Эта весть с быстротой молнии облетела наш маленький черноморский городок: едут! Едут испанские ребята! Стояло жаркое и душное южное лето, мы, мальчишки, с утра до вечера пропадали на пляже, однако в тот день были забыты и пляж, и море, и все другие дела. Задолго до прибытия поезда мы отправились на вокзал. Принаряженные, причесанные, в красных пионерских галстуках, а некоторые даже в «испанках» — так тогда называли только вошедшие в моду пилотки с маленькой кисточкой, как у бойцов испанской республиканской армии. Носить такую пилотку считалось особым шиком, и мы смотрели на их счастливых обладателей с нескрываемой завистью.

Испанских детей встречали, как взрослых, и не просто взрослых, а как героев. С духовым оркестром, речами, цветами. Теперь я понимаю, что такая встреча была знаком внимания и любви советских людей не только к детям, еще не совершившим никаких подвигов, но и к их отцам и старшим братьям, оставшимся там, в далекой Испании. Наши испанские ровесники были, кажется, смущены и взволнованы этой встречей. Смуглые, черноволосые, очень смахивающие на наших кавказских ребят, они стояли молча, глаза их смотрели не по-детски серьезно. Когда, наконец, затих оркестр и сошел с импровизированной трибуны последний оратор, они подняли руки с крепко сжатыми кулаками и негромко, но отчетливо произнесли: «Но пасаран!»

«Но пасаран! Они не пройдут!» Эти ставшие крылатыми слова Пасионарии были первыми испанскими словами, которые мы, мальчишки довоенных лет, узнали и запомнили на всю жизнь. Конечно, тогда не только мы, но и все взрослые отчетливо сознавали, что там, в Испании, отцы и братья вот этих застенчивых смуглых ребят первыми в мире вступили в открытый бой с фашизмом, приняв на себя его звериный удар… Гвадаррама, Теруэль, Лерида, Харама, Альбасете, Лас Кампас, Гвадалахара, Эбро… Вслед за взрослыми повторяли мы эти звучные испанские названия, жадно отыскивая их на карте Пиренейского полуострова, где проходила линия фронта между фашистскими мятежниками Франко и республиканцами.

«Они» тогда все-таки прошли. Прошли, опираясь на поддержку своих собратьев по кровавому ремеслу — германских и итальянских фашистов. Прошли, ловко используя подлую предательскую политику «невмешательства» Англии и Франции. Фашизм тогда прошел там, в далекой Испании. Спустя несколько лет смертоносная коричневая волна докатилась до берегов Волги и разбилась под сокрушительным ударом Советской Армии. И кто знает, быть может, среди тех, кто вел бой, святой и правый, были и успевшие повзрослеть до поры испанские ребята, которых мы встречали тогда на вокзале нашего маленького городка. Кончилась кровопролитная битва, народы Европы вздохнули полной грудью, и лишь их родина, Пиренейский полуостров, оставалась измаранной зловещим коричневым цветом фашизма.

Возвращаясь памятью в то уже далекое, но незабываемое прошлое, мог ли я, мальчишка, думать-гадать, что беспокойный ветер странствий занесет меня сюда, на самый край Европы, в страну отважных мореходов и тореадоров, утонченных поэтов и прекрасных, экзотических женщин, прославленных художников и музыкантов…

Натужно гудит своими четырьмя моторами «Боинг», пересекая из конца в конец старушку Европу. Под монотонный шум хорошо думается. Где-то далеко внизу, под облаками, осталась Варшава. Скоро Вена, где предстоит посадка. В динамиках что-то щелкает, и мелодичный женский голос с сильным испанским акцентом извещает уважаемых сеньоров пассажиров авиакомпании «Иберия» о том, что Вена по метеоусловиям принять самолет не может. Ну что ж, тем лучше, по крайней мере на час раньше будем в Испании. Немало довелось повидать чужих земель, но не притупилось ни с чем не сравнимое чувство тревожного, напряженного ожидания, острого любопытства от предстоящей встречи с новой незнакомой страной. Какая она, Испания, в действительности, легендарная полусказочная земля, «благословенный край, пленительный предел?»

«Боинг» круто берет влево, облака на несколько минут вдруг расступаются, открывая острый, словно акулья пасть, частокол пиков. Пиренейские горы. Кажется, спустись наш самолет чуть ниже, и они пропорют его толстое дюралевое брюхо. Лайнер, нырнув под ватное облачное одеяло и сбавив скорость, уже совсем низко летит над широкими песчаными пляжами побережья Коста Брава. Пустынные в зимний день пляжи сменяются многочисленными портовыми сооружениями, за ними — геометрически правильные кварталы Барселоны — главного порта и второго по значению города страны. Мы пролетели над всей Барселоной, прежде чем колеса «Боинга» мягко коснулись бетонной дорожки международного аэропорта.

Так уж получается, что именно с представителями власти приходится в первую очередь иметь дело чужестранцу. Офицер, молодой красивый брюнет со строгим, «официальным» выражением лица, несколько раз перелистал паспорт с серпом и молотом на обложке и передал его сидящему в соседней кабине коллеге постарше; тот что-то сказал, и чиновник, наконец, поставил штамп. Некоторое затруднение молодого офицера полиции понять было можно: советские люди еще редкие гости в его стране, и к «краснокожим паспортинам» здесь, видимо, еще не успели привыкнуть. Я не остался в обиде на этого строгого молодого человека, тем более, что его пожелание приятного путешествия по Испании сбылось.

К сожалению, путешествие началось не с Барселоны. Пребывание в этом красивейшем городе страны ограничилось аэропортом. Послонявшись по тесноватому и грязноватому залу ожидания, не очень-то соответствующему аэропорту, носящему высокий ранг международного, пассажиры снова заняли места в насытившемся горючим самолете, чтобы минут через сорок без всяких приключений приземлиться в мадридском аэропорту Барахас, что в переводе означает «колоды карт». Согласитесь, для аэропорта название несколько странное.

Две тысячи лет назад римляне возвели в самом центре Пиренейского полуострова крепость. Сменившие их арабские завоеватели дали этому поселению название Махрит. Махрит — Мадрид — как видим, испанцы обязаны названием своей столицы бывшим завоевателям. Впрочем, не только названием. Восточные мотивы легко угадываются и в архитектуре, и в музыке, и даже в женских нарядах: кружевная накидка — мантилья, берет свое начало от покрывала, под которым арабские женщины прятали свое лицо от постороннего взгляда. Таковы парадоксы истории — захватчики уходят или их изгоняют, следы же остаются. Однако от бывшей деревни Махрит ныне не осталось даже и камня. На ее месте раскинулся огромный четырехмиллионный город. Туристские путеводители утверждают, что у испанской столицы несколько лиц: Мадрид королей — Габсбургов и Бурбонов, Мадрид музея Прадо и Веласкеса, Мадрид Гальдоса — испанского Бальзака, Мадрид тореро и даже Мадрид байладорес — так называют здесь исполнителей танца фламенко. Все это, наверное, так, путеводители не лгут, но тщетно вы будете искать в нарядных, красочных путеводителях хоть какой-нибудь намек на то, что у этого респектабельного, в чем-то даже монументального города существуют и другие, менее привлекательные лики.

Передо мной карта испанской столицы. История древнего города прочитывается и в названиях его бесчисленных улиц, бульваров, авенид, площадей. Улица Сервантеса, улицы Лопе де Вега, Гойи, Сурбарана, Веласкеса… Знакомые, прославленные имена, которые принадлежат не только испанскому народу, но и всему человечеству. И рядом — улица Примо де Ривера — основателя фашистской партии фаланги. Широкая прямая магистраль, пересекающая с юга на север чуть ли не половину Мадрида, названа авенидой генералиссимуса. Поскольку этот громкий титул присвоил себе покойный диктатор Франко, ясно, в чью честь она названа. Параллельно ей пролегла авенида генерала Мола — того самого, который, наступая на столицу четырьмя колоннами, произнес: «У меня там, в Мадриде, есть еще одна колонна — пятая», имея в виду предателей и диверсантов. В этих названиях явственно проглядывает еще один лик столицы, о котором умалчивают путеводители: Мадрид тех, кто тоскует по каудильо, кто хотел бы сохранить франкизм без Франко.