— Сабрина…

— Она закрыла ладонью ему рот и, прикусив губу, некоторое время всматривалась в его лицо полными слез глазами. Потом приподнялась на цыпочках, поцеловала Дерека в щеку и, резко от него отвернувшись, торопливо зашагала к воротам.

Июнь тащился со скоростью улитки; все это время Сабрина не могла отделаться от овладевшего ею гнетущего ощущения. Лишь в начале июля ей удалось выкроить немного свободного времени, чтобы встретиться с Маурой.

— Оказывается, ты чертовски занятая леди, — сказала Маура, высвобождаясь из объятий Сабрины. — Должно быть, утро ты проводишь в музеях, днем играешь в поло, а вечерами появляешься в ложе оперного театра.

— Так именно я и живу. — Сабрина невесело усмехнусь.

— Должна тебе сказать, — заметила ее подруга со вздохом, — что подобный праздный образ жизни дает о себе знать. У тебя чаще, чем обычно, дергается глаз.

Сабрина ничего не ответила на это и последовала за подругой. До тех пор, пока они не уселись за столик в заставленном кадками с вечнозелеными растениями дальнем углу ресторана, она не произнесла ни слова. Все так же молча Сабрина пригубила холодной воды со льдом, а потом стала неторопливо раскладывать на коленях льняную салфетку. Лишь покончив со всем этим, она заговорила:

— Очень жаль, что из-за меня пришлось отложить нашу стречу на прошлой неделе. Врач сказал, чтобы я не смела ылезать из постели.

— Что случилось?

— Я отключилась, когда катила коляску с Ники по парку.

— Вот ужас-то! Но из-за чего это произошло?

— Говорят, анемия. — Сабрина пожала плечами. — Анемия и истощение. Мне велели принимать витамины и побольше отдыхать.

— А как у тебя со сном? Восстановился?

— Более или менее.

Маура некоторое время изучала взглядом лицо подруги, оно было усталым, но спокойным. Только глаза были какие-то затравленные.

— Сабрина…

— Я сейчас занимаюсь важным делом, Маура. Устраиваю Ники в «Гринхаус». Я столько об этом думала, и решение давалось мне с таким трудом, что, если ты сейчас ска- ешь против этого хоть слово, я встану из-за стола и уйду.

— Зачем ты так говоришь? Ты же знаешь, что я не стану против этого возражать.

Сабрина кивнула, с минуту помолчала, а потом заговорила снова:

— Ничто не помогает. Я все испробовала — бесполезно. Ники измучился, я измучилась. Новая методика тоже не дала никакого результата. Даже врачи с этим согласились. Я хотела доказать им, что они ошибаются, но меня хватило только на два дня. Упражнения с Ники вымотали меня до крайности. У меня просто не стало сил, чтобы этим заниматься.

— Если только и делать, что заниматься уходом за ребенком, к этому в конце концов можно привыкнуть. Но дело в том, что на свете мало найдется женщин, готовых посвятить этому всю свою жизнь, — сказала Маура.

«Ники — мой сын. Если я его люблю, то должна вытерпеть все. Это мой крест. Уж если я произвела на свет ребенка с дефектом, то должна принимать его таким, каков он есть. К тому же у него никого, кроме меня, нет и никогда не будет. Разве я могу отдать его в приют? Неужели я настолько бессердечна?»

Хотя такого рода мысли тревожили Сабрину даже здесь, в ресторане, сказала она другое.

— Как бы то ни было, — проговорила она, глядя поверх головы Мауры, — я отвезла Ники в «Гринхаус». Пока на время — как говорится, на пробу. Ники там всем очень понравился, что неудивительно: он ведь такой хорошенький.

— Как думаешь, там ему помогут?

— Никто не в силах ему помочь. Но там, похоже, согласны его взять. — Сабрина подумала о том, какой теплый прием оказали в Гринхаусе ее сыну. — Это лучшее учреждение такого рода. Оно нисколько не похоже на стандартный казенный приют.

— Название тоже хорошее.

— Это в прямом смысле «Гринхаус» — то есть дом Гринов. Там заправляет одно семейство, которое в свое время подыскивало аналогичный приют для своего сына. Подходящего казенного учреждения они не нашли и решили создать свое собственное. Они купили в Вермонте большой дом, перестроили и оборудовали его по последнему слову техники, наняли персонал и дали рекламные объявления.

— А как обслуживающий персонал? — поинтересовалась Маура.

— Очень квалифицированный, а главное — предан своему делу.

— Судя по всему, условия очень хорошие. А сколько там пациентов?

— Их всего двадцать пять. Возраст от трех до восемнадцати лет. Все они дети обеспеченных родителей, поскольку содержание стоит очень дорого. У них у всех врожденные дефекты в развитии, но разной степени тяжести. Дети ухоженные, чистенькие, и уродов среди них нет.

— Прямо-таки идеальное место для ребенка.

— Насколько может быть идеальным учреждение для умственно отсталых. — Сердце у Сабрины саднило. Как бы ни был хорош «Гринхаус», ей предстояло оставить там своего ребенка навсегда. Она бы отдала свою правую руку за возможность изменить ситуацию, но выбора у нее не было. — Пойми, я не хочу быть ни пожизненной сиделкой, ни мученицей. Мне давно уже пора вести нормальную жизнь.

Маура с улыбкой посмотрела на нее.

— Ты это заслужила. Пока ты жила со стариной Ником, он пользовался всеми благами жизни, а ты — нет. Но теперь это кончилось.

Сабрина вздохнула.

— Знаешь, что отколол старина Ник?

— И что же?

— Вылетел на Гавайи, чтобы получить развод. Там все это делается очень быстро. — За ее внешней бравадой крылась обида.

— И к чему такая спешка? — удивилась Маура.

— Он влюбился. И не только влюбился, но и женился. На прошлой неделе.

— Крыса!

— Но мы же развелись, причем по обоюдному согласию. Николас ни на йоту не отступил от закона.

— Все равно крыса! Не успел отделаться от первой жены, как сразу же завел другую. Видно, неуютно почувствовал себя в одиночестве, вот и кинулся на первую попавшуюся.

Сабрина не раз спрашивала себя, не оттого ли она ездит к Дереку, что ей тоже неуютно в одиночестве. С другой стороны, если все дело в женском одиночестве, то она сделала неправильный выбор — Дерек-то сидит в тюрьме.

— Дело в том, — сказала она, — что Николас встречался с Кэрол на протяжении года. Так что говоря о «первой попавшейся», ты сильно сгущаешь краски.

Маура с минуту молчала, переваривая слова Сабрины, потом тихим голосом спросила:

— Как ты об этом узнала?

— Мне сказала об этом Сибил Тиммерман. Она несколько раз видела Ника и Кэрол в клубе и не могла отказать себе в удовольствии мне об этом сообщить.

Маура обложила Сибил Тиммерман такими виртуозными ругательствами, что им мог позавидовать любой водитель большегрузного автомобиля. Сабрина, однако, заметила на ее лице странное замешательство.

— Скажи, Маура… а ты сама, часом, об этом не знала?

— Я?

— Да, ты. — Сабрина посмотрела на подругу в упор. — Ты ведь знала о том, что они встречаются. Причем знала давно — еще до того, как мы с Ником расстались.

— Нет, не знала, — запротестовала Маура, избегая встречаться взглядом с Сабриной. — Возможно, я подозревала об этом, но ведь ты знаешь, какое у меня испорченное воображение? Вечно у меня на уме всякие гнусности… Нельзя же обо всем этом говорить?

Сабрину потрясло это признание. Маура была ее ближайшей подругой и была просто обязана сказать Сабрине правду, какой бы неприятной и горькой она ни была.

— Ах, Маура! Почему ты молчала?

— Потому что не знала наверняка — вот почему! И потом — нельзя же приходить к лучшей подруге и говорить, что муж ей изменяет.

— Если уж я не могу положиться на тебя, то кому, спрашивается, тогда верить? — с горечью спросила Сабрина. — могла бы избавить меня от унижения.

— Ну и как, интересно знать, я бы это сдедала? Измена все равно осталась бы изменой, не так ли? Полагаешь, твое самолюбие пострадало бы меньше, если бы ты узнала об этом, находясь в браке?

— Да. Я получила бы моральное преимущество над Ником и смогла бы выгнать его из дома прежде, чем он хлопнул дверью у меня перед носом.

Маура торопливо отвела взгляд, подозвала официанта, зазала двойное виски и лишь после этого нашла в себе силы взглянуть Сабрине в глаза.