Сбережения и наследство составили неплохую сумму, позволившую Вэлентайн продержаться, пока не подвернется работа модельера. Она знала, что в худшем случае она с ее техническим мастерством в считанные секунды будет принята на работу где угодно на Седьмой авеню, но у нее не было ни малейшего намерения снова зарабатывать на жизнь шитьем. Не для того же оставила она семью, кровных родственников и, что гораздо важнее, сонм любящих ее названых матушек и тетушек у Бальмэна, превративших последний месяц в затянувшуюся процедуру слезных прощаний, которые сбили расписание примерок, к немалому ужасу самого месье Бальмэна. Дело приняло такой оборот (не одна, а целых две баронессы де Ротшильд были вынуждены ждать!), что директриса ателье вынуждена была привлечь на свою сторону саму мадам Спанье, чтобы та попыталась уговорить Вэл не покидать Францию. Но госпожа директриса, воплощение французской деловой женщины в том, что касалось коммерции, была наделена храбрым английским сердцем. Она родилась и воспитывалась в Англии, хотя ее мать была урожденной француженкой, и эта совершеннейшая парижская дама по своим склонностям оказалась на восемьдесят пять процентов англичанкой, в то время как остальные пятнадцать процентов ее сердца принадлежали Нью-Йорку. Вглядевшись хорошенько в привлекательное, живое личико Вэлентайн и узнав, что та в совершенстве владеет английским, мадам Спанье ощутила, что вся ее кровь искательницы приключений радостно пульсирует в предвкушении возможностей, которые открылись, пусть даже не перед ней, а перед Вэлентайн. Она сообщила ошарашенной девушке, что не предчувствует ничего более предопределенного, более волнующего, более потрясающего, чем грандиозный успех Вэлентайн в Нью-Йорке. Нечего и думать о том, чтобы провести всю жизнь в мастерской: разве она сама, Жиннет Спанье, не начала с торговли подарками в полуподвале универмага «Фортнум и Мейсон» в Лондоне? Но вскоре она стала специальной продавщицей для принца Уэльского! Это случилось после того, как он однажды зашел за рождественскими подарками. Вэлентайн непременно нужно ехать! А когда она вернется, она сможет прийти сюда в качестве клиентки — «Уж мы-то сделаем для вас подарок!».
Вспомнив ободряющий разговор с мадам Спанье, Вэлентайн набралась мужества и решила последовать совету коридорного той недорогой гостиницы, где она остановилась. В городе много старых производственных зданий, сказал он, объявления о них не даются, это не совсем законно или что-то вроде того, но в них есть чердаки. Полы, конечно, слишком изношены, чтобы выдержать тяжелое оборудование, но на чердаках вполне можно жить, если не слишком привередничать.
Вэлентайн отвергла одну за другой четыре мансарды, совершенно разрушенные и очень подозрительные. Пятая располагалась под самой крышей здания в районе Тридцатых улиц. Привратник сказал, что три остальные комнаты на чердаке уже заселены: в одной живет пара, работающая по ночам, в другой — тихий старичок, уже лет десять пишущий книгу, а в третьей поселился фотограф. Две осмотренные ею комнаты, похоже, не имели дыр в полу, и что-то в них, то ли вид на Гудзон, то ли два окна в потолке, напомнило ей о Париже. Вэлентайн сразу сняла эти комнаты. Интересно, долго ли она собирается маяться ностальгией, подумала она. В Париже она тратила все карманные деньги на американские пластинки и американские фильмы, а здесь, в Нью-Йорке, ее притягивает к себе место, видом и освещением напоминающее о Париже. Через две недели она получила со склада всю мебель и расставила ее почти так же, как было у них в парижской квартире. Чтобы почувствовать себя как дома, в этих апартаментах не хватает лишь запасов еды и питья, решила она и отправилась в поход по магазинам, который и завершился знакомством со Спайдером и спасением двух бутылок вина, готовых выскользнуть из-под руки.
Аппетит его вполне соответствовал закупленной ею массе паштета и сыра. Когда он ушел, она подумала, что с этим Эллиотом очень легко говорить, раз уж ей удалось преодолеть свою застенчивость, забыв, что она впервые в жизни принимает у себя мужчину, да еще американца. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, французские кузины часто знакомили ее с многообещающими юношами, но никто из них даже близко не подходил под ее идеал мужчины. Вэл воротила свой веснушчатый носик даже от такой выгодной добычи, как служащие «Рено» или других заводов в окрестностях Парижа, чьи гарантированные заработки позволяли им купить собственные маленькие «симки». Но Вэлентайн, разумная не по годам, считала всех этих кавалеров похожими на глупых школьников или недозрелых дедушек: они были так чванливы, скучны и предсказуемы, что она легко могла представить их во главе стола в окружении наследников, еще до того, как они подыщут себе жен. Вэлентайн сама не сознавала, что ее идеал мужчины долгие годы складывался под влиянием американских фильмов, которые она смотрела по субботам. Она раз девять смотрела «Буч Кэссид и малыш Санданс» и «Санданс Кид», шесть раз — «Буллит», восемь раз — «Бонни и Клайд». Идеальный мужчина должен сочетать в себе черты Редфорда, Битти, Ньюмена и Маккуина. Неудивительно, что такового не нашлось среди французского среднего класса.
По сравнению с американскими девушками ее возраста, Вэлентайн была совершенно неумудренной в сексе. Без малого в двадцать два года она все еще была девственницей. До шестнадцати лет ее вечера были заполнены работой по дому. После шестнадцати она по девять часов в день трудилась на работе, более роскошно обставленной, но не менее тяжелой, чем труд землекопа, а вечерами занималась с матерью моделированием и шитьем. Редкие свободные часы она проводила одна в кино или по воскресеньям с семьей в Версале, а не в любовных приключениях. Кому бы удалось в таких обстоятельствах не сохранить девственность, с негодованием спрашивала она себя. Она с неохотой позволяла целовать себя некоторым, но очень немногим из тех неинтересных юношей, с кем ее знакомили. Характер у нее был резкий и прямолинейный, она никогда не ощущала необходимости и, как она считала, потребности научиться кокетничать. Она не относилась к числу женщин, обладавших этим даром от природы. Единственный раз Вэлентайн сгорала от страсти, влюбившись в священника, причем даже не в того, кто выслушивал ее исповеди. Вот и весь опыт, думала она с горечью. А все кругом считают, что французские девушки такие пикантные, такие сексуальные, просто «о-ля-ля!», словно они все как две капли воды похожи на аматерскую барышню времен Первой мировой войны. Да, «давай поговорим, крошка», как же! Она раскрыла драгоценную папку с номерами «Вумен веар дейли» за последние три недели.
Вэлентайн, тяготевшая к крайностям, сочетавшая в себе галльскую логику с кельтским воображением, что иногда приводило к ошеломляющим результатам, не могла, как это часто бывает, понять себя. Нехватка сексуального опыта в ее случае не имела ничего общего с неразвитой чувственностью. Она всегда обладала чувственностью, но ее парижский образ жизни, требовавший колоссальной сосредоточенности и энергии, вынуждал держаться в рамках. Однако ее чувственность находила выход, хотя она сама не подозревала об этом, в той части повседневной жизни, что принадлежала только ей, — в моделях. Они отличались особенностью, обычно характерной только для самой женщины, — как говорят французы, «du chien» — перчинкой. Если в женщине есть перчинка, это совсем не то же самое, что шик, элегантность или даже обаяние, хотя все эти слова относятся к той же категории описательных терминов. Шик выражается в манере женщин носить одежду, а не в самой одежде. Элегантность проявляется в линиях и качестве одежды, в очертаниях фигуры, скрытых под одеждой, в личном мнении обладателя одежды по поводу важности совершенства в мелочах. «Glamour» [5] — слово со столь неуловимым значением, что его нет ни в одном языке, кроме английского. «Glamour» — это, скорее всего, сочетание утонченности, тайны, магии и фотогеничности. Перчинка — это нечто пряное, терпкое, едкое, соблазнительное, что заставляет мужскую половину рода человеческого замечать: вот женщина с перчинкой — непростая. Шик и элегантность не имеют ничего общего с сексуальностью, обаяние во многом схоже с ней, перчинка — это всецело сексуальность. В Катрин Денев есть обаяние, в Шер есть перчинка. В Жаклин Биссе и Жаклин Онассис есть обаяние, но у Сюзен Блейкли, Бренды Ваккаро, Сары Майлз, Барбары Стрейзэнд есть перчинка. Она есть в Бекки Шарп, в Скарлетт О'Хара, есть она и в Вэлентайн О'Нил, в ней самой и в ее работе. Перчинку часто узнают лишь по результатам впечатления, которое она производит на других, поэтому совершенно естественно, что Вэлентайн о ней не подозревала, если учесть, что в школе и на работе ее окружали в основном женщины. Перчинку в женщине замечает лишь мужчина. Другие женщины не ставят ей это, в заслугу, потому что она не вызывает в них никакого отклика.
