Эмилия переговорила по телефону с кузиной, которая со своей стороны приглашала ее на праздники. Эмилия долго расспрашивала, не случилось ли чего у них в деревне, к примеру, не было ли пожаров, и лишь под конец разговора кузина вспомнила, что пожар и в самом деле где-то вроде был.

– А люди не сгорели? – спрашивала Эмилия.

– Конечно, нет, там и не жил никто. А гасить было поздно, все занялось разом, как стог соломы.

– Типичная картина, – заключила Эмилия, – то, что эти растяпы так до сих пор и не обнаружили Дона, возможно лишь в деревне, где живет моя кузина.

Нас это вполне устраивало.

Немой Марио тоже родился в деревне. Правда, у Эмилии хватило ума не рассказывать ему об обуглившемся теле Дона в одной горной деревеньке, зато порой она рассказывала ему про свою кузину и про сельскую жизнь, а наш садовник охотно слушал ее рассказы. С ходом времени, хоть и не без труда, он поведал нам о своей прежней жизни. Один из сыновей в большой крестьянской семье, он уже мальчиком покинул родной дом – потому, может быть, что над ним, заикой, все смеялись.

Для начала он зарабатывал на жизнь, устроившись на склад при фабрике. Потом перешел на работу при муниципалитете, водил поливочную машину и поливал принадлежащие городу зеленые насаждения, собирал мусор из мусорных ящиков и выполнял тому подобные работы, выполнял добросовестно и тщательно. Несколько месяцев назад ему назначили небольшую пенсию. Будучи молодым, он неоднократно подумывал о женитьбе, но безуспешно.

Тем временем Эмилия несчетное число раз побывала на занятиях по вождению машины и постепенно утратила веру в свои водительские способности. В конце каждой недели Марио занимался с ней, они пытались выполнить самое сложное – двигаться задним ходом и парковаться на заброшенных заводских стоянках. Поскольку раскритиковать ее действия он при всем желании не мог, а только улыбался либо предостерегающе качал головой, ему удалось достичь больших успехов, чем мог профессиональный преподаватель. Эмилия заявила о своей готовности сдать экзамен – и сдала. Возможно, это была кульминация ее жизни.

Успех Эмилии было необходимо отпраздновать. Но именно в тот день, когда мы с Корой собрались делать покупки и затем стряпать, у меня началась тяжелейшая депрессия.

Ночью мне приснился страшный сон. Я уже не помню точно, о чем, но помню, что в этом сне убили Белу. Я проснулась, обливаясь потом, заковыляла по ступенькам к Эмилии и достала спящего сына из его сосновой колыбельки. Эмилия меня выругала. Держа Белу на руках, я пыталась снова заснуть, но в темноте передо мной возникли мой брат, моя мать, мой отец, Хеннинг и Дон, и все они протягивали руки к моему ребенку.

Сами понимаете, на следующее утро я была решительно ни к чему не пригодна. Эмилия отказалась от телевизора, а вместо того пошла со своим Марио в кино.

Я лежала в постели и не могла ничего делать. Явилась Кора, она вела Белу за ручку.

– Если у тебя температура, надо вызвать врача, – предложила она. Эти слова напомнили мне про болезнь Дона, и я в голос зарыдала.

– Родители уже приняли решение встречать Рождество вместе с нами. Отец прямо сказал, что если гора не идет к Магомету… ну, и так далее. Но мне очень не с руки принимать здесь все семейство. Нас хотят воспитывать, хотят учить уму-разуму, чтобы мы стали достойными людьми. Прежде всего я должна получить элитное образование, как, например, мой брат. Вот к архитектуре они относятся вполне благосклонно.

– А тебе совсем не приходит в голову, что они просто тебя любят, а потому и хотят быть вместе с тобой?

– Ну само собой, я, между прочим, их тоже люблю. Но как ты думаешь, – а если мы на Рождество просто куда-нибудь слиняем, а родителей оставим здесь сидеть в полном одиночестве?

– Ну и куда же это мы слиняем?

– В теплые страны. Флоренция, на мой вкус, иногда слишком шумная, слишком грязная, припарковаться негде и все очень дорого.

– Думаешь, в другом месте будет лучше?

– Поедем к морю, на Мальту, или в Северную Африку, или на Сицилию, там ты сразу повеселеешь.

– Ах, Кора, Кора, неужели уехать – это, по-твоему, универсальное средство? Эмилия, правда, обрадуется.

– Эмилия останется здесь, и Марио пусть тоже живет в доме, чтобы помочь ей принять рождественских гостей. Хорошая из меня получается сводня или нет?

При мысли о Марио в качестве портье и об Эмилии, которая наверняка не упустит свой шанс, я заметно оживилась. Но замысел Коры заманить родителей с рождественскими подарками в пустой дом показался мне подлым.

– Тогда уж лучше откажи своим родителям, – предложила я, – скажи им, что мы уезжаем. Но Марио, несмотря на это, мог бы спокойно остаться у Эмилии, допустим, чтобы охранять дом от взломщиков и тому подобное.

Эмилия вернулась домой из кино поздно. С некоторым смущением она поведала нам, что Марио показывал ей свою маленькую квартирку.

– А ну, Кора, взгляни-ка, – и она достала завернутый в газету тяжелый булыжник, – что ты на это скажешь?

Кора тотчас ответила:

– Где ты его взяла? А еще у тебя есть? Этот совсем старый.

Эмилия с таинственным видом сообщила, что у Марио много таких и, если Кора заинтересуется, он может вымостить ей всю террасу этими камнями.

– А почем?

– Очень дешево, – промолвила Эмилия, – в конце концов, Марио питает к нашему дому самые почтительные и дружеские чувства.

Когда Эмилия и Бела уже лежали в постели, Кора вдруг сказала:

– А ты усекла, что это за камешек?

– Драгоценный, что ли?

– Он из мостовой, с площади Синьории, самой прекрасной площади в мире после Кампо в Сиене.

– Откуда такой камень мог взяться у нашего бедолаги?

И Кора поведала нам, что в свое время с площади сняли покрытие, поскольку на этом месте велись археологические изыскания, сняли с тем, чтобы спустя два года снова аккуратно уложить булыжник на прежнее место, но за этот короткий срок натуральные камни успели бесследно исчезнуть. Скандал! Можно предположить, что и Марио, состоявший тогда на службе при муниципалитете, сделал на своей поливальной машине ездку-другую, предположительно вынашивая наивное намерение выложить этими камнями сарай у своего брата. Но ему достался лишь кусочек от большого пирога, хотя на покрытие нашей террасы этого, наверное, хватило бы.

– Ну, ведь правда у нас сегодня счастливый день? – спросила Кора. – Мостовая восемнадцатого столетия, которую выкладывали по приказу великих герцогов, будет теперь покрывать мою террасу.

Своей радостью Кора заразила и меня. Вдобавок все это давало отличный повод поселить Марио на Рождество у нас: ему предстояло заботливо восстановить красивый узор из подходящих друг к другу камней.

– Знаешь, Кора, здесь все-таки есть одна закавыка. Даже увидев один-единственный камень, ты сразу поняла, откуда он взялся. Так вот, не кажется ли тебе, что будущие посетители тотчас охарактеризуют нашу террасу как малую Piazza delia Signoria?

– Подумаешь! Дом-то старинный, стало быть, здесь вполне могут быть и старинные камни. А наши посетители далеко не такие хитрые, как я.

– На твоем месте я не была бы так уверена. Возьми хотя бы твоего дружка с джипом, ну, который скульптор, – уж он-то, я думаю, смыслит кое-что в истории искусства.

– Значит, я дальше кухни его пускать не буду. – Кора продолжала упорствовать, проявляя неосмотрительность. Впрочем, для спасения ее чести я должна признать, что в дальнейшем наши гости и впрямь были уверены, будто терраса выглядела так всегда.

Еще нам позвонил брат Коры Фридрих. Он не согласился с тем, что его оскорбленный тон проистекает из собственной обиды, а ссылался исключительно на бедных родителей, которые отказывались понимать, чем продиктовано столь неприветливое отношение к ним со стороны родной дочери.

Я даже сказала Коре:

– Честно говоря, я всю жизнь мечтала, чтобы у меня были такие родители, как у тебя. Тебе на долю выпало незаслуженное счастье, а ты им пренебрегаешь.