой горожан. Эти землекопы используют весьма любопытный метод: укладывают слоями плетни и засыпают землей. Если они полагают, что их кучки помешают штурму, то жестоко заблуждаются. Должно быть, это какой-то магический ритуал; право, чудаки эти обитатели Запада… Хотя все равно странно.
В сопровождении Эдекона Аттила проинспектировал баллисты. На этот раз их имелось предостаточно. В первом ряду стояли передвижные машины, метавшие зажигательные снаряды из подожженной пакли. Спуск производился одним воином. Их подкатят поближе к стенам, когда «дикие» всадники и, при необходимости, воины первой линии перебьют орлеанцев вне укреплений и вынудят их отступить в город. Дальше выстроились стационарные баллисты, стрелявшие на рассчитанную дистанцию. Между ними выдерживались достаточные интервалы, чтобы тяжелые снаряды катапульт могли беспрепятственно пролетать в промежутке между машинами. Немногочисленные передвижные баллисты на конной или воловьей тяге маневрировали в тылу и по берегу Луары — это было стратегическим нововведением — с целью воспрепятствовать речному десанту и заставить поверить противника, который мог воспользоваться сухим путем, в существование двух армий — одной, осаждавшей город, и второй, готовой встретить врага во всеоружии.
Закончив смотр, Аттила назначает день артобстрела, по всей вероятности 12 июня. Гунны подошли к упомянутым странным насыпям и выяснили, что это — земляные холмы, которые прочно удерживаются от осыпания плетеными конструкциями. Насыпи не позволяли подтащить стенобитные машины. Пришлось потратить почти два дня, чтобы разрушить их, причем это оказалось нелегким делом еще и потому, что с крепостных стен гуннов обстреливали баллисты горожан. Наконец проход был проделан. Заработали «паклеметы», и после уточнения наводки зажигательные снаряды стали ложиться точно за стенами. Однако пожаров было замечено мало, поскольку горожане предвидели атаку и запаслись водой.
В дело вступили баллисты и катапульты. Они были отрегулированы неважно, и все же большое количество снарядов перелетело через укрепления, а другие повредили зубцы стен. Вдруг баллисты осажденных нанесли ответный удар, причинив немалый урон осаждающим, чего последние явно не предвидели.
Эдекон отдал приказ подтащить тараны. Полный провал: горящая пакля, горящие стрелы и прочие зажигательные снаряды обрушились на саперов прежде, чем они успели подойти к воротам. Воины побежали, бросив машины. Справившись с паникой, гунны вернулись вновь и героически пробились к воротам, где их ждал душ из кипящего масла. Таран так и не ударил в ворота.
Надо было ждать наступления ночи. Застревая в глине разрушенных насыпей, гунны все-таки дотащили тараны до ворот и стен. Окованные железом бревна ударяли и ударяли, несмотря на непрерывный поток зажигательных снарядов и кипящего масла. Однако их удары были напрасны, стены не поддались. Саперы с измочаленными таранами не смогли проделать ни единой бреши. Архитектор-епископ Аниан хорошо изучил науку фортификации! Гунны отошли, только баллисты и катапульты обстреливали укрепления.
