– Да-да, – вставил я, – зверинцы зачастую ужасны. Но, боюсь, пройдут столетия, прежде чем ситуация изменится.
– Нет ничего невозможного, – в глазах Казирима загорелся фанатичный блеск. – Мы убедили герцога расстаться с его зверинцем. Вы бы только видели, как эти несчастные животные страдали в своих клетках!
– И вы им помогли? – осторожно спросила Ивона.
– Мы даровали им свободу! Герцог лично выпустил в свой парк всех оленей, ланей, зубра…
– То есть, – вставил я, – ваше внимание распространяется не только на тех, кого вы считаете нежитью?
– По возможности…
– Понятно, – Ивона оставила любезности, и в ее голосе появился такой же металлический оттенок, как и в ее волосах: – Скажите, Казирим, а вас мечом плашмя по голове не били?
– Всякое бывало! – обиженно выпалил Рейнбов.
– Оно и заметно. Кто надоумил вас выпускать бория, да еще и в населенной местности?
– О, я так и думал, что несчастного зверя снова поймают такие, как вы! Он же ручной был…
– И не начинай обвинительную речь, Казирим, – предупредил я. – А то скормлю тебя этой самой собачке. Он нынче голодный – всего одного козла сожрал, и от второго точно не откажется… Ты что, полный кретин?! Ручной же страшнее всего, потому что жратву будет у людей искать, вместо того чтобы самому охотиться.
– Стоп! – резко сказала Ивона. – Борий – это ерунда. Если бы он был тем людоедом, он бы и тебя, Сивер, сожрал, или хотя бы попытался это сделать. Казирим, козья ты…., кто еще был в том зверинце?
– Попрошу не оскорблять! Ну, я не знаю всех тварей, что там были. Куницы какие-то, рысь, а еще урод какой-то – когтистый, двуногий…
– Большой? – настороженно спросила Ивона.
– Раза в два выше меня. Он еще в клетке выл противно…
– И, – Ивона отчетливо разделяла слова паузами, – это тоже выпустили?
– Я не видел. Герцог лишь обещал, что от зверинца избавится…
Я почувствовал, как что-то оборвалось внутри меня. Верлиока, одна из самых гнусных тварей, неведомо как попадающая в наш мир. Злобная и кровожадная, размером с крупного медведя (а то и больше!), проворная, как кошка, плюющаяся ядом на четыре сажени… Что там борий?! Да самый голодный борий – невинный щенок перед взрослой верлиокой! Хорошо еще, что верлиоки вроде бы не размножаются, попав в наш мир…
Мы с Ивоной, уже не обращая внимания на вяканья Казирима, собрались было немедленно пуститься в путь, но вовремя сообразили, что искать верлиоку в здешних заболоченных лесах ночью было бы самоубийством – как для волкодлака, так и для эльфийки, даже если в ее роду были вампиры. Пришлось ждать до утра.
О спокойном и освежающем сне я мог только мечтать этой ночью. Ивона же отправилась вздремнуть с хладнокровием, достойным опытной охотницы. Поэтому утром, когда появился ее «стажер» Игнат, ночевавший на каком-то сеновале, я гораздо больше напоминал потомка вампира, чем Ивона.
Ив, заметив мои красные глаза, осуждающе покачала головой.
– Стареешь, Сивер. Сам же всегда призываешь сохранять душевное равновесие.
– Я всего-то на пять лет тебя старше, – отозвался я. – Просто устал что-то в последнее время. И вообще, ты когда-нибудь живую верлиоку видела? То-то. Ты бы лучше взбодрила меня чем-нибудь – волшебница все-таки.
Ивона хмыкнула, а затем звонко щелкнула пальцами.
Ощущение было такое, словно меня сунули головой в бочку с ледяной водой и не отпускали, пока я не начал захлебываться. В голове прояснилось, из глаз пропала резь, зевать расхотелось.
– Спасибо, Ив, – прохрипел я, все еще до конца не отдышавшись. – Но больше так не делай…
Игнат фыркнул, Охотница хотела что-то ответить, но ее перебили вопли, раздавшиеся с дальнего конца села:
– О-о-ой! Убили, убили, убили!..
– И съели, – мрачно сказала девушка. – Пойдем-ка туда.
Картинка была – загляденье, не во всяком ночном кошмаре такое увидишь. Тварь подловила двоих мужиков, вероятно возвращавшихся поздно вечером из кабака или из гостей. Теперь то, что осталось от этих припозднившихся пьяниц, было разбросано в радиусе добрых пяти саженей, а частично размазано по стене ближайшей избы. Стена тоже пострадала – на ней красовались борозды от огромных когтей, единым взмахом выдравших из бревен длинные щепы. Ивона, стараясь не смотреть на кровавые ошметки, прикинула рост верлиоки.
– Взрослая, – сказала она, – локтей семь ростом.
– Вижу, – отозвался я. – Пойдем отсюда, здесь нам делать нечего. Когда добудем башку этой бестии (если добудем, конечно), тогда и с селянами побеседуем.
– Так, Игнат, – Ивона строго посмотрела на паренька, явно собиравшегося присоединиться к нам. – Остаешься здесь.
– Но… – Игнат, вероятно, не ожидал подобного подвоха.
– И никаких «но»! Я отвечаю за тебя, и я тебе приказываю остаться здесь, желательно – в доме и желательно – в прочном. Если я не вернусь до темноты, значит… вообще не вернусь. И тогда ты попробуешь растолковать селянам, что здесь происходит. А идти за нами – и думать не моги!
– Игнат, – сказал я, – ты просто не представляешь, что нас там может ждать.
– Представляю, – мрачно отозвался Игнат показывая рукой на следы ночной гулянки верлиоки.
– А раз представляешь – оставайся и жди А вот ты, – увидев среди зевак знакомую фигуру, я изловил Казирима за шиворот, – как раз пойдешь с нами. И не отнекивайся, это воспитательная миссия. Если верлиока не заставит тебя поумнеть, то, по крайней мере, она тебя съест.
Рейнбов что-то сдавленно пискнул, но стоявшие у меня перед глазами кровавые ошметки, еще совсем недавно бывшие людьми, полностью отбили у меня жалость к этому защитнику нежити. Я почти волоком потащил Казирима вслед за удалявшейся Ивоной, провожаемый озадаченными взглядами селян.
Следы верлиоки тянулись через кустарники к влажному редколесью.
– Нет, – Ивона говорила скорее сама с собой, нежели обращаясь ко мне, – эта бестия вряд ли ушла далеко. Она сыта и будет отлеживаться где-нибудь в лесочке, пока не проголодается. От такой кормушки, как эта деревенька, она не отстанет!
Леший его знает, что едят верлиоки в своем мире, но, попадая в наш, они охотятся почти исключительно за людьми. Если учесть силу, ловкость и кровожадность этих тварей, то становится понятно, почему мало кто мог бы рассказать об их образе жизни.
– И как герцог умудрился заполучить эту тварь? – поинтересовался я.
– Он, кажется, говорил – еще детенышем, – неожиданно подал голос Казирим. – А потом, когда выросла, держал в специальной клетке. С толстыми коваными решетками.
– Идиот он, ваш герцог! – выругалась Охотница. – Верлиоку в лес выпустил! Кретин…
– Может, – предположил я, – он просто не знал, что это верлиока? С ними люди ведь нечасто встречаются. Ну а те, кто встречается, редко могут описать потом свои впечатления…
Трудно сказать, хорошо ли тварь насытилась, поужинав двумя деревенскими пьяницами, но, судя по всему, сон к ней не шел. Зато шли мы, вполне пригодные для ее плотного завтрака. Слава богам, планам верлиоки не суждено было сбыться и нарушила их виверна.
Крылатого ящера я заметил краем глаза уже довольно давно, да и Ивона наверняка за ним следила. И вдруг летун, мгновением раньше беззаботно паривший в небе, скользнул вниз и с криком пронесся над кустами шагах в сорока впереди нас.
Ивона мигом пригнулась к земле, я сделал то же самое, резко потянув за собой Казирима, который от неожиданности оступился и растянулся в траве. Верлиока, осознавшая, что засада обнаружена, взметнулась во весь рост, злобно и пронзительно завизжав вслед виверне.
Чуть приподнявшись, я разглядывал верлиоку из-за куста, одновременно взводя арбалет. Тварь была не меньше семи локтей ростом, ее жилистое тело покрывали лохмы серой с просинью шерсти; морда короткая, почти без носа, с красными, горящими яростью глазами и широкой пастью, в которой торчали ряды узких и острых зубов. Пасть распахнулась, капая слюной, из нее вынырнул черный извивающийся язык. Верлиока вновь заорала – так, что захотелось зажать уши ладонями (Казирим именно это и сделал, мне же мешал арбалет), и повернулась к нам. Я прицелился. Черт, никогда не задавался вопросом о «топографии» жизненно важных органов у верлиоки.
