– Восьмое вроде… августа. Ничего не помню, как вата в голове… да что же это со мной! Что случилось?! – Я в отчаянии закрутил головой. – А кто же я?.. – Я поморщился и со стоном закрыл руками глаза.

– Давай так, парень. Во-первых, успокойся – самое страшное позади; во-вторых, ты примерно помнишь число, от него и пляши. Вспоминай, – Герман Эдуардович спокойно откинулся на спинку стула, как бы говоря всей позой: «Я подожду, не торопись».

Я принялся «мучительно вспоминать»:

– Мне надо было в… Закуток, во! Странное название. – Врач с сестрой переглянулись, я в возбуждении сел на кровать.

Голова закружилась, и пришлось опереться руками. Медики дружно вскочили, поддержали меня, попытались уложить, но я отмахнулся.

– Какое-то дело… деньги с собой были… вроде. Что-то купить, но не уверен… Да! Ребята отправили за чем-то важным. Мы на стройке работали… коттеджа? Под Новосибом. Точно! Калымили летом, а так я студент… кажется. В Москве? Егором меня зовут – уверен. Фамилия… не помню фамилии… – Я снова с досады уткнулся лицом в ладони и чуть не упал. Поддержали. Моя сбивчивая речь длилась чуть ли не с полчаса.

– Хватит на первый раз, успокойся, – врач сочувствующе похлопал меня по спине. – Ложись, отдыхай. Сегодня тебе предстоит насыщенный день. Зиночка, сними катетер. Сам в туалет сходить сможешь? Вот и прекрасно. В принципе ты здоров, как это ни странно.

Когда медики уже уходили, я простонал:

– На автобус опоздал и вышел на трассу… дальше – хоть убей.

– Я же тебе сказал – отдыхать! Не смей больше думать! – строго прикрикнул доктор, и они наконец вышли.

«Фу-ух! От электрошока избавился, а вот от психушки или ментовки «до выяснения» – вряд ли. Сколько там держат, интересно? Я наверняка в розыске, меньше месяца прошло, но маловероятно, что в такой глуши есть мое фото…» И я стал неторопливо перепроверять свой гениально составленный план.

В ординаторской заведующий на скорую руку строчил истории, заполнял журнал, а Зина с санитаркой бегали по отделению. Времени потеряли с этим внезапно очнувшимся больным – ужас, в самый конец смены.

Вопреки обещанию Германа Эдуардовича, день для меня прошел спокойно. Ни одна сволочь не подошла, только шикали, когда я слонялся в больничной пижаме: тут тебе реанимация, а не абы какая терапия, видишь ли. Пришлось завалиться на койку. Но как лежать надоело!

В конце рабочего дня Зина постучалась в кабинет заведующего. Дежурство дежурством, а рабочий день никто не отменял.

– Вы свободны, Герман Эдуардович?

– Заходи, Зиночка, сейчас быстро по телефону поговорю – и свободен. Тяжелый денек, – устало произнес врач, положив трубку. Закурил. – Чего хотела?

Зина села в кресло напротив стола:

– Что вы собираетесь делать с Егором?

– С очнувшимся парнем? Да я бы хоть сейчас его выгнал, да с психи все не едут, и следователь не пришел. Ты это к чему? – закончил неожиданно грозно.

– Дядя Герман, не отправляйте его в психушку, я вас очень прошу! – горячо выпалила девушка, молитвенно сжав ладони.

Врач, насупив брови, откинулся на спинку кресла:

– Это почему же, Зинаида? Объяснись!

Медсестра замялась, но, пересилив себя, решительно заявила:

– Пусть он у меня поживет!

Заведующий нервно закашлялся и затушил сигарету, не сразу попав в пепельницу.

– Выбрось это из головы, – прошипел он, преодолевая кашель, – чуть до инфаркта меня, старика, не довела! – С его лица медленно сходили багровые пятна.

Отстранил бросившуюся на помощь Зину и грозно продолжил:

– Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, пока он в отъезде? Обещал. Вот я и забочусь. Все! Теперь точно на психу поедет!

– Дядя Герман! Да как вы не понимаете?! Я же не спать с ним собралась! Поймите, у него здесь никого! Его ограбили, он память потерял, а вы… в психушке из него растение сделают! – в конце монолога девушка едва сдерживала слезы.

– Не кричи и не бери меня слезами, я к ним равнодушен. Успокойся. Зачем ты так о нашей психиатрии? Ничегошеньки ему там не сделают, наоборот – помогут. Память вернут. «Жди меня» смотришь?

– Вы же сами говорили про электошок!

– Тю-у, маленькая моя, ты медсестра или рядом с училищем простояла? Он же вышел из сопора, или апатии, или еще какого-то там сна, зачем его током стучать? Теперь просто витаминами поколят, гипнозом поработают – и все. Не переживай за него. Приглянулся, что ли?

– Знаю я эти ихние витамины… – не сдавалась девушка. Вдруг возмутилась: – И ни капли не приглянулся! Вы же знаете мою проблему, дядя Герман! Славка покоя не дает! Не могу же я Сережку у себя поселить? Он бы рад, да жена не отпустит. А у Егора видели, какие мышцы?

– Ох и натворила ты дел с этим Славой! – досадливо покачал головой Герман Эдуардович. – Говорили же тебе, что бандит он, а ты: люблю, люблю!.. Сережка тебя чуть наручниками к батарее не приковывал!

– Да развелась я с ним давно уже! Мне что, всю жизнь за ошибки молодости нотации читать будут? Надоели эти укоры! Я и так наказана больше всех вас, а тут и вы еще, снова и снова! А Сережка посадить его только обещает и обещает, а он до сих пор на свободе.

– Не надо так на брата, он работает, как может. А тебе продолжим напоминать! И я, и отец, и чем чаще, тем лучше, чтоб в печенку тебе въелась эта ошибка. Умнее станешь. И, видимо, редко напоминаем, раз еще одного бандита под крышу взять хочешь.

Пока в Зинину печенку въелось только это бесконечное тыканье носом в неудачное раннее замужество.

– С чего это вы взяли, что он бандит? – резко сменив настроение, с хитрым прищуром спросила Зина.

– А с того! Кто к нам в город с большими деньгами ездит и зачем? Правильно, за ворованным золотом. Не бандит, хочешь сказать? С наличными деньгами?

– Ага, дон Корлеоне! Даже если и за золотом – не значит, что преступник. Он в таком состоянии хоть слово мог соврать? Выходя из комы? На стройке он работал, студент. Попросили – поехал. Отстегнуть пообещали.

Дядя Герман всем своим видом выразил сомнение. Зина возмутилась:

– Мы оба тысячу раз видели и слышали, как от наркозов просыпаются или из ком в сознание возвращаются, потому не надо пожимать плечами, дядя Гера!

– Где не надо, так ты умная. Часто еще про тоннели света говорят, с лабиринтами в придачу, и про путешествия между мирами.

Зина не обратила внимания на ворчание старого отцовского друга.

– Он точно на стройке работал, я слышала, как областной профессор на осмотре его руки описывал: мозоли, как от лопаты. Пальцы и плечи чистые, без следов от работы с оружием. А я знаю, какие руки у братков, Славку вдоль и поперек изучила, чтоб он провалился!

– Одно другому не мешает, девочка! Милиция его еще не пробила.

– Вот! – Зинаида победно вскочила с кресла. – Я сегодня Сережке звонила, и он сказал: пальцев в базе нет, по фотографии на розыскных не похож!

– Седой наполовину, с бородой и длинноволосый, как хиппи?

– Так его брить никто не стал – не на операцию же. А борода и седина ему идут.

Герман Эдуардович с подозрением покосился на мечтательно улыбнувшуюся девушку.

– Егор, – выплюнул сквозь зубы, – имечко чисто ма-асковское, и выглядит как сектант. Как бы в секте какой не состоял… Смотри, девочка, влюбишься, а он все вспомнит и улетит в свою Московию к жене под бок. Тебе одной драмы мало?

– Не-а, у него следа от кольца нет. Да и молодой больно, и студент.

– Какая глазастая! Ты себя-то слышишь? Разве это доводы!

– А жена бы в розыск подала. Столько дней без связи – не шутка. Я бы точно подала.

– А родители почему не подали?

– С родными можно и не общаться, а с молодой женой не общаться невозможно, – безапелляционно заявила девушка.

– Ну смотри, девка, – Герман Эдуардович навис над столом, – не нравятся мне твои намеки на «женат – неженат», но ты женщина опытная, в мужиках разбираешься… напоминал и буду напоминать! Нечего кривиться! И если бы не твой бывший, который всех нас достал, то поехал бы твой Егорчик в психушку как миленький!