— Быть может, он скоро скажет это не только обо мне! — воскликнул Валентин.

— Вам нужно познакомиться с другим моим сыном, — сказала мадам де Беллегард. — Он не в пример лучше. Правда, он вряд ли вас позабавит.

— Не знаю, не знаю, — промурлыкал Валентин задумчиво. — Впрочем, скоро увидим. А вот как раз и monsieur mon frère. [79]

И точно, дверь распахнулась, и в комнату вступил еще один джентльмен. Ньюмен вспомнил его лицо. Это из-за него наш герой потерпел неудачу, когда в первый раз собрался предстать перед мадам де Сентре. Валентин де Беллегард пошел навстречу брату, поглядел на него и, взяв за руку, подвел к Ньюмену.

— Вот мой американский друг мистер Ньюмен, — сказал он очень ласково. — Познакомься с ним, брат.

— Очень рад познакомиться с вами, мистер Ньюмен, — ответил маркиз, отвешивая легкий поклон, но не подавая Ньюмену руки.

«Вылитый портрет старой леди», — подумал Ньюмен, отвечая на приветствие месье де Беллегарда. И пустился развивать эту мысль дальше — покойный маркиз, наверно, был милейшим французом, склонным относиться к жизни легко, хотя иметь своей супругой эту маленькую надутую даму у камина ему, надо думать, было несладко. Однако если от жены он видел мало хорошего, то двое младших детей пошли в него и радовали его сердце, а вот старший, тот, видно, всегда держал сторону матери.

— Брат рассказывал о вас, — заговорил месье де Беллегард, — а поскольку вы бываете у моей сестры, нам самое время познакомиться, — он повернулся к матери, галантно склонился над ее рукой и прикоснулся к ней губами, после чего занял место у камина. Длинным худым лицом, орлиным носом и непроницаемым взглядом маленьких глаз он скорее напоминал англичанина. Усы были светлые, блестящие, а посреди внушительного подбородка красовалась глубокая ямка, несомненно, британского происхождения. Высокий и прямой, он до самых кончиков своих полированных ногтей был исполнен значительности, и от всех его движений веяло благородством и величием. Ньюмену еще не приходилось встречать человека, который довел бы до такого совершенства искусство относиться к самому себе столь серьезно, и ему невольно захотелось отступить на шаг, как это бывает, когда рассматриваешь фасад монументального здания.

— Урбан, — воззвала к мужу молодая мадам де Беллегард, которая, как видно, ждала его, чтобы он проводил ее на бал, — хочу обратить ваше внимание на то, что я уже одета.

— Вот-вот! Очень вовремя, — пробормотал Валентин.

— Я к вашим услугам, дорогая, — ответил месье де Беллегард. — Только сначала позвольте мне получить удовольствие от небольшой беседы с мистером Ньюменом.

— О, вы собираетесь в гости? Не смею вас задерживать, — возразил Ньюмен. — Уверен, вскоре мы снова встретимся. Разумеется, если вы желаете поговорить со мной, я буду рад назначить время, — ему не терпелось дать понять, что он готов ответить на все вопросы и выполнить все требования.

Месье де Беллегард утвердился в своей позиции у камина, тщательно ухоженной белой рукой он поглаживал светлый ус и искоса посматривал на Ньюмена, причем обращенный на гостя прощупывающий взгляд сопровождался довольно неопределенной улыбкой.

— Очень любезно с вашей стороны, — заметил он. — Если не ошибаюсь, по роду ваших занятий время для вас дорого. Вы ведь… э… э… dans les affaires, [80]как у нас говорят.

— Вы имеете в виду, занимаюсь делами? Да нет, сейчас я все дела забросил. Лоботрясничаю — так говорят у нас. Времени у меня сколько угодно.

— Ах, значит, у вас сейчас каникулы? — подхватил месье де Беллегард. — Лоботрясничаете… Да, я слышал это выражение.

— Мистер Ньюмен — американец, — вставила мадам де Беллегард.

— Мой брат — великий этнолог, — заметил Валентин.

— Этнолог? — оживился Ньюмен. — Значит, вы коллекционируете негритянские черепа и все такое?

Маркиз строго посмотрел на брата и стал разглаживать другой ус. Потом повернулся к Ньюмену и спросил со сдержанной вежливостью:

— Так вы путешествуете ради собственного удовольствия?

— Да. Разъезжаю, разглядываю, что попадется на глаза. Удовольствие, конечно, большое.

— А что именно вас интересует? — допытывался маркиз.

— Да меня, знаете ли, все интересует, — ответил Ньюмен. — Не то чтобы что-то определенное. Больше всего, пожалуй, промышленность.

— Промышленность — область ваших особых интересов?

— Да я бы не сказал, что у меня есть особая область. Мой интерес состоял в том, чтобы сколотить как можно более значительное состояние в как можно более короткое время. — Это заявление Ньюмен сделал намеренно, он хотел, если уж необходимо, с его помощью проложить путь к обсуждению его средств.

Месье де Беллегард издал довольный смешок.

— Надеюсь, вы преуспели, — сказал он.

— Да, я нажил состояние за весьма короткое время. И до старости мне, право, еще далеко.

— Париж — прекрасное место, чтобы потратить состояние. Желаю вам полностью насладиться этим занятием, — и месье де Беллегард достал из кармана перчатки и принялся их натягивать.

Некоторое время Ньюмен наблюдал, как маркиз облекает белой лайкой свои белые руки, и мысли его приняли вдруг новый оборот. Он подумал, что, хотя добрые пожелания месье де Беллегарда напоминают снежные хлопья, медленно и бесшумно падающие с белоснежных вершин его величавого спокойствия, его, Ньюмена, они не задевают. У Ньюмена не возникало чувства, что ему покровительствуют; он не испытывал потребности внести диссонанс в столь благородную гармонию. Тем не менее он вдруг ощутил, что лицом к лицу столкнулся с силами, которым, как предупреждал его Валентин, ему придется противостоять, и силы эти весьма грозные. Ему захотелось в ответ тоже продемонстрировать себя, распрямиться во весь рост, заговорить в полный голос. Следует добавить, что, хотя это желание родилось не от раздражения или от обиды, оно, однако, не было свободно от известного злорадства. Ньюмен представлял себе, что может за этим последовать, и был вполне готов — окажись вдруг, что его слова смущают хозяев, — пустить в ход свою добродушную улыбку, он был далек от мысли их шокировать.

— Париж — прекрасное место для людей праздных, — начал он. — В нем чудесно живется тем, кто поселился здесь давным-давно, окружен множеством родных и знакомых; в нем хорошо жить, обзаведясь таким большим и удобным домом, как ваш, и уютно расположившись в нем с женой, детьми, матерью и сестрой — всем места хватает. Я, правда, не люблю, когда приходится жить дверь в дверь с другими. Однако моя беда в том, что я не умею быть праздным и сколько ни пытаюсь, ничего не получается. Мне это не по нутру. Привычка заниматься делами въелась мне в плоть и кровь. Кроме того, у меня нет своего дома, не говоря уже о семье. Мои сестры живут за пять тысяч миль от меня, мать умерла, когда я был подростком, и жены у меня нет. А я, знаете ли, мечтаю о жене! Я как-то не очень знаю, что с собой делать. Я не слишком люблю читать, не то что вы, сэр, я устал ходить на званые обеды и проводить вечера в опере. Мне очень не хватает здесь привычного делового образа жизни. Знаете, я начал зарабатывать себе на жизнь чуть ли не с пеленок и всего полгода назад трудился не разгибая спины. Изящная праздность дается мне нелегко.

Эта речь была встречена глубоким молчанием хозяев дома, которое продолжалось несколько минут. Валентин, заложив руки в карманы, пристально всматривался в Ньюмена, а потом медленно, каким-то скользящим шагом незаметно вышел из комнаты; маркиз, благосклонно улыбаясь, продолжал натягивать перчатки.

— Вы начали зарабатывать совсем ребенком? — спросила маркиза.

— Почти что так — мальчишкой.

— Вот вы сказали, что не любите книги, — проговорил месье де Беллегард, — но не надо расстраиваться: вас оправдывает то, что ваше ученье прервалось рано.

— Вот именно. Мне пришлось бросить школу, едва мне стукнуло десять. Тогда мне казалось, что это — наилучший путь к познанию жизни. Правда, кое-что я почерпнул потом, — поспешил заверить маркиза Ньюмен.