Тьфу ты, черт! Даже язык не поворачивается и рука к телефону не тянется! Он – боевой в прошлом офицер, командир, можно так сказать, и такой конфуз с будущим родственничком. О чем вот ему с ним за столом говорить?! О миноре с мажором?!

Дверь чуть приоткрылась, и Олег Мишин запоздало стукнул костяшкой о притолоку.

– Не вовремя, Иван Георгиевич?

– Входи, Олег, входи. – Морщинка на переносице сразу разгладилась, стоило полковнику увидеть своего любимчика. – Ну? Что там?

– Там – просто жесть, Иван Георгиевич! – мотнул густыми волосами Мишин. – Сколько работаю, чтобы такое… Просто живодерня!

– Ну, ну, подробности?

– Детский дом расположен в пригороде. Хороший дом, не бедствуют. Детишки нарядные, насколько я успел заметить. Изможденных и больных не видно.

– Могли и спрятать, – недоверчиво фыркнул полковник.

– Могли. Но вряд ли. Там такая суматоха… – Мишин скрестил на столе руки, глянул исподлобья на начальника. – Оплакивает женская половина персонала покойничка-то нашего. Святой, говорят, был человек.

– Да ну! И кто же тогда посмел его убить за святость? Ножевое?

– Да. Более того, парню вспороли брюхо, внутренности обнаружились полусъеденными в свинарнике. А живот… Живот набили деньгами. – Мишин передернулся, брезгливо сморщив симпатичное лицо. – Целыми пачками пятитысячных купюр.

– Да иди ты!!! – Полковник тяжело задышал, молниеносно представив, насколько резонансным может быть это убийство. – Настоящие? Деньги настоящие?

– Нет, кукла, конечно, да и верхние купюры грубая подделка. Но это… Это только все запутывает. Брат погибшего, директор который, бьется в истерике. Понять ничего не может. Сначала, когда про деньги еще не знал, все твердил, что это его хотели убить.

– А за что, не подсказал? – хмыкнул полковник.

– Сумбурно. Все норовил куда-то в детство свое безрадостное нас увести, про месть какую-то чушь нес. Как про деньги узнал, сразу замолчал и головой замотал. Нет, говорит, ничего не знаю и даже не догадываюсь.

– А как могли их перепутать-то, Олег? Похожи, что ли?

– Близнецы они, товарищ полковник. Братья-близнецы. Похожи невероятно. Просто один в директорах, второй в помощниках. У одного подбородок накрахмаленный воротник подпирает, на втором свитер растянутый. Директор холеный весь до кончиков пальцев. У погибшего брата ногти короткие, грязь под ними. Хотя… Хотя грязь могла появиться, когда он от убийцы отбивался.

– Будем надеяться, – кивнул полковник, но показал в угол на тумбочку с кофеваркой. – Не побалуемся?

– Можно, – понял просьбу Мишин, встал и захлопотал у кофейной машины, продолжая делиться соображениями. – На мой взгляд, Иван Георгиевич, перепутать их довольно сложно. Одеты по-разному, ухожены, повторюсь, опять же тоже. Директор – женат. Брат холост, это также отпечаток накладывает.

– Хм-м, ты вон тоже в холостяках, а молодцом! – похвалил полковник.

– У меня мама… Она молодец. Заботится, – улыбнулся Олег, подставил чашки, вдавил кнопку, по кабинету тут же поплыл аромат свежего кофе. – Так вот, слепым надо быть, чтобы ошибиться. И деньги эти… фальшивые… Все только путают. Убить могли, ладно, допускаю, из ревности, его там столько женщин оплакивают, жуть! Из-за чего же еще?! Он хорошим был человеком, никому не мешал, работал почти задарма. Брат, болтают, скуповат по части окладов.

– Может, не так уж был не прав братец-то, утверждая, что их перепутали?

– Может быть, может быть. Потом все отрицать стал.

– Ну, это понятно. Первый шок прошел. Тогда и деньги все объясняют. Жри, мол, ненасытный. Кстати, на какие средства существует так хорошо этот детский дом?

Полковник с наслаждением хлебнул кофе и зажмурился от удовольствия. Вот даже кофейная машина в руках этого малого ведет себя правильно. Почему-то у него самого так не получается. А Мишин подошел, и все как по волшебству: и напиток густой и ароматный, и пенка чудесная. Это тебе не скрипач какой-нибудь. Можно представить, что за кофе тот сварить сможет. Не кофе, блин, а сплошная рапсодия!

Почему-то слово это, неожиданно всплывшее из тайных глубин его памяти, ассоциировалось у полковника с пародией. Вряд ли это было так, но он сравнением вдруг остался доволен.

– А дом этот существует так отлично за счет собственного хозяйства – раз, за счет государственных дотаций – два, и за счет щедрых благотворителей – три.

– И что, прямо так ничего не воруют?

– Вот не знаю пока, Иван Георгиевич, – покаянно приложил руку к груди Мишин. – Но директор, когда немного отдышался, настойчиво предлагал мне взглянуть на финансовые документы. Утверждал, что все в полном порядке с отчетностью. Недавно, мол, только проверка прошла. Все копеечка в копеечку!

– Хм-мм, но почему полное брюхо денег?! Да еще фальшивых?! – Полковник с сожалением отставил в сторону опустевшую чашку, с Олегом он бы мог кофейничать часами. – Кто из братьев на чем прокололся? Тут явно финансовая подоплека.

– Думаю, да. Даже уверен! Совершить подобное… – Мишина снова передернуло, – мог либо сумасшедший, либо человек, которого очень, очень сильно уязвили.

– Точно! Прямо в точку, Олег! – Даже не выдержал, руку протянул над столом подчиненному. – Не обидели, а уязвили! Задели за живое, так сказать! То есть…

– То есть либо деньги эти у убийцы были украдены. Либо… Либо он был обманут. Неспроста же фальшивки… Хотя, хотя… – Мишин обхватил ладонями затылок. – Хотя настоящие в брюхо мертвецу совать глупо. Зачем они, так ведь? Я не стану пока зацикливаться на фальшивомонетчиках. Оставлю эту версию на потом. А пока…

– Ну? Какие у тебя пока соображения? – перебил его полковник и с неудовольствием покосился на мобильник.

От жены пришло сообщение. Спрашивала, не звонил ли он насчет Эдика.

Да что же такое??? Они что, в самом деле с дочкой считают, что он станет под их смычок маршировать или вальсировать?! Ну разговор сегодня дома состоится, ну разговор будет!

– Пока оставил ребят отрабатывать контакты обоих братьев. С кем дружили, с кем враждовали, где жили, на что, ну и так далее. Потом велел подробно изучить ксерокопии купюр, серийные номера и все такое, сделать запрос в банки города. Слабая надежда, но все же…

– Молодец! – не удержался снова от похвалы полковник и задержал свой взгляд на высоком сотруднике.

Почему его дочери такие бравые парни не нравятся? Почему она предпочитает тонкокостных длинноволосых хлыстов с глазами, «полными потаенного смысла»? Это она ему так сказала давеча, что Эдик ее полон смысла этого самого потаенного. Ну, ну! Намажешь, пожалуй, смысл этот на хлеб, да? И на себя наденешь? И в гости с ним под руку пойдешь? Ох он бы этому скрипачу безработному!..

– Все же меня что-то тревожит в этом убийстве, Иван Георгиевич, – поскучнел Олег, остановившись у двери и медля с уходом. – Что-то наталкивает меня на мысль, что… Что не только денежный интерес тут присутствует.

– А что? – Полковник тихонько ткнул пальцем в кнопку, отослав свое «хрен вашему скрипачу» на телефон жене.

– Что-то подсказывает мне, что не то, все не то. Как-то… Слишком уж. Как-то чрезвычайно… Ну, убил бы. Ну, зарезал. А так, чтобы внутренности все выворачивать! Мало того, тащить их свиньям! Что-то тут с мотивом заморочено. Этот гад будто хотел сказать…

– Жил свиньей, пускай тебя свиньи и жрут?

– Типа того.

– Но все в один голос утверждают, что парень был вполне приличным, или я не так понял?

Мобильник снова крякнул сообщением.

Жена ответила: «Ну и черт с тобой». И полковник немного повеселел. Когда она начинала ругаться, то начинала трезво мыслить, переставала плакать, а потом с ним соглашалась. Глядишь, к его приходу со службы след скрипача растворится, не успев затвердеть, а?

– Все утверждают, что парень был приличный, о директоре так не говорят, как о его брате. Говорю: рыдает в голос больше половины женского персонала.

– А вторая половина что? Злорадствует? Вторая половина что, из отвергнутых?