Уже через два месяца после этой роковой творческой встречи Параджанова ждет тяжелый удар. 23 февраля 1972 года окончательно закроют практически запущенный в производство «Интермеццо». Реакция Параджанова на это решение была, как мы знаем, очень мучительной. Не помогло спасти этот фильм и отчаянное письмо в ЦК КП Украины председателя Госкино Святослава Иванова:
«Федор Данилович Овчаренко (заведующий отделом культуры ЦК КП Украины. — Л. Г.) передал мне указание о том, чтобы кинорежиссеру С. И. Параджанову не давать постановку фильмов и чтобы он вообще лучше выехал с Украины.
Его фильм „Тени забытых предков“ после продолжительного перерыва вывел украинскую кинематографию на международный экран, получил много призов на фестивалях, был продан более чем в тридцать стран.
Советская и мировая пресса считает фильм „Тени забытых предков“ заметным явлением и называет до сих пор имя Параджанова рядом с именами виднейших режиссеров мира.
Параджанов должен был снимать в этом году фильм „Интермеццо“ по новелле М. Коцюбинского. После большой работы Комитет одобрил сценарий, но отдел культуры ЦК КП Украины возражает против этого сценария и против дальнейшей работы Параджанова».
Отчаянное обращение в защиту Параджанова не помогло… Более действенным конечно же оказалось письмо Андропова.
Судьба Параджанова теперь решалась в высоких инстанциях. Заступничество Святослава Иванова, как и заступничество Сергея Гаспаряна в Армении, дорого обошлось им. И тот и другой были отстранены от своих должностей и вскоре скончались. Государственные мужи порой более болезненно воспринимают удары, чем закаленные в испытаниях художники.
Сохранилась телеграмма Параджанова супруге Иванова, в которой чувствуется, какую благодарность он испытывал за его попытки спасти столь дорогой ему проект:
«Смерть моего светлого друга потрясла меня. В период нахождения Святослава Павловича на посту начальника главка были созданы „Тени забытых предков“, „Каменный крест“, „Родник для жаждущих“, „Белая птица“.
Дорогая Тамара Степановна и все мои украинские друзья, стоящие на краю сырой могилы Святослава Павловича, примите мою любовь и печальный поклон…»
Таким образом, было очевидно, что Параджанова решили выжить из Украины. Снимать здесь было решено ему не давать.
В этот критический момент руку помощи снова протянул его старший мудрый друг Виктор Шкловский.
Он посоветовал Параджанову сделать фильм по мотивам сказок Андерсена, обещая прикрыть этот проект своим именем в качестве соавтора сценария.
Сценарий «Чудо в Оденсе» был фактически написан Параджановым, но предложен Гостелерадио СССР в соавторстве со Шкловским.
Шкловский сам нанес визит грозному председателю Гостелерадио Лапину и просил о запуске этого проекта.
В те годы между двумя ведомствами — Госкино СССР и Гостелерадио СССР развернулась тайная борьба. Кинорежиссеры, лишенные работы, шли на телевидение, где их охотно принимали. Так, после гнева, обрушившегося на Эльдара Рязанова после выхода его сатирического фильма «Гараж», опального режиссера охотно приняли на телевидении, в результате чего нам была подарена замечательная «Ирония судьбы». Так же доброжелательно был принят на телевидении и Марк Захаров, снявший фильм «Тот самый Мюнхаузен» и ряд других замечательных картин. Этим путем Шкловский посоветовал идти и Параджанову, предложив снять к празднику Нового года добрую «рождественскую» сказку.
Секрет этой странной ведомственной борьбы имеет объяснение. Время шло вперед, телевидение нуждалось в серьезных профессионалах, поскольку количество его продукции стремительно росло. Экранное время надо было заполнить, а заодно и показать конкурирующему ведомству, кого народ больше любит. И хотя современное заклинание современного ТВ — «рейтинг» было еще неизвестно, но ради успеха своей продукции можно было привлечь и опальных мастеров. Особое внимание было обращено на выпуск новогодних фильмов.
Так закрутился новый проект. Но предоставим слово непосредственному участнику этих событий — Тамаре Огородниковой, другу Параджанова, учившейся с ним во ВГИКе. Одна из лучших директоров «Мосфильма», близкий друг Тарковского, она перешла на телевидение, почувствовав, что в сложившейся ситуации здесь можно было реализовать интересные творческие проекты.
«Сережа после „Цвета граната“ чуть не свихнулся. И надо признаться, было с чего.
На Украине закрыли его „Киевские фрески“, остановили в производстве „Интермеццо“ и „Икар“, завернули „Золотой обрез“. В Армении отказались снимать два его прекрасных сценария — „Ара Прекрасный“ и „Давид Сасунский“.
Он бился головой о стену — все глухо, все непроходимо…Что бы он ни предложил — отказ… Чаще всего без всяких объяснений. Система одна: что на Украине, что в Армении — отписки, проволочки, отказ. По тем временам само название студии имени Довженко было синонимом серости и пошлости… Провинциальная студия, создававшая гопачно-олеографические фильмы. И вдруг такой фейерверк — „Тени…“!
То же самое произошло и с „Цветом граната“, хотя фильм и был порядочно испорчен перемонтажом Юткевича.
Все это только раздражало бездарей, завистников и чиновников от кино.
Что-то вырвалось у них из-под контроля, что-то получилось не так, „как положено“.
Лучше остеречься. Лучше „держать и не пускать“, не то, чего доброго, он еще такого натворит! А сам Сережа, взъерошенный, взбудораженный всей этой атмосферой сплетен и враждебности, постоянными провалами планов, только и делал, что подливал масло в огонь. Хамил начальству, публично высмеивал чиновников и редакторов. Он был на грани срыва…
В начале 70-х я работала в творческом объединении „Экран“ в должности заместителя директора. Сергея знала еще по ВГИКу и высоко ценила его талант. Объединяла нас и общая дружба с Андреем Тарковским. Мы со Стеллой Ждановой, заместителем председателя Гостелерадио, специально поехали в Киев спасать Сережу — попробовать уломать украинское начальство дать Параджанову постановку. Они — ни в какую! Оказывается, было негласное указание ЦК КП Украины не давать ему работать и вообще не пускать на Украину.
Вернувшись в Москву, мы пустили в ход тяжелую артиллерию. Почтенный старик, живой классик Виктор Шкловский направился к Лапину с замечательным сценарием Сережи „Чудо в Оденсе“. На счастье, оказалось, что Лапин видел „Тени…“ где-то за рубежом и был впечатлен реакцией зрителя и прессы. Короче, наше начальство после недолгих колебаний согласилось выделить деньги на постановку телевизионного фильма по сказкам Андерсена.
Мы были вне себя от радости. Неужели удалось-таки переломить ситуацию?»
А дальше события развивались следующим образом… Было логично снимать сказки Андерсена где-нибудь в Прибалтике. И сначала с этим заказом от Центрального телевидения «Экран» обратился туда. Но все три прибалтийские студии, прослышав про острый язык «правдоруба» Параджанова, одна за другой в панике бежали от этого интересного предложения как черт от ладана. Что же их так напугало? Ведь Параджанов всегда был далек от политики, газет не читал, телевизора, как и телефона, никогда не имел, и о текущих событиях у него было весьма слабое представление, благо интересовался он скорее античными страстями, чем современными. Уже в годы перестройки, попав наконец в Мюнхен и отвечая на вопрос корреспондента, который настойчиво старался натолкнуть его на политические заявления, он в сердцах воскликнул:
«Я не диссидент. Я — художник! Единственное мое желание — создавать фильмы, преисполненные красоты и добра».
Об этом обстоятельстве весьма нелишне напомнить как в свете тех событий, что развернулись вскоре на его судебном процессе, так и нынешних попыток сделать из него политического борца.
Но вернемся к событиям вокруг сценария «Чудо в Оденсе». Сложилась парадоксальная ситуация: Центральное телевидение со своими деньгами предлагало выгодный и интересный заказ, а все студии от него отказывались.
Рождественская сказка, рассчитанная на показ под Новый год, вызывала страх: только не Параджанов с его «ужасным» характером и «ужасным» языком. Наконец снова обратились на «Арменфильм».