Из всего сказанного видно, что в стране рагузинцев (как было сказано) во все времена не было недостатка в искусных воинах. И в более позднее время они показали себя таковыми, свято храня свою изначальную свободу, хотя некоторые венецианские писатели утверждают обратное, а именно, что Рагуза подчинилась венецианцам в 998 году при венецианском доже Пьетро Орсеоло, начавшим войну с нарентинцами. Как пишет Сабеллико (IX эннеада, 2–я книга), когда венецианцы одержали победу над нарентинцами, рагузинцы послали своего архиепископа и несколько первых нобилей к дожу Венеции, который в то время находился с флотом в Далмации, с просьбой принять их под покровительство. Однако тут Сабеллико ошибается: в это время Рагуза (как следует из рагузинских летописей) была союзником константинопольского императора Василия Порфирородного, дружественные отношения с которым поддерживали и венецианцы, а упомянутый дож Пьетро добился от него для венецианцев освобождения от уплаты подати. Таким образом, рагузинцы, находясь в дружбе со столь могущественным государем, не имели никакой причины отказываться от своей свободы и искать чьего‑либо покровительства. Причина же, по которой архиепископ и несколько нобилей отправились к венецианцам, была следующая: поскольку венецианцы вели войну с нарентийцами, венецианский дож Пьетро Орсеоло послал десять кораблей для разорения неприятельских пределов. Упомянутые корабли, следуя для выполнения полученного приказа, повстречали большой рагузинский корабль, груженный товаром, на борту которого находилось несколько нарентинских купцов. Венецианцы напали на корабль и захватили его. Как только известие об этом достигло Рагузы, сенат немедленно отправил несколько дворян и архиепископа со следующим наказом (как пишет Михайло Салонский в трактате о Далмации и как значится в летописях Рагузы): сначала просить венецианцев отпустить упомянутый корабль, так как те не имели никакой причины удерживать собственность рагузинцев; если же эта просьба не будет удовлетворена, то в присутствии архиепископа заявить о том, что они обратятся с жалобой на них к константинопольскому императору, с которым (как было сказано) они в то время находились в союзе; и, в конце концов, приложить все возможные усилия, чтобы добиться своего. Вот по какой причине были посланы рагузинские нобили и архиепископ, а вовсе не с просьбой о принятии под покровительство, как полагает Сабеллико, который порой в своем стремлении сделать деяния венецианцев более яркими [добивается противоположного эффекта и] только их затеняет. Это видно и на примере его суждения о нарентинцах, которых он все время называет кучкой разбойников. Этим он, видимо, хочет заставить поверить, что венецианцев, если я не ошибаюсь, на протяжении 170 лет грабила и, что еще хуже, делала своими данниками кучка разбойников. Какова после этого будет репутация Венецианской республики, пусть судят другие, я же вернусь к рассказу о Рагу- зе. Город этот, как уже было сказано, всегда был свободным, и лишь однажды оказался в подчинении у иноземца, когда рагузинцы по собственной воле, чтобы освободиться от тирании Дамиано ди Джуда, рагузинского нобиля, неосмотрительно обратились с просьбой о покровительстве к венецианцам. Франческо Сердонати в добавлении к I книге «О несчастиях славных мужей» Джованни Боккаччо описывает это следующим образом.
В Республике Рагуза есть ректор, который является верховным магистратом и главой Совета с резиденцией в княжеском дворце, и в те времена у правящего сословия (Signori) был обычай избирать его каждый год. В 1260 году на эту должность был избран Дамиано Джуда (Giuda), муж состоятельный и честолюбивый. Вкусив сладость власти, он задумал удержать за собой упомянутое положение сверх того срока, который предписывали законы, и сделаться, в конце концов, пожизненным и абсолютным государем. Окружив себя личной охраной, он по истечении срока своих полномочий с помощью различных уловок ввел в город множество верных ему людей и спрятал часть из них в различных местах. Рассчитывая на их помощь, а также на поддержку и благосклонность тех, кого он своей щедростью, а также оказанными милостями и услугами привлек на свою сторону, он воспрепятствовал созыву Большого совета, который должен был избрать его преемника, и остался во дворце. Поднявшиеся среди нобилей ропот и возмущение он сумел искусно успокоить, заявив, что к этому его вынуждает исключительно стремление преобразовать и упорядочить власть, погрязшую в коррупции, и пресечь борьбу партий среди нобилей. Как только указанные цели будут достигнуты, он обещал сложить с себя властные полномочия и жить как частное лицо. Убедительность его словам придавал и тот факт, что он не имел детей мужского пола. Узнав, что некоторые нобили, а особенно представители рода Бобальевичей, который насчитывал немало весьма состоятельных и приверженных свободе мужей, открыто обвиняют его в тирании и наглой лжи, говоря, что не могут и не желают терпеть ее, он отдал тайный приказ Гаспару Унгаро, начальнику дворцовой охраны, (правители Рагузы не держали полиции (Bargelli), или сбиров (Birri), и использовали для ареста солдат охраны) арестовать их и посадить в тюрьму. Однако Гаспар, испытывавший к дому Бобальевичей признательность за оказанные ему благодеяния и, как честный человек, ненавидевший тирана, через одного достойного священнослужителя тайно известил их о приказе, полученном от тирана. По этой причине несколько молодых нобилей скрытно бежали в Боснию, и среди них Бьяджо Бобальевич и другие два представителя того же рода, братья Вольцо и Доманья, все трое храбрые и исполненные благородства молодые люди. Тиран объявил об их изгнании и после этого, полагая, что ему больше нечего опасаться, стал с немалой надменностью править, распоряжаясь всем по своему разумению и никого не принимая в расчет. С помощью солдатского террора он держал в страхе сенаторов, не позволяя им собирать совет, и всех остальных нобилей. Находясь у власти более двух лет, он возбудил крайнее негодование не только у чужих, но и у своих собственных родственников, у которых приверженность свободе и общественному благу оказалась сильнее родственных уз. Посему Пьетро Бенеша (Benessa), зять тирана, молодой человек немалого мужества, устроил в своем доме тайное собрание с участием нескольких наиболее влиятельных сенаторов и других нобилей, на котором стал осуждать своего тестя в несправедливом правлении. Когда все присутствующие выразили свое единодушие и готовность следовать его планам по свержению тирании, было решено, что Бенеша, как вызывающий наименьшее подозрение у тирана, возьмет исполнение этого замысла на себя. Поскольку осуществить его в открытую не представлялось возможным, то (вопреки мнению Михайло и Вито Бобальевичей, считавших, что гораздо более достойно лишить тирана жизни руками своих собственных дворян) было принято следующее решение: Бенеша, проживший в свое время несколько лет в Венеции по торговым делам и известный большей части тамошнего нобилитета, отправится туда под предлогом лечения некоего недуга, а заодно и ревизии собственной морской торговли, и тайно обратится с просьбой о помощи к тамошней Синьории, а, чтобы быстрее уговорить венецианцев, предложит им от лица рагузинцев согласие принимать впредь ректора из Венеции. Несмотря на возражения вышеупомянутых Михайло и Вито Бобальевичей — зрелых мужей, рассудительных и умудренных опытом в делах государственного управления, отцов упомянутых троих молодых людей, изгнанных тираном, которые указывали, помимо прочего, на опасность оказаться под иноземным гнетом, говоря, что является великим позором покоряться иноземцам, когда есть возможность достойно избавиться от рабства собственными силами и жить свободными — возобладало мнение большинства, которое сочло указанный путь более прямым и менее опасным.
Бенеша охотно отправился в путь и, изложив перед сенатом свое поручение, добился того, что венецианцы за упомянутое обещанное вознаграждение их усилий и расходов, приняли предложенные условия. По совету того же Бенеши в соответствии с разработанным ранее в Рагузе планом было решено действовать с помощью хитрости и тайных путей. С этой целью на двух галерах с полным вооружением были для вида отправлены два посла, якобы следовавших к константинопольскому императору. Капитанам же было дано приказание делать то, что скажет Бенеша, который на этих же галерах отплыл домой. По прибытии в Рагузу он сообщил своему тестю, что послы по пути хотели бы переговорить с ним о некоторых делах, и попросил устроить для них пир, так как дружба с ними была бы для него полезной и почетной. Дамиано устроил им обед и обильное угощение, приняв их с большой пышностью. Вечером гости вернулись на свои галеры, а на следующее утро послали тирану приглашение ради забавы посетить их корабли и отобедать с ними, а также осмотреть великолепные и роскошные подарки, которые сенат Венеции посылал императору. Тиран, не подозревая об обмане, по настоянию зятя принял приглашение. На пути к галерам послы вышли к нему навстречу и встретили его с большим почетом, но, едва он ступил на борт, капитаны под видом смены стоянки отдали приказ, снявшись с якоря, на веслах отойти от города. Когда галера оказалась на некотором отдалении, тиран был связан и пленен. Оказавшись лишенным и власти и свободы, да еще в плену у иноземцев, он проклял за вероломство зятя и венецианцев и в отчаянии, помня лишь о своем утраченном величии, а не о долге честного христианина, несколько раз столь сильно ударился головой о корму галеры, что тут же отошел в мир иной, чтобы делить трапезы мертвых. Бенеша с галерами вернулся в Рагузу, где заговорщики, узнав о смерти тирана, провозгласили свободу, а народ предал разграблению дворец и имущество тирана. Собравшийся Большой совет по убеждению Бенеши и вопреки желанию упомянутых Бобальевичей, которые открыто выступили против, призывая рагузинских нобилей вновь взять на себя управление государством без иноземного вмешательства или участия, постановил в исполнение данного венецианцам обещания избрать ректором одного из двух лжепослов, а именно Марка Дандоло при условии, что он не будет ничего предпринимать без ведома и дозволения сената. Случилось это, по мнению некоторых, в 1262 году, а по мнению других — в 1215–м.
