Но как бы то ни было, Аттила, хотя и не ответил на странное предложение, предусмотрительно сохранил и письмо, и кольцо, рассчитывая, что они еще смогут ему когда-нибудь пригодиться. Говорят, что он боялся, как бы принцесса не оказалась дурнушкой, но ведь он без труда мог достать медальон с ее изображением и убедиться в обратном. Говорят также, что ему не нравились бесстыжие женщины, но, зная его любвеобильность, трудно представить, чтобы он отказывался от тех, кто предлагали себя сами. Скорее всего, Аттилу удерживали боязнь ловушки и здравый политический смысл, подсказывавший, что вмешаться сейчас в крупную политическую игру было бы неразумно.

К тому же у Аттилы хватало других забот.

Антиримские восстания в Галлии и Испании были делом частым и обыкновенным. Мятежи связывали с багаудами, но не всегда справедливо: были еще и разбойничьи шайки и отряды дезертиров с собственными командирами. Аттила не раз выручал Аэция войсками и не видел пока причин вызывать неудовольствие императора Западной империи. Но многие багауды обращались к нему за помощью в борьбе против римской деспотии, и Аттила испытывал сильное искушение. Однако дружба с багаудами поссорила бы его с Аэцием, и он решил пока воздержаться.

Зато у него имелись доказательства, что император Восточной империи, в нарушение Маргусского договора, продолжает свою антигуннскую политику, подстрекая каспийских гуннов к мятежу, акациров же — к нападению. Император гуннов не собирался прощать измены. Аттила решил заставить Феодосия II дорого заплатить за свое предательство и в качестве показательного наказания в полной тайне готовил удар по престижу и интересам византийцев. Внезапное нападение должно было произойти непосредственно у Маргуса, где подписывался нарушенный Феодосием договор, но на этот раз уже на «римской» земле, на левом берегу Дуная.

О, какое дельце провернули!..

На поле возле Маргуса ежегодно проводилась одна из самых крупных международных ярмарок. В те трудные времена она стала для купцов обеих империй, а особенно для византийцев, одним из важнейших источников обогащения. Здесь торговали тканями, предметами искусства, изделиями ремесленников, дорогой посудой и вином. Негоцианты привозили, помимо дорогих украшений, и полный набор побрякушек и стеклянных бус, которые так любили варвары. Целые стада скота, мешки зерна и пряностей переходили из рук в руки. В заключаемых договорах зачастую предусматривались охрана груза в пути и страховые гарантии, которые, в силу жизненной необходимости международной торговли, по большей части признавались везде.

Известность ярмарки была такова, что на нее порой приезжали даже персы, индусы и китайцы, а фессалийцы, лидийцы, македонцы и далматы были здесь постоянными гостями. Римляне привозили товары из Африки и Сицилии. Варвары торговали мехами, кожами, глиняной посудой, коврами, тканями, слоновой костью, резными деревянными украшениями и конечно же отменными кожаными ремнями, которые высоко ценились римлянами и союзными с ними народами. Но самые большие барыши доставались римским купцам, которые продавали втридорога свои товары при минимальных издержках. Охрану обеспечивал византийский император, который собирал многочисленные налоги, получая обратно большую часть золота, выплаченного варварам в качестве жалования или дани.

В 441 году на ярмарку явилась внушительная толпа покупателей-гуннов. Какой приятный сюрприз для купцов! Увы, сюрпризы на этом не закончились. Из-под шуб и плащей гуннов появились кинжалы и мечи. Стражи порядка бежали, толпа не смела оказать сопротивление. Гунны грабили, но больше громили лавки, поджигали все, что могло гореть, захватили лошадей и волов, забрали воз металлической посуды и украшений и, упившись напоследок знаменитым римским вином, убрались восвояси, издавая устрашающие вопли.

О случившемся не замедлили сообщить Феодосию II. Тот послал к Аттиле гонца, чтобы узнать, было ли это нападение совершено разбойниками, которых император гуннов сурово накажет, или же имеет место намеренное нарушение Маргусского договора.

О, сладость мести! Аттила изобразил возмущение, достойное цезаря. Если в Римской империи водятся разбойники, способные на подобную дерзость, то в Империи гуннов таких нет. Все его подданные законопослушны. Разгром ярмарки в Маргусе явился наказанием, безупречно исполненным по его приказу. Это во-первых, а во-вторых, если бы император Восточной Римской империи сам не нарушил Маргусский договор, этой вылазки не было бы, поскольку она — возмездие. И наконец, — последний аргумент был бы лишним, если бы не имел своей целью «оправдать» последующие действия — император гуннов хотел покарать епископа Маргуса (город был резиденцией епископа), поскольку тот осквернил могилы гуннских вождей на берегах Дуная и завладел погребенными вместе с ними дорогим оружием и драгоценностями. Аттиле сообщили, что епископ будет на ярмарке, и он надеялся захватить его там, чтобы заставить вернуть похищенные сокровища, пусть даже под пыткой.

Бедный Феодосий! Снова осложнения, и как раз тогда, когда он не в состоянии собрать необходимое количество войск для борьбы с гуннами, и нет денег, чтобы заплатить наемникам. Византийский император хотел сохранить лицо. Он отреагировал, как подобает юристу, а юристом он был неплохим, возможно, это был его единственный талант. По его распоряжению константинопольская канцелярия направила Аттиле уведомление, что ему надлежит подать жалобу на епископа и потребовать возмещения ущерба в судебном порядке. В конце было сделано добавление, абсолютно верное с юридической точки зрения и полностью соответствующее Кодексу Феодосия, но явно непродуманное в политическом отношении, а именно, что никто не имеет права вершить самосуд, во всяком случае, в цивилизованных странах.

Аттила был в восторге. Ему особенно понравилось оскорбление в конце послания. Он поспешил ответить, что… «законодательство» (!) в империи гуннов значительно отличается от римских законов, поскольку в ней осквернителей могил и воров казнят, как только удостоверятся в их вине, и других процедур не требуется. Он сожалеет, что Кодекс Феодосия составлен столь ущербно, что позволяет хоть на миг подумать, будто чужеземный император станет бить челом римскому суду! Со своей стороны, он требует исполнения… международного права! Это означает экстрадицию епископа Андохия, его передачу в руки «гуннского правосудия», которое не замедлит отправить его на виселицу. В заключение Аттила великодушно заявил, что не будет возражать, если Феодосий призовет к себе епископа и допросит его, прежде чем выдать.

Епископ Маргуса предстал перед императором Востока. Он клялся, что никогда не вскрывал никаких могил и даже не знает, где захоронены вожди гуннов. Если могилы и были вскрыты, то это наверняка дело рук разбойников. В канцелярии ему сообщили, что займутся его делом, и отправили обратно в Маргус. Аттиле был направлен запрос, в котором требовалось сообщить обстоятельства совершения противоправных действий, дать перечень и описание похищенных из могил предметов. Аттила заявил, что больше не станет отвечать на подобные послания, что он требовал выдачи епископа, а не судебного разбирательства, поскольку же епископа ему не выдали, он сам возьмет его.

На этот раз царственный автор Кодекса Феодосия утратил самообладание, ибо Аттила, несомненно, намеревался захватить Маргус. И действительно, все время, пока велась переписка, орды гуннских всадников, разорив по пути римские поселения по берегам Дуная и обратив в бегство малочисленную пограничную стражу, соединились у Маргуса с гуннами, явившимися на ярмарку под видом покупателей, и расположились в своих устроенных на скорую руку лагерях. Началась осада города.

Андохий еще в Константинополе заметил слабость Феодосия и понял, что тот не сумеет очистить от гуннов моравскую равнину. Хотя город был укреплен, а гунны тогда еще не были сильны в осадах, епископ предпочел начать переговоры. Он предложил Аттиле открыть ворота при условии, что город по-прежнему будет резиденцией епископа — естественно, уже в составе империи гуннов, — а сам он останется епископом.