— Я найду вам стоящее занятие, — внушал он Валентину. — Я вас поддержу. Можно подобрать для вас с полдюжины подходящих мест. Познакомитесь с живым делом. Конечно, поначалу к такой жизни надо привыкнуть, но вы быстро войдете во вкус, а спустя полгода после того, как провернете одно-два дела самостоятельно, вам все это понравится. И потом, вам же приятно будет жить рядом с сестрой. И ей это будет приятно. Да, Валентин, — и Ньюмен в дружеском порыве сжал локоть своему приятелю, — думаю, я уже вижу, как вас внедрить. Помалкивайте, и я введу вас, куда надо.

Ньюмен еще некоторое время рассуждал на полюбившуюся ему тему. Друзья прогуливались по коридорам с четверть часа. Валентин слушал и задавал вопросы, от naivité [123]которых Ньюмен иногда громко хохотал, уж больно несведущ был его будущий шурин в том, как делают деньги, даже на самом примитивном уровне. Сам Валентин тоже усмехался, то заинтересованно, то иронично. И все-таки он был серьезен — легенда об Эльдорадо в прозаическом изложении Ньюмена увлекла его. Правда, при этом он прекрасно понимал, что, как бы смело и необычно ни выглядело его «внедрение» в американскую коммерцию, какие бы приятнейшие последствия оно ни сулило, вряд ли он сумеет осуществить задуманное. И потому, когда звонок возвестил окончание антракта, в его возгласе, сопровождаемом всегдашней обаятельной улыбкой, прозвучала насмешка над самим собой:

— Ну что ж! Решено! Пристраивайте меня к делу! Учите меня! Отдаюсь в ваши руки. Бросьте меня в котел, и я выйду из него покрытый золотом.

Они вошли в коридор, огибавший ложи бенуара, и Валентин, остановившись возле двери в темную маленькую ложу, в которой обосновалась мадемуазель Ноэми, нажал на ручку.

— Что такое? Уж не собираетесь ли вы туда вернуться? — удивился Ньюмен.

— Mon Dieu, oui! [124]— ответил Валентин.

— Больше вам негде сесть?

— Нет, почему же, у меня кресло в партере.

— Вот там и сядьте.

— Конечно, я увижу ее и оттуда, — вполне серьезно согласился Валентин, — а сегодня она хороша, есть на что посмотреть. Но, — через секунду добавил он, — у меня есть веские причины остаться здесь.

— Ну нет, — сказал Ньюмен. — Я отказываюсь вас понимать. Вы просто потеряли голову.

— Ничего подобного. Дело вот в чем: в ложе находится молодой человек, которому я досажу тем, что вернусь. А мне охота ему досадить.

— И напрасно, — ответил Ньюмен. — Не лучше ли предоставить этого малого самому себе?

— Нет, он подал мне повод. Ложа не его — Ноэми сидела в ней одна. Я зашел к ней поговорить, и она попросила меня сходить в гардероб и принести ей веер, который она забыла в кармане пальто, унесенном ouvreuse. [125]А пока я ходил, явился этот месье и уселся в мое кресло. Мое возвращение его разгневало, и он имел наглость не скрывать свой гнев. Еще чуть-чуть — и его поведение перешло бы границу дозволенного. Не знаю, кто он, какой-то прощелыга. Диву даюсь, где она таких подбирает. Он, несомненно, под хмельком, но отдает себе отчет в том, что делает. Только что, во время второго акта, он опять повел себя нагло. Я зайду сюда минут на десять, — этого вполне достаточно, чтобы он проявил себя во всей красе, если ему заблагорассудится. Не могу же я позволить этому нахалу полагать, будто он выжил меня из ложи.

— Дорогой мой! — увещевающе произнес Ньюмен. — Зачем вам эти детские игры! Я надеюсь, вы не станете затевать ссору из-за девицы такого пошиба?

— Эта девица тут никакой роли не играет, да и никаких ссор я не собираюсь затевать. Я не задира и не дуэлянт. Просто я, как джентльмен, обязан сделать этот жест.

— Черт бы побрал ваши жесты! — воскликнул Ньюмен. — В том-то и беда со всеми вами, французами, — вы вечно обязаны делать какие-то жесты. Что ж! — добавил он. — Только не задерживайтесь там. А то, если вы увлечетесь жестами, придется отправить вас в Америку первым.

— Согласен, — ответил Валентин. — Когда вам угодно. Но если я уеду в Америку, у этого джентльмена не должно быть оснований считать, будто я спасаюсь от него бегством.

На этом они расстались.

В конце акта Ньюмен убедился, что Валентин все еще находится в ложе. Он снова прошел в коридор, надеясь встретить графа, а когда до ложи мадемуазель Ниош оставалось несколько шагов, увидел, что тот выходит из нее в сопровождении молодого человека, который составлял компанию прекрасной обитательнице ложи. Оба джентльмена с явной поспешностью уединились в отдаленном углу вестибюля и, остановившись, судя по всему, начали серьезный разговор. Держались они совершенно спокойно, но незнакомец раскраснелся и то и дело очень выразительно вытирал лицо платком. К этому времени Ньюмен поравнялся с ложей, дверь была приоткрыта, и, заглянув в нее, он увидел в глубине розовое платье. Не теряя времени, он вошел. Мадемуазель Ниош живо обернулась и приветствовала его радостной улыбкой.

— Ага, наконец-то вы решились заглянуть ко мне! — воскликнула она. — Вы, очевидно, не хотите разбрасываться любезностями. Ну что ж, момент выбран самый подходящий. Садитесь, пожалуйста. — На щеках Ноэми играл очень идущий ей легкий румянец, глаза заметно блестели. Можно было подумать, что она получила какое-то приятное известие.

— Здесь что-то произошло? — не садясь, спросил Ньюмен.

— Сейчас самый удобный момент меня навестить, — повторила она. — Двое джентльменов — один из них месье де Беллегард, удовольствием познакомиться с которым я обязана вам, — обменялись любезностями из-за вашей покорной слуги. И должна сказать, очень дерзкими любезностями. Придется им теперь скрестить шпаги, без этого не обойтись. Подумайте только, дуэль! Вот я и прославлюсь, — и мадемуазель Ниош захлопала в ладоши. — C’est ça qui pose une femme! [126]

— Уж не хотите ли вы сказать, что Беллегард будет драться из-за вас? — с возмущением воскликнул Ньюмен.

— Вот именно, — и она посмотрела на него с вызывающей улыбкой. — Ах, где же ваша галантность? И если вы помешаете им, я затаю на вас обиду и жестоко отплачу.

Ньюмен в сердцах выругался: его гнев вылился в односложное «О!», которое он сопроводил неким географическим или, точнее, теологическим понятием из четырех букв, [127]но мы предпочтем не приводить его на этих страницах. Не заботясь более о впечатлении, которое он произвел на особу в розовом платье, Ньюмен круто повернулся и вышел из ложи. В коридоре он столкнулся с шедшими ему навстречу Валентином и его собеседником. Последний прятал в карман жилета визитную карточку. Ревнивый почитатель мадемуазель Ниош был высоким крепким молодцом с мясистым носом и голубыми глазами навыкат; в его физиономии чувствовалось что-то тевтонское, а грудь украшала массивная цепочка от часов. Когда они подошли ко входу в ложу, Валентин подчеркнуто поклонился, предлагая своему сопернику пройти первым. Ньюмен дотронулся до локтя графа, давая понять, что хотел бы с ним поговорить. Беллегард ответил, что присоединится к нему через минуту. Он прошел в ложу вслед за краснолицым здоровяком, но спустя несколько минут вернулся в коридор, широко улыбаясь.

— Она невероятно польщена, — сообщил он. — Говорит, что мы устроим ее судьбу. Не хочу заниматься пророчествами, но вполне возможно, так и будет.

— Значит, вы собираетесь драться? — воскликнул Ньюмен.

— Дорогой мой, не смотрите на меня с таким отвращением. Решал не я. Обо всем уже договорено.

— Я вас предупреждал, — простонал Ньюмен.

— А я предупредил его, — улыбнулся в ответ Валентин.

— Чем он вам досадил?

— Неважно, мой друг. Он употребил некое выражение, я к нему придрался.

— Но я настаиваю! Вы должны мне рассказать! Как ваш зять, как старший, я не могу допустить, чтобы вы действовали очертя голову из-за какой-то ерунды.