К великому сожалению, должен сообщить вам, господин Киттнер, что вас пригласили по ошибке. Пожалуйста, не приходите.

– Но у меня целая куча проблем. Они что, не интересуют комитет? В конце концов мы тоже театр.

– Вы вынуждаете меня сказать вам открытым текстом: ваше присутствие нежелательно.

Когда мы в 1973 году начали детально планировать наше предприятие на Бишофсхолердамм, то учли предыдущий опыт. Поначалу наш театр должен был называться «Логишер гартен», и под таким именем он и был занесен в 1974 году в адресно-телефонную книгу. Но затем меня осенило, что такое название только облегчит властям задачу укрепиться на прежних рубежах. «Господин Киттнер, мы охотно кое в чем помогаем театрам. Но ведь у вас же не театр, а кабаре с забегаловкой».

Нейтральное название театр на Бульте (ТАБ) показалось мне куда более разумным. Время очень быстро подтвердило, насколько оправданной была такая предосторожность.

Перестройка ТАБа к лету 1975 года подходила к концу, известна была и дата его открытия. С чувством гордости я поспешил к управляющему по делам культуры социал-демократу Лауэнроту – не для того, чтобы выклянчивать субсидии. Я просто хотел попросить его сделать нечто само собой разумеющееся: внести наш театр во всем известную сводную афишу, которая одновременно была и плакатом, и объявлением. Все без исключения театры города были там представлены. Для нас это было меньше всего вопросом престижа, главное – уменьшить чудовищные расходы на рекламу.

– У нас все готово, – начал я, – театр открывается 2 декабря.

При этом я сделал маленькую паузу, чтобы дать возможность представителю культуры произнести полагающиеся по такому случаю поздравления. В ответ послышалось лишь неодобрительное покашливание.

Все еще не теряя мужества, я продолжал:

– Я пришел по поводу сводной афиши…

– Ну, тут я должен развеять все ваши иллюзии: вашего театра это не касается.

Я был убит.

– Почему же нет?

Ответ хранителя очага культуры был ошеломляющим:

– Знаете, у нас здесь так много театров, и все они должны бороться за существование. Я не думаю, что остальные захотят увидеть на плакатах еще одного конкурента…

И на прощание добавил несколько приветливее:

– Видите ли, вы чересчур много берете на себя с вашим театром. Я не верю, что дела пойдут хорошо-

Но меня не интересовали его прогнозы, я хотел увидеть название своего театра напечатанным на сводной афише.

Не оставалось ничего другого, как уличить управляющего по культуре в его темных замыслах. Я мгновенно обзвонил все ганноверские театры, поговорил где с директором, где с главным администратором.

– Как мне сказал господин управляющий по делам культуры, вы воспринимаете наш театр как конкурента, поэтому вы против, чтобы мы… Именно это я и хотел узнать… не против ли вы…

Что могли ответить директора крупных театров на подобные вопросы? Их ответы, как и ожидалось, были положительными.

– Ну разумеется, господин Киттнер… прошу вас… не могу представить, как это пришло ему в голову… Каждый новый театр – это всегда прекрасно… Успехов вам…

И эти пожелания были честными. Да и что должен был заявить шеф крупного театра: что он опасается конкуренции со стороны нашей сцены размером в семь квадратных метров? Обрадованный, я вновь поспешил в ратушу,

– Все в порядке. Коллеги, – я сделал ударение на этом слове, – коллеги интенданты ничего не имеют против.

Ну уж теперь-то столоначальник, распоряжающийся сферой культуры, должен уступить, иначе он потеряет лицо. Но я плохо его знал: он явно считал, что с людьми вроде меня можно не церемониться. Он лишь холодно посмотрел мне в глаза.

– Тем не менее вас мы все равно не напечатаем. Вы ведь выступаете только с программами кабаре.

Я пытался привести аргументы: неважно, чьи произведения исполняются со сцены – Гёте или Киттнера, и вообще у меня будет еще вечер Брехта… Главное, что все критерии, требуемые законом, соблюдены: постоянный театр, определенный репертуар, постоянный коллектив, необходимый художественный уровень. Недавно один из популярных театров выступил с программой кабаре-ревю, получил крупные субсидии и включен в репертуарную афишу. Я мог бы продолжать и дальше, но это было все равно что биться головой о стену. Осталось прибегнуть к последнему средству.

– Если вы, господин управляющий, используя вашу же формулировку, будете и дальше препятствовать конкуренции, то есть, будучи коммунальным служащим, бойкотировать один-единственный театр, то я подам, жалобу. Это станет предметом разбирательства ведомства по картелям.

При этих словах высокий начальник потерял над собой контроль.

– Если вы это сделаете, мы запретим весь ваш репертуар.

Яснее не выразишься. Но это было уж чересчур откровенно, следовало сохранить хотя бы видимость демократичности. Высказывание сразу же стало известно в кругах деятелей культуры, все качали головами, и какой-нибудь приятель наверняка сказал самоуверенному начальнику:

– Послушай, так нельзя. Этот Киттнер раззвонит об этом повсюду. Такие вещи не производят хорошего I впечатления.

Или что-нибудь в этом роде.

Некоторое время спустя последовал звонок из ратуши.

– Советник по культуре принял решение включить ваш театр в сводную афишу.

И вслед за этим последовал главный сюрприз:

– Разумеется, за плату.

– А сколько это будет стоить?

– Ну, так, что-нибудь между десятью и двадцатью тысячами марок в год, точно я сейчас сказать не могу.

Ясно, опять новый «ход конем»: отпугнуть нас. Названная гигантская сумма была нам не по карману. Хотя я и знал, что ни один из театров не платит за это из собственного кармана, но техническая и бухгалтерская подоплека рекламы, осуществляемой на средства налогоплательщиков, организована таким образом, что сопротивление было бы бесполезным. Другие действительно получали счет на оплату долевого участия в рекламе и одновременно с ним – чек на ту же сумму в виде субсидий, но мы-то на них рассчитывать не могли.

– Хорошо, – ответил я, – включайте нас в общий план.

– Несмотря ни на что?

– Да, несмотря ни на что.

Я оплатил первый счет за декабрь – что-то чуть больше 600 марок, – и к моменту открытия театрального сезона в «Репертуаре ганноверских театров» хотя и мелким шрифтом, но значился и Театр на Бульте. Одновременно я довел до сведения советника по культуре, что намерен добиваться такого же отношения к своему театру как и ко всем другим, и следующий счет оплачивать не намерен. Я дал понять, что маленький театр благодаря ведомству по культуре попадет в центр внимания: а уж я заблаговременно приглашу нужное число фоторепортеров для освещения этого знаменательного акта… После этого с ТАБом стали обращаться так же, как со всеми остальными театрами. По крайней мере в том, что касается репертуарных планов.

А вообще при подсчете годовых расходов на оплату сводной афиши на долю ТАБа (городские власти прислали точные бухгалтерские расчеты) пришлось около двух тысяч марок, во всяком случае, не «между десятью и двадцатью тысячами», как мне говорили, пытаясь запугать нас высокой суммой.

Вскоре после этого произошли персональные изменения в управленческом аппарате культуры, и отношения начали постепенно приближаться к нормальным. Спустя некоторое время комитет по делам культуры даже выделил ТАБу первую скромную субсидию. Р Соответствующее заявление я подал просто так, на всякий случай. На успех рассчитывать было нечего, так как от правого крыла тогдашних СДПГ/ СвДП, имевших большинство в ратуше, можно было ожидать чего угодно, только не финансовой поддержки.

Возможно, что правящую коалицию подтолкнуло к этому гуманному жесту яростное сопротивление со стороны фракции меньшинства из ХДС: надо же было показать свой социально-либеральный профиль. К тому же мне известно совершенно точно, что ТАБ тем временем завоевал в ратуше на свою сторону нескольких сторонников.