— Угадала. У моего друга сад в Керикери, он иногда присылает мне в подарок пару ящиков. Что ты будешь на завтрак? Я могу приготовить что-нибудь. Может, ты хочешь овсянку?

Патрик вел себя как радушный, заботливый хозяин, и Кейт решила держать себя как достойная, благодарная гостья.

— Спасибо, но я, пожалуй, ограничусь тостами и кофе, — вежливо ответила она. — Не вставай, скажи только, где тостер.

Но Патрик уже вскочил со своего места и положил в тостер два ломтика хлеба.

Кофе был горячим и бодрящим и давал Кейт возможность занять руки и глаза, пока поджаривались тосты.

Патрик ел овсяную кашу. Заметив ее несколько удивленный взгляд, он с улыбкой пояснил:

— Моя шотландская бабушка свято верила, что, если человек не ест овсянку, он не только рискует стать морально неустойчивым — да-да, не смейся, именно так она и говорила! — но и вообще может плохо кончить. Но, признаться, я ем эту кашу только в холодную погоду.

Если он ест овсянку, то для кого держит мюсли? — задалась вопросом Кейт, а вслух сказала:

— Овсянка полезна для здоровья.

Кейт понимала, что ведет себя несколько напыщенно, но уж больно интимной — по семейному интимной — выглядела ситуация. А она не доверяла своим эмоциям, в такие минуты очень легко поддаться мечтам, что опасно: они, как правило, не сбываются. Ее жизнь была постоянной борьбой по добыванию средств к существованию и воспитанию сына без отца. Ее также никогда не покидала мысль о том, что замуж она скорее всего не выйдет и приличной карьеры не сделает. Но, несмотря на скудость средств, Кейт старалась сделать их с Ником жизнь приемлемой. С Патриком ее практически ничего не связывало, если не считать мимолетного романа в прошлом и сильного физического влечения, по крайней мере, с ее стороны, от которого она никак не могла избавиться.

— А мальчикам овсянка тоже полезна? — спросил Ник. — И что такое мор… морально неустойчивый?

— Каша полезна всем, — с улыбкой ответила Кейт. — А морально неустойчивый означает очень плохой.

Ник завистливо посмотрел на тарелку Патрика.

— Я отказался от каши, потому что не знал, какая она.

— Хочешь попробовать? — спросил Патрик.

Ник кивнул. Патрик встал и через минуту поставил перед мальчуганом небольшую тарелку, на которой лежала крошечная порция овсянки. Другую тарелочку, с тостами, он поставил перед Кейт.

— Она сладкая? — подозрительно оглядев кашу, спросил Ник.

Патрик в притворном удивлении вскинул брови.

— С сахаром овсянку едят только сэсинексы, — назидательно произнес он с шотландским акцентом. — Все остальные едят ее с солью.

— А кто эти сас… сэсинексы? — немедленно задал вопрос Ник.

— Саксы. Люди, которые живут в Англии.

Наконец Ник взял ложку. Кейт, чувствуя на себе взгляд Патрика, старательно намазывала тост медом.

— Вкусно, — одобрил Ник, быстро расправившись с овсянкой. — А мы с мамой живем не в Англии, а в Новой Зеландии. Значит, мы не сэсинексы, да?

— Нет, — хором ответили Кейт с Патриком.

На лице Ника снова появилось озадаченное выражение.

— А почему они едят кашу с сахаром, а мы только с солью?

Кейт спрятала улыбку, а Патрик стал доходчиво рассказывать мальчику о тысячелетней вражде между саксами и кельтами. Ник кивал, впитывая исторические факты.

И снова Кейт почувствовала себя одинокой и покинутой. Она понимала, что глупо ревновать: тяга выросшего без отца мальчика к Патрику совершенно естественна. Просто за всю свою недолгую жизнь единственным человеком, к кому он мог обратиться с вопросом, была мать, а теперь, познакомившись с Патриком, Ник буквально боготворит его и смотрит рот. Но Кейт тут же вспомнила, что сын проводил много времени с Джейкобом и братьями Макартур и она никогда не ревновала к ним, не чувствовала себя отвергнутой.

— Мама, мы шотландцы?

— Нет. В нас есть немного ирландской крови. Но скорее всего наши предки из сословия мелких английских землевладельцев, людей, которые едят на завтрак не овсянку, а яичницу с беконом.

Но Нику, очевидно, больше нравилось шотландское происхождение, которое было у его кумира, потому что он спросил:

— А мой отец был шотландцем?

— Заканчивай завтрак, нам скоро выходить, а то опоздаем на автобус.

Ник сердито посмотрел на мать, но начал послушно подбирать остатки еды на тарелке, Кейт заставила себя допить кофе и съесть тост. Когда с завтраком было наконец покончено, она предложила помыть посуду, но Патрик сказал, чтобы она не беспокоилась.

— Тогда я пойду застелю кровати, — предложила Кейт.

— Это сделает домработница, — бросил Патрик. — Лучше подготовь вещи к отъезду. Да, кстати, футляр с космодромом уже привезли, он стоит на тумбочке в холле. Как ты спала?

— Очень хорошо, спасибо, — солгала Кейт, пряча глаза.

— О себе то же самое сказать не могу. Я долго не мог уснуть, думая о том, что ты находишься всего в нескольких шагах от меня.

В начале девятого Патрик постучал в открытую дверь спальни.

— Я возьму ваши вещи.

Кейт с Ником вышли за ним в холл. Патрик вдруг остановился и поставил чемоданы на пол.

— У вас есть немного времени, чтобы посмотреть панораму города из окна гостиной.

Из окна гостевой спальни тоже открывался вид на город, но Патрик привел их в огромных размеров комнату, одна из стен которой была сделана полностью из стекла, а на просторном балконе стояло множество горшков с цветами. Даже в это холодное дождливое утро балкон производил впечатление райского уголка. Летом здесь, наверное, еще красивее, подумала Кейт.

Патрик открыл дверь на балкон и стал объяснять Нику, что где находится.

— Вот там расположена гавань, куда приходят белоснежные яхты. А рядом с ней находится мост, по которому вы скоро поедете. Ближе к нам Морской музей, а если ты посмотришь направо, то увидишь здание с забавными маленькими башенками. Это паромная станция.

Ник бесстрашно шагнул вслед за Патриком на балкон. Кейт, оставшись стоять у окна, с восторгом смотрела на панораму Окленда. Ник скоро забудет о Патрике, с надеждой думала она, поглядывая на бывшего возлюбленного. Я должна буду уделять сыну больше времени в первые недели после возвращения домой, постоянно занимать его какими-то делами, чтобы воспоминания о Патрике поскорее изгладились из его памяти.

— Все в порядке? — спросил Патрик, впившись глазами в ее лицо. — Я забыл, что ты боишься высоты.

— Когда есть перила, не боюсь.

— Тогда присоединяйся к нам. — Он протянул ей руку.

Если Кейт не изменяла память, раньше Патрик презирал тех, кто пренебрегал опасностью, но сейчас в его голосе звучал вызов, и она приняла его.

— Мне не нужна помощь, — заносчиво отрезала она и шагнула на балкон.

— Мам, посмотри, вон там стоит корабль, похожий на те, на которых плавали древние греки! — восхищенно воскликнул Ник, обожавший исторические фильмы. У них телевизора не было, но мальчик часто бывал у Макартуров и смотрел телевизор там. — Наверняка это греческий корабль! — И, повернувшись к Патрику, спросил: — Вы видели, как он плавает?

— Несколько раз, — с улыбкой ответил тот. — Этот корабль совершенно не похож на современные суда и плавает тоже как-то странно. Ну ладно, нам пора, а то автобус уйдет без вас.

Патрик довез их до автобусной станции на своей машине. Времени оставалось мало, поэтому обошлось без неловкого прощания, когда люди не знают, о чем говорить.

— Спасибо, Патрик, — сердечно поблагодарила Кейт, протягивая ему руку.

— На здоровье. — Он поцеловал ее ладонь.

У Кейт кольнуло сердце, когда Патрик, отпустив ее руку, повернулся к Нику, которого ошибочно принял за своего сына, и обменялся с мальчиком по-мужски крепким рукопожатием.

— Береги маму, — велел Патрик на прощание.

Сдерживая слезы, Ник кивнул. Патрик потрепал его по голове, повернулся и ушел.

Через две недели после возвращения из Австралии Кейт задержалась на работе. Она договорилась с Джейкобом и Анной, чтобы они забрали Ника из школы. Когда вечером она подъехала к дому на своей мини-развалюхе, из двери пулей вылетел возбужденный Ник. За ним спешил Джейкоб.